Из века в век - Тамара Шаркова

Расстроенная Светлана Ивановна увела Виталика в дом, туда же отправилась и Татьяна. Мне ничего не оставалось, как пойти в нашу хижину, улечься на кровати и ожидать Стояна. От жары меня разморило, и я даже вздремнул.

Разбудил меня голос Светланы Ивановны, отчетливо слышный за фанерной стенкой. Судя по звукам, она собирала в ведро груши с трех самых ценных деревьев, которые росли на маленьком помидорном плацдарме за кухней.

— Стоян Борисович, шо я вам могу сказать. Сами же знаете, как я переживала за Таню. А он и ласковый такой, и преданный, и работящий. Вася ж очень изменился. Работы нет, он нервничает. Ну, выпьет лишнего. Димка тоже. Из-за Надежды. Представьте, оставила детей, живет в городе, как кукушка. Говорит, ждет вызова на биржу. А там, кто его знает. Так вот, что я хочу сказать. Мужики сети поставят, выломают и все. А огород? А курей же сколько, виноградник. Бычка ж держали. Если бы не Илья, я б уже ноги протянула. А Илья как? Все спят, а он сорняки дергает. И детей любит. Если что — за Викой приглядит лучше Надежды: и покормит, и спать уложит.

Ну, вот эти срывы у него, я и хочу спросить, чи скажется ли это на ребёнке?

— Сколько ему?

— Та двадцать три.

— Родителей знаете?

— Да нет их у него. Мать умерла, когда он был как Вика. Отец на шахте работал, каждый год новую мачеху приводил. А потом что-то там случилось, покалечился он на работе, и не спасли в больнице. Илья со старшей сестрой жил. Очень хорошая женщина, и ребенок у нее — девочка.

Илья в армии был, механиком при аэродроме, но списали его досрочно. Язву у него нашли.

Говорили из-за нервов. Так что вы скажите, Стоян Борисович, как врач.

— Да ничего. С возрастом пройдет.

— А новорожденное?

— А "новорожденное" будет здоровое и счастливое. В предложенной ему ситуации разумное дитя выбрало себе самую лучшую маму и самую надежную бабушку.

— Ой, ну вы и скажете, Стоян Борисович.

— Когда автобус, Светлана Ивановна?

— Через два часа. Мы ж как раз собирались с Татьяной в женскую консультацию. А теперь вот и Виталик…

А вы, может, еще искупаться в море успеете? Так неприятно получилось…

— Да не переживайте, Светлана Ивановна! Получилось так, как надо!

Спустя несколько минут взлохмаченная голова Стояна показалась в дверном проеме.

— А… ты здесь… Сумку мою не разбирал?

— Не успел. А у тебя там не найдется шоколадки какой-нибудь для этой девочки — "Викторины"?

— Найдется, найдется.

Стоян раскрыл сумку и достал пакет.

— Держи! Коробки — для Светланы Ивановны и Тани, а шоколадки — детям.

— Да, вот еще рубашка отца ко мне затесалась — сунь в свой рюкзак.

— Может, сходим на море?

— Нет. Не будем суетиться.

А ты вот что, сынок, я останусь с Виталиком, сколько надо будет, а потом смотаюсь в Приморск. Если захочешь — возвращайся в город.

— Нет!!!

— Тогда… так. Дядя Дима по пустякам доставать тебя не будет, но если что-нибудь попросит или запретит — выполняй немедленно. И в море — только до второго меляка и если рядом будут взрослые. Обещай!

— Ладно, Стойко, ты не волнуйся за меня.

— Да, и еще… парень этот… Илья. Если не будешь падать в обморок при каждом удобном случае и вспоминать о своей голубой профессорской крови — все будет в порядке.

Виталик обедать не стал. Вика — Викторина привела меня в дом, где он, уже одетый в новые джинсы и футболку, лежал на кровати перед одним из трех телевизоров. Вообще в трех смежных комнатах стояло семь кроватей и так хитро, чтобы телевизор можно было смотреть с любой из них.

— Щас ваши про "Курск" расскажут. У нас здесь, что хочешь и что не хочешь поймать можно — сигнал через море идет. А в городе — "Киев" и то с помехами. На Косе все за ребят переживают. Тут же все рыбаки да моряки. Батя во Владивостоке четыре года служил, дед — в Севастополе.

Пришел дядя Дима, присел рядом:

— Что нового?

— Та ничего. Аппарат спасательный течением сносит. Про стук уже не говорят.

— А про помощь от норвегов?

— Вроде согласились.

— Не прошло и года… Адмиралам по пластиковому мешку на башку, так сразу б зашевелились. Людям же дышать уже нечем.

Ну, ладно, Виталя! Так ты ж смотри — все делай так, как врачи скажут. А я послезавтра подскочу. Болит рука?

— Та не очень.

— Ну, точно, это кровь меняется. Один к одному, как у меня.

Подхватился с раздраженно скрипнувшей кровати и вышел, шлепая босыми ногами.

— Юр! Ты если захочешь, попроси Илью, он для тебя мои сети на таранку и селяву поставит. Там за кухней корзина — возле велосипеда. Все уже "разобрано": и клячики, и якорь, и коловые веревки с сеткой, и грузики с поплавками.

Мне Илья все лето помогал. Я вечером ставил, а ночью выламывал. Заработал на брюки, кроссовки и еще ботинки купил за 80 гривень.

Сегодня Грэга задул, может, пойдет рыба. Эх, и неудачно же ты приехал.

Я засмеялся:

— Эх, и неудачно же ты заболел.

До остановки автобуса шли гуськом. Впереди выступала Татьяна в чем-то воздушном развивающемся на ветру, как парус у яхты.

За ней с обожанием в сияющих глазах, как бы даже над землей "плыл" Илья, ну и остальные шагали в затылок друг другу.

Даже "Викторина", которую, к моему ужасу, решено было оставить на Косе. Пока ждали автобус, Светлана Ивановна давала последние наставления Василию Ивановичу.

— Вася, ты ж смотри за детЯми. За Вику я особо не беспокоюсь, но Юра ж стеснительный. А вы глаза зальете…

— Ну, мать, ну, ты чего? Мы их с Виталей женить скоро будем, а ты заквохтала.

— «Заквохтала»! Вот одного жениха уже везем в больницу!

Тут показался автобус, и инструктаж прервался.

Вечером все занимались своими делами. И даже Вика-Викторина убежала через дорогу играть в песочные куличи с подружкой.

Я и рад и не рад был своей свободе. Да еще вспомнил, как Стоян смотрел, припав к стеклу, будто уходил в далекое плавание, и это отнюдь не прибавляло мне бодрости.

Обошел огород, сад, вспомнил, где что было раньше. Нашел в зарослях крапивы старые качели. Столбы и железные палки были целы, а доска пропала.

Виноградник зарос сорняками. Кусты были низкие с какими-то ржавыми листьями и виноградными кистями, похожими на инвалидные культи. В той части дома, где жила бабушка Киля, разобрали печь, и комната