Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина

Ее спас зуммер будильника на смартфоне, который она выставила на определенное время, предположив, что они могут увлечься беседой. Да уж, беседой они однозначно увлеклись, с некоторым даже перебором.

– Я не знаю, что тебе сказать, – отключив будильник, старательно подбирая слова, ответила Клавдия. – По большому счету я не имею никакой возможности принять твое предложение: у меня плотный график, пациенты и масса других обязательств.

– Полетели, – произнес Матвей без всякого нажима и какого-либо читающегося в интонации контекста, не отпуская взгляда Клавдии. – Тебе понравится.

– Мне надо возвращаться на работу. У меня следующий пациент, – закончила их странный разговор Клавдия, не дав никакого ответа на его предложение.

Они больше вообще практически не разговаривали, кроме короткого препирательства по поводу оплаты обеда: Клавдия вскинулась платить за себя, а Ладожский просто молча на нее посмотрел таким красноречивым взглядом, что она пожала плечиками, мол, ну и ладно, плати, если хочешь, предпочтя не вступать с ним в споры о женской самостоятельности. И потом за всю обратную дорогу, пока Матвей вез Клавдию в ее клинику, они не произнесли ни слова. Даже не удивляясь тому, что это затянувшееся молчание нисколько не тяготило обоих, хоть в этот раз между ними и висело сделанное Матвеем предложение и недоумение Клавдии, вызванное этим самым предложением.

– Двадцать четыре часа?! – эмоционально, с наигранно форсированным негодованием воскликнула Клава, когда Ладожский ответил на ее звонок через сутки после сделанного им предложения.

Клавдия промучилась эти сутки, изводя себя бесконечными вопросами. Перво-наперво основным: лететь или отказаться и даже не обдумывать предложение господина Ладожского? И следующими не менее важными: «А на самом деле, что он подразумевает, приглашая меня составить ему компанию? Что, реально вот только пообщаться? Исповедаться, так сказать, друг перед другом о прожитом? А на фига? Чтобы в дальнейшем крепко сдружиться?»

И хмыкала, иронизируя над собой: «Ага, одного друга-мужчины мне маловато будет, заведу-ка я себе еще одного».

– Клава! – громко окликнула внучку бабушка, войдя в кухню.

– А? Что? – выскочила из захвативших ее раздумий Клава.

– Ты стоишь с лопаткой в руках, – ровным, спокойным тоном пояснила Софья Михайловна, – замерев над сковородой с котлетами, которые благополучно горят.

– О-о-о, черт! – выругалась Клавдия, подхватывая сковороду с конфорки и отставляя ту в сторону.

– Что-то подсказывает мне, – садясь за стол, тем же тоном заметила Софья Михайловна, – что вряд ли столь глубокая задумчивость вызвана размышлением о ходе лечения твоего очередного сложного пациента.

– Это ж-ж-ж неспроста! – ответила Клавдия, процитировав известного персонажа. Перевернула котлеты на сковороде и, усмехнувшись, выдвинула предположение о наведших бабулю на такие выводы причинах: – Может, опыт? – И уточнила: – Это я про подсказчика.

– И он, – медленно кивнула бабуля, соглашаясь с этой версией и дополняя ее, – и присущая мне наблюдательность. – И спросила напрямую: – Так в какие увлекательные мысли ты настолько глубоко погрузилась?

Клавдия ответила не сразу. Порассматривала придирчивым взглядом котлеты, нашла, что они вполне пригодны к употреблению и не настолько уж прямо и подгорели, чтобы их выбрасывать, – так, чуть-чуть более темной корочкой взялись. Поставила сковороду снова на огонь и только после этого повернулась к бабушке и призналась о предмете своей задумчивости:

– Матвей Андреевич Ладожский предложил мне составить ему компанию и послезавтра полететь вместе с ним в страну Монголию на два дня.

– Понятно, – не выказала яркой эмоциональной реакции на заявление внучки Софья Михайловна. – И, насколько я понимаю, теперь ты мучаешься вопросом, соглашаться тебе или нет, и что он подразумевал, и какую конкретную цель преследует, приглашая тебя. Я правильно трактую?

– Правильно ты трактуешь, – подтвердила Клавдия слегка ворчливо, кивнула и добавила: – Как всегда.

– Просто я хорошо тебя знаю, – усмехнулась бабуля и поинтересовалась: – Так и к каким выводам ты пришла и что решила?

– Да что я могу решить! – с досадой произнесла Клава.

– Котлеты, – напомнила бабуля, одним словом, произнесенным с ровной интонацией, остужая эмоциональный всплеск негодования внучки.

Снова подхватив сковороду с плиты, Клава выключила газ под конфоркой и переставила ее на соседнюю.

– Я его совершенно не знаю, – резко развернувшись от плиты к бабушке, начала озвучивать свои сомнения Клавдия. – Мы виделись, можно сказать, полтора раза. И вот ответь мне, булечка, для чего мужчина приглашает девушку слетать с ним куда-то там за границу? Поболтать? Наладить дружеские отношения?

– Даже если он надеется на вашу близость, – подумав, поделилась своим мнением Софья Михайловна, – то я абсолютно уверена, что, не получив твоего настоящего, встречного желания, которое возможно трактовать только однозначно, Матвей не станет настаивать на интимных отношениях, оставив ваше общение на той самой дружеской волне. – И добавила: – Мужчина обязан желать и стремиться к близости с женщиной, которая его зажгла, которая ему интересна и притягательна, иначе это уже не мужчина, а черт знает что такое. Ты лучше подумай вот над чем: что бы ты чувствовала, если бы он не хотел близости с тобой? Если бы на самом деле он сделал такой широкий дружеский жест только в память и благодарность за прошлое.

– Этот «дружеский жест» до фига стоит, посмотрела я цены на авиабилеты в Монголию, – возразила с сарказмом Клавдия и вздохнула тягостно, словно сдуваясь: – Да и не о чем говорить и решать тут нечего: у меня клиенты в клинике и госпитале и плотный график, без единого окна.

– Подождут, – отрезала категорично бабуля. – Ничего, не смертельно больные, и тебе их не оперировать, спасая жизнь. Переживут как-нибудь. Перенесешь прием, раскидаешь по неделе, к тому же у тебя два выходных, аккурат попадающие на эти дни.

– Ох, бабуля, – снова вздохнула протяжно Клавдия.

– Клава, – очень серьезным, наставническим тоном произнесла Софья Михайловна, – для молодой женщины тридцати пяти лет ты слишком правильная. Молодость пролетает мгновенно, а потом долгие годы старости ты каждый день недоумеваешь, как она настолько стремительно промелькнула, а ты столько не сделала, не попробовала, не испытала и пропустила, отложив на потом из-за вечной житейской суеты. Нельзя только работать и учиться, жизнь не любит, когда игнорируют какую-то ее важную составляющую часть. Ты обязана и имеешь полное право хотя бы иногда вытворить какое-нибудь сумасбродство, выскочить из привычной, рутинной обыденности. Даже если потом разочаруешься или ошибешься, то хоть взбрыкнешь и проживешь яркие, наполненные чувствами, эмоциями и ожиданиями моменты. – И завершила свое наставление, безапелляционным утверждением-приказом: – Лети. И будь что будет, потом разберемся.

«Значит, решилась!» – понял Матвей, чувствуя, как напряженность, которая, оказывается, с того самого момента, как он сделал предложение Клавдии, сковала что-то у него внутри, вдруг отпустила, разжала тиски от этого ее форсированно наигранного возмущения. И теплая, приятная волна какой-то светлой, искристой радости прокатилась по