Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

ЦАПЛИН. А ты не помалкиваешь. Но жить хочешь, я же знаю. Из этого вывод — ничего не было.

ГАЧИН. Считай, что так. (Ольге.) Пшла прочь, стерва! Я и пальцем до тебя не дотронусь!

ОЛЬГА. Ну смотри у меня, гад! Если на тебя кирпич случайно упадет — не удивляйся! Проваливай, сволочь! Уходи! (Топочет ногами. Убегает.)

Пауза.

ЛУКОЯРОВ. Послушай, Саша…

ГАЧИН. Слушаю, Дмитрий Сергеевич.

ЛУКОЯРОВ. Ты большой фантазер, я это понял. Ты сейчас ничего больше не говори, скажи только одно слово: да или нет? Понимаешь? Да или нет. И смотри при этом на меня.

ГАЧИН. Да.

ЦАПЛИН. Вы врете! Вы оба врете! Или один кто-то врет. Так не бывает! Вы слишком разные! Если с ним (на Лукоярова) — я пойму! Если с тобой — тоже пойму. Но чтобы вчера с ним, а сегодня с тобой — не верю!

ГАЧИН. Спроси ее сам.

ЦАПЛИН. Спроси сам! У вас одно и то же: спроси сам! Ясно же, что она не скажет! Хотя… Бывает всякое. Нет! Вы как раз и рассчитываете на то, что я не спрошу! Вы рассчитываете на мое благородство. Она ведь вам пригрозила, что вас убьют, если проболтаетесь. Поэтому вы рассчитываете, что я не захочу подставить вас под удар! Но я не такой уж благородный, к вашему сведению! Или… Или все-таки врете — и поэтому ничего не боитесь, она просто посмеется надо мной, вот и все — и пусть! Пусть смеется! Ольга Евгеньевна! Ольга Евгеньевна, можно вас? Ольга Евгеньевна!

ЛУКОЯРОВ. Откуда он ее отчество знает?

Гачин пожимает плечами.

Появляется Ольга.

ЦАПЛИН. Ольга Евгеньевна, не правда ли, я смешной человек? И вопросы у меня смешные. Я дурачок. Я Иванушка-дурачок, как говорил вам мой друг Саша. Он ведь говорил вам, что я Иванушка дурачок? Архетип!

ОЛЬГА. Он мне про вас вообще не говорил.

ЦАПЛИН. Конечно, это я так… А на эту работу вы нас наняли? Ну, то есть попросили, чтобы нас…

ОЛЬГА. С какой стати? Я в это не вмешиваюсь.

ЦАПЛИН. Да, конечно… Извините… (Вдруг кричит.) В душ и в постель, да? Да? Все просто, да?

ОЛЬГА. Не понимаю. Вы пьете? Это ваше дело, но вам же будет хуже.

ЦАПЛИН. Мы не пьем, Ольга Евгеньевна! Просто вот эти два человека — скоты! Понимаете? Они последние скоты. Вы должны прогнать их, потому что… В общем, они скоты, вот и все.

ОЛЬГА. Вы чем-то расстроены?

ЦАПЛИН. Нет. Я спокоен. Все нормально.

ОЛЬГА. Нет, вы не спокойны. Что-то у вас на душе. Заходите, поговорим. Завтра.

ЛУКОЯРОВ. А может, все трое вас навестим?

ОЛЬГА. Я не люблю общих разговоров. Я не люблю, когда говорят больше, чем два человека.

ЛУКОЯРОВ. У каждого свои вкусы.

ЦАПЛИН. Я не понял, извините. Вы приглашаете меня к себе?

ОЛЬГА. Да.

ЦАПЛИН. Поговорить?

ОЛЬГА. Да.

ЦАПЛИН. Как вот их?

ОЛЬГА. Они, положим, пришли сами.

ЦАПЛИН. Поговорить?

ОЛЬГА. Поговорить. Значит, завтра?

ЦАПЛИН. А если нет? Если — не хочу?

ОЛЬГА. Странный человек. Не хотите — ваше дело.

Уходит.

ЛУКОЯРОВ. Какая, все-таки, баба! Я работать не могу. Я здесь — а она там, наверху… Мне даже сон приснился: будто мы лежим на лугу. Цветочки-лепесточки, шмели зафигачивают, гудят, соловушки каркают, подлецы, — и над нами она, вся в розовом — летит, плывет. И поет! Такую красивую песню поет, что…

ЦАПЛИН. Ты врешь. Тебе не могут сниться такие сны! Тебе должно сниться… Мясо! Голое женское мясо, вот и все, и больше ты ничего не понимаешь и не любишь! И ты напускаешь на это мясо своего пса — и стоишь, и смотришь, как он рвет, кусает, а ты смеешься — вот какие сны тебе должны сниться!

ЛУКОЯРОВ (Гачину). Саша, я его сейчас ударю. Ты его друг, вступишься. Я и тебя ударю. Начнется драка. Тебе это нужно?

ГАЧИН. Цаплин, успокойся.

ЦАПЛИН. Я успокоился. Завтра. Все будет завтра. Вы врете. Завтра все станет ясно! Вы дразните меня! Вы все издеваетесь надо мной! Вы сговорились! Вы с ней сговорились! Точно, вы сговорились! Ладно! Посмотрим! (Начинает собирать мусор в носилки, хватает их один, тащит к выходу.)

ЛУКОЯРОВ. Слушай, пока этого психа нет, скажи мне.

ГАЧИН. Я уже сказал.

ЛУКОЯРОВ. Ты серьезно скажи. Ты ее в самом деле?

ГАЧИН. В самом деле. А ты?

ЛУКОЯРОВ. Я-то — понятно.

ГАЧИН. Да вот как раз непонятно. Я ведь спросил ее. Знаешь, бывают такие минуты, когда можно спрашивать. Она рассмеялась.

ЛУКОЯРОВ. А что ей еще делать? Она же не дура. У нее свои игрушки. Я просто что хотел сказать.

ГАЧИН. Ну?

ЛУКОЯРОВ. Тебе деньги нужны?

ГАЧИН. Всегда.

ЛУКОЯРОВ. Я скопил кое-что. Порядочно. Могу отдать — всё. А ты не будешь путаться под ногами.

ГАЧИН. Неужели?

ЛУКОЯРОВ. Я первую бабу встретил, которую вот так… Женщину, понимаешь?

ГАЧИН. У нее муж.

ЛУКОЯРОВ. Это неважно. Устраню. Убью.

ГАЧИН. А если я денег не возьму? Если я тоже — первую встретил? За нами приехали.

Усмехнувшись, выходит.

ЛУКОЯРОВ. Тогда я тебя тоже убью, дурачка.

Задирает голову, смотрит вверх. Уходит.

Часть вторая

Гачин и Лукояров работают.

ЛУКОЯРОВ. Весь вечер вчера он молчал, сегодня все утро молчал. Учудит он что-нибудь.

ГАЧИН. Не учудит. Ничего он не учудит.

ЛУКОЯРОВ. А ты подумал?

ГАЧИН. Над чем?

ЛУКОЯРОВ. Я ведь серьезно.

ГАЧИН. Видишь ли, самое странное, что я теперь боюсь смерти. Потому что появилась эта женщина. И как мне выбрать, рассуди? Как? И умереть не хочу — и отказаться от нее не хочу. Как быть?

ЛУКОЯРОВ. Ты еще молодой. Ты другую найдешь — или после меня. Потому что я с ней не смогу долго жить. Я не выдержу. Я ее убью или себя убью. Я не выдержу. Понимаешь, я терпеть не умею. Люди — звери и сволочи, и я этого не умею терпеть. У меня вся жизнь из-за этого наперекосяк. Начальничек один наехал на меня, я его в бетономешалку сунул.

ГАЧИН. Работающую?

ЛУКОЯРОВ. Нет. Но она водой залита была, чуть не утонул начальничек. Судить хотели, еле отмазался. А главное — бабы. Без них ведь нельзя, так?

ГАЧИН. Так.

ЛУКОЯРОВ. Слушай, Саша, ты не издевайся, пожалуйста. Я, конечно, не такой образованный, я мудрых вещей не говорю, но я говорю по жизни. И ты рожи не строй, ладно?

ГАЧИН. Я не строю.

ЛУКОЯРОВ. Ну, значит, мне показалось, извини. Так вот, бабы. Женщины. Девушки. Я их столько имел, сколько у тебя волос на голове. Но суть не в этом. Я по молодости как их проверял? Я хорошо зарабатывал. И я вел девушку в ресторан. И обрати внимание на ситуацию. Она пришла со мной, так? Она угощается за мой счет, выпивает — но даже не в этом дело. Она со мной пришла. И каждая! — я тебе серьезно говорю! — каждая головой вертит! Понимаешь? Она со мной пришла, садится — и тут же начинает вертеть головой! Кого ищет? Зачем? А так, на всякий случай. Понимаешь? То есть если по человечески: ты пришла со мной, так? Беседуй со мной, гляди на меня, ведь ты со мной пришла. Зачем головой-то вертеть? Я же на тебя смотрю, я головой не верчу! Обидно, понимаешь? Я одной в морду прямо дал, у нее шея вот так вот, на триста шестьдесят градусов вертелась!.. Понимаешь?

ГАЧИН. Не понимаю. Люди — подлецы, бабы — предательницы и головой вертят. Зачем же ты вдруг… То есть представим такую маловероятную возможность, что она в тебя влюбляется, бросает мужа и так далее. Но ты же сам говоришь, что не вытерпишь. Ревновать начнешь, ее убьешь, себя убьешь. Зачем?

ЛУКОЯРОВ. Не знаю. То есть пусть она даже стерва, даже точно стерва, но вот головой она не вертит.

ГАЧИН. А ты был с ней в ресторане?

ЛУКОЯРОВ. Я без ресторана вижу. Я вот с ней говорил — и она так смотрела… Так слушала! — как человек человека, понимаешь? Первая женщина так слушает. То есть что ты говоришь, то она и слушает, понимаешь?

ГАЧИН. Понимаю. Это ты заметил точно. Но она и меня так слушала.

ЛУКОЯРОВ. Пускай! Но когда она со мной — она со мной! Без притворства, понимаешь? Другие тоже умеют: ах, только тебя, только тебе! Очень ловко получается. А у нее как-то просто — и честно, понимаешь? Она со мной — и со мной, и все! А остальное — прощу!

ГАЧИН. Точно простишь?

ЛУКЕОЯРОВ. Не знаю… Главное — женщина! Все звери и сволочи, а она — женщина!

ГАЧИН. Похоже, вы просто впервые в жизни влюбились, Дмитрий Сергеевич.

ЛУКОЯРОВ. Это мое дело. Ты только не мешай, Саша. Ты ей нравишься, я вижу, хотя ты и не смог. Ведь не смог.

ГАЧИН. И ты не смог.

ЛУКОЯРОВ. И я не смог. Это только твой Паша-придурок поверил. Ты давно с ним дружишь?

ГАЧИН. Давно. Он не придурок. Он на тебя похож.

ЛУКОЯРОВ. Неужели?

ГАЧИН. Он тоже всех людей считает сволочами, только ты к этому привык, а он никак не привыкнет. С детства. Дергается, психует. Жену измучал. Она его лет десять терпела. Ревнивый страшно. Причем она сперва даже и не помышляла. Она со злости и начала. Со мной даже.