Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

ОЛЬГА. А я всегда боялась собак.

ЛУКОЯРОВ. Это хорошо. Надо бояться. И уважать. Вы должны меня бояться и уважать.

ОЛЬГА. Нет, людей я не боюсь. Меня защитит мой муж.

ЛУКОЯРОВ. Ты не знаешь меня!

ОЛЬГА. Выйдите вон! Вы глядите на меня скабрезными глазами!

ЛУКОЯРОВ. Я не могу смотреть по-другому. Ты сука, голая красивая сука, ты решила меня подразнить, но ты не на того напала! Если я люблю женщину, меня нельзя остановить!

ОЛЬГА. Я буду кричать!

ЛУКОЯРОВ. Кричать от радости? Я согласен! Посмотри на меня. Я крепкий и страшный, как цепной кобель! Ты с ума сходишь, ты хочешь попробовать!

ОЛЬГА. Я воспитана в интеллигентной семье и привыкла к другому обхождению! Не надейтесь на взаимность, если будете такие грубости мне говорить.

ЛУКОЯРОВ. Кто жрет всю жизнь сладкое, тот хочет горького! Ты хочешь горького, острого! Хочешь, хочешь! Не надо слов, телочка моя, какая грудь, какие ноги!

ОЛЬГА. Мне нравятся твои слова, но я из последних сил сопротивляюсь им. Я хочу подумать.

ЛУКОЯРОВ. Нет! Женщинам нельзя давать думать! Если женщина начинает думать, она перестает быть женщиной!

ОЛЬГА. В твоей грубости есть привлекательность. Но я люблю совсем других мужчин.

ЛУКОЯРОВ. Ты не пробовала таких, как я!

ОЛЬГА. Я не хочу!

ЛУКОЯРОВ. Правильно! Ты должна говорить себе, что не хочешь. Ты должна верить, что ты тут не при чем! Считай, что тебя изнасиловали. Закрой глаза и ляжь на постель! Ну!

ОЛЬГА. Я не собака, чтобы кричать на меня!

ЛУКОЯРОВ. Лежать! Лежать — и ждать подачки! Ты еще упрашивать будешь, скулить! Ты будешь ноги мне облизывать и ждать меня у порога! Закрой глаза! Ляжь! (Гачину и Цаплину.) И она закрыла глаза и легла.

Ольга закрывает глаза и ложится.

ЦАПЛИН. Не верю.

ГАЧИН. Да… Сомнительно что-то. С другой стороны, чего только не бывает!

ЦАПЛИН. Не бывает, вот именно!

ЛУКОЯРОВ. Я могу и не рассказывать.

ЦАПЛИН. Никто и не просит. Короче, ты ее это самое — и все, ладно, я поверил. И хватит!

ЛУКОЯРОВ. Главное, я чувствую, она лежит — а сама меня презирает. То есть хочет, но самой, гадине, противно, что она меня хочет. У баб это бывает, я знаю! Ладно, думаю, подожди. А она вдруг смотрит на часы и говорит:

ОЛЬГА. Ладно, у вас двенадцать минут. Мне некогда.

ЦАПЛИН. Какие часы? Где часы, если она голая? Хватит врать!

ЛУКОЯРОВ. Часы — на стене. Большие старинные часы. Можешь пойти и проверить. Короче, я ложусь к ней — аккуратно, тихо. И начинаю ее обрабатывать. (Стоит у постели, задрав голову, Ольгу не видит.) Сиськи ей мну, живот тискаю, уши тру, в общем, проверяю, где у нее откликается. А у нее — везде! То есть тронешь — и все у нее волнами идет, он аж извивается вся! Ладно, думаю, сейчас посмотрим дальше. Мну ее вовсю уже, она вся мокрая уже, за уши меня хватает, к себе тянет, целует так, что чуть губу мне чуть не раскровила. И тут я встаю и говорю: пардон, мадам, время вышло, двенадцать минут кончилось!

ОЛЬГА. Не уходи, Дима, не уходи! Иди ко мне! Иди ко мне!

ЛУКОЯРОВ. Очень приятно. Имя вспомнила. Сколько у меня время, говоришь?

ОЛЬГА. Сколько скажешь! Час, сутки, вечность, иди ко мне, я умираю, что ты со мной делаешь!

ЛУКОЯРОВ. Ты — тварь, ты сволочь и дрянь. Повтори.

ОЛЬГА. Я тварь, я сволочь и дрянь, иди ко мне.

ЛУКОЯРОВ. Ты готова целовать мне ноги!

ОЛЬГА. Я готова целовать тебе ноги!

ЛУКОЯРОВ. Ты готова скулить и лежать у порога.

ОЛЬГА. Скулить! Лежать у порога! Иди ко мне!

Пауза.

ЦАПЛИН. Ну?

ЛУКОЯРОВ. Слишком баба аппетитная. По-хорошему надо бы уйти. Перетерпеть до другого раза. Тогда бы она до самой смерти моя была. Не выдержал. Ну, в общем, лег на нее…

ГАЧИН. Подробностей не надо. У нас богатая фантазия. На самом деле, полагаю, все было несколько иначе. Но финал мог быть и такой. Допускаю. Все допускаю.

ЦАПЛИН. Не верю! Не верю, все он врет!

ЛУКОЯРОВ. Можешь спросить у нее. Спроси.

ЦАПЛИН. Ты… Да врет он, Саша, он издевается над нами! Чтобы она такое хамло полюбила?

ЛУКОЯРОВ. А кто говорит — полюбила? Эти сучки никого не любят, особенно такие. Я-то знаю. Главное, только что умирала, а потом встает — как ни в чем.

ОЛЬГА (поднимается). Надеюсь, вы не примете это как нечто серьезное. Если вы скажете об этом, вас убьют. И очень вас прошу без моего разрешения больше ко мне не входить. Хотя, может быть, завтра я разрешу вам. Но — не обещаю. (Уходит.)

ЛУКОЯРОВ. Это уж такой характер стервозный — сама под тебя ляжет и сама гордый вид сделает, будто ты ее упрашивал.

ЦАПЛИН. А я все равно не верю.

ЛУКОЯРОВ. Да? А где я был целый час? Лестница наверх — одна. Я не спускался, я там был. А о чем со мной можно говорить целый час? А?

ЦАПЛИН. С тобой и минуту не о чем говорить! (Гачину.) А ты! Объясни мне, почему ты готов поверить в любую гадость? Почему ты так… Раньше ты был другой.!

ГАЧИН. Я и сейчас другой. Я всегда другой.

ЦАПЛИН Опять софистика сплошная, тошнит!

ЛУКОЯРОВ. Можно слово в умный разговор вставить? (Цаплину.) Я хочу знать. Вот вы сказали: гадость? Что вы имели в виду?

ЦАПЛИН. Я имел в виду, что он смирился с человеческой подлостью — а значит и с собственной!

ЛУКОЯРОВ. Так. Еще и подлость. Вот я и спрашиваю конкретно: что гадость — и что подлость? Она гадость — или я? Или то, что между нами было? Почему это — гадость?

ЦАПЛИН. Я так не сказал.

ЛУКОЯРОВ. Нет, сказал. Ты мне с первого взгляда не понравился. Ты кто такой? Ты почему меня считаешь последним дерьмом? За что? А? Если б ты с ней был — тогда, ах, как благородно! А я — гадость и подлость! Так или нет? Короче. Ты сейчас за оскорбление просишь у меня прощения. Понял?

ЦАПЛИН. Я никого не оскорблял.

ЛУКОЯРОВ (включает дрель). Ты очень храбрый? Тогда стой спокойно. (Приближается.) Итак, ты просишь прощения?

ЦАПЛИН. Нет! Ни за что! Отойди, дурак!

ГАЧИН (подходит у Лукоярову). Хватит, в самом деле. Не смешно.

ЛУКОЯРОВ (выключает дрель). Ладно. Из уважения к тебе.

ЦАПЛИН. Спелись! Подлецы быстро узнают друг друга.

ГАЧИН. Ты трус, Цаплин. Ты, правда, храбрый трус. Тебе легче остаться на месте перед дулом пистолета, чем бежать. Бежать тебе страшнее, ты боишься отвернуться от пистолета, ты боишься того, что сзади.

Пауза.

ЦАПЛИН. А я все равно не верю!

ЛУКОЯРОВ. Спроси у нее. Если она скажет.

ЦАПЛИН. И спрошу! И спрошу!

ОЛЬГА (появляется). О чем речь?

ЛУКОЯРОВ. У него вопрос.

ОЛЬГА Какой?

ЦАПЛИН. Глупый вопрос, пошлый банальный вопрос. Обычное обывательское любопытство.

ОЛЬГА. Я слушаю.

ЦАПЛИН. Кто ваш муж, если не секрет?

ОЛЬГА. Мой муж — мужчина. Он молод и красив, он сейчас за границей. Он не связан с криминалом. Что вас еще интересует?

ЦАПЛИН. Да нет, я, собственно…

ОЛЬГА (Гачину). А у вас есть вопросы?

ГАЧИН. Вы же знаете, что есть.

ОЛЬГА. Нет, не знаю.

ГАЧИН. Знаете. Так что задайте себе сами и сами ответьте.

ЦАПЛИН. Саша напускает тумана, как всегда.

ОЛЬГА. А у меня есть вопрос.

ГАЧИН. С удовольствием отвечу.

ОЛЬГА. Я все-таки не понимаю, зачем вам вот это: блуждать по ночам? Надеетесь кого-то встретить?

ГАЧИН. Скорее да, чем нет.

ОЛЬГА. Кого?

ГАЧИН. Не знаю. Если б знал, я бы не ходил.

ОЛЬГА. И давно ходите?

ГАЧИН. Давно.

ЦАПЛИН. С тех пор, как умерла его жена.

ОЛЬГА. Извините.

ГАЧИН. Он врет. То есть жена умерла, но это не связано. И я не ищу женщину, похожую на мою жену.

ОЛЬГА. Ладно. Знаете, вы все-таки немного поработайте. Сюда к вечеру прораб может зайти. Он поймет, работали или нет.

Направляется к двери.

ЛУКОЯРОВ. Оленька!

ОЛЬГА. Да?

ЛУКОЯРОВ. Вам понравилось?

ОЛЬГА. Что?

ЛУКОЯРОВ. Ну, как мы с вами… поговорили?

ОЛЬГА. Скорее нет, чем да. Извините. (Уходит.)

ЦАПЛИН. Это блеф. Ничего не было. Я уверен.

ЛУКОЯРОВ. Скорее нет, чем да! А ведь не остыла еще! (Цаплину.) А ты чего так расстраиваешься? Нравится она тебе? Так иди и пробуй! Я понял, она — щедрая душа. Муж за границей, она с ума сходит в одиночестве, Темперамента дополна, а тут три мужика здоровых. Она страшно возбудилась.

ГАЧИН. Грубо — и так невероятно, что похоже на правду. Или я совсем в людях не разбираюсь.

ЦАПЛИН (Лукоярову). Этот престарелый юноша вбил себе в голову, что он все понимает в людях! (Гучину.) Иди, попробуй! Ты же сам сказал, что ничему на свете не удивляешься! Иди — и удивись!

ГАЧИН. Я попробую. Сегодня уже поздно — и после такого гиганта… Я попробую завтра. (Лукоярову.) Вы не против, Дмитрий Сергеевич? Вам не жаль делиться? Я не буду говорить ей о том, что вы нам рассказали. Кстати, вы смотрели на нее слишком откровенно. Она могла подумать, что вы уже похвастались.