Об истине и зверях - Барб Хенди

— Что нам может понадобиться здесь? — спросил Красная Руда, внимательно наблюдая за ним.

Экипаж судна снабдил их едой во время плавания. Они даже не распечатали свои припасы.

Чейн проигнорировал его и вышел.

Сау'илахк материализовался в проулке около лавки торговца рыбой вниз по улице от высокого старого здания. Он держался на расстоянии на протяжении всего пути, чтобы ни Чейн, ни Тень не учуяли его. Когда Винн постучала, открыла домин конамологов.

Сау'илахк знал, что существуют и другие миссии Гильдии, хотя он никогда не был ни в одной из них за все время своего существования. Что Винн могла искать в этом месте?

Он не рискнул подплыть близко к судну, чтобы подслушать что-либо из их разговоров, и сегодня вечером была его первая безопасная возможность сделать это. И единственным способом был слуга — низший, но сложный по элементарному строению с достаточно развитыми чувствами, чтобы быть его глазами и ушами. Он очистил свои мысли, готовясь направить энергию на колдовство.

Дверь миссии распахнулась снова, и Сау`илахк остановился.

Чейн в одиночестве вышел наружу и зашагал в противоположную от порта сторону.

Иногда в Дред-Ситте, Сау'илахк ясно ощущал в Чейне сущность нежити. В остальное время, как и сейчас, он походил просто на твёрдую оболочку — по-видимому, что-то препятствовало Сау'илахку почувствовать его, но не мешало увидеть, услышать или даже притронуться к нему.

Сау'илахк замер в нерешительности, задаваясь вопросом: за кем шпионить — за Винн или за Чейном? Наконец он метнулся к углу, взглядом разыскивая Чейна, идущего дальше ровной походкой.

Чейн набрал скорость, когда пересёк внутренний край города. Рысью вбежав в окружающие его поля, он позволил своим чувствам расшириться полностью. Даже с бронзовым кольцом на руке, где-то впереди он учуял жизнь, одну и изолированную. Возможно, это было из-за голода, который преодолел даже затуманивающую его чувства власть кольца.

Он продолжил путь, не теряя времени и желая уйти подальше, прежде чем попытается сделать то, что задумал. Пробравшись через рощу облетевших кленов, он посмотрел через оставленную под пар пашню на небольшой сарай с соломенной крышей. Из глиняной трубы соседнего дома лениво струился дым. Он тихо приблизился к сараю и остановился, чтобы прислушаться и понять, есть ли кто-нибудь рядом, прежде чем войти.

Это было бедное небольшое помещение, внутри было только три коровы. У ближайшей была черная морда и коричневое тело. Встав на колени на усыпанный соломой пол, он уронил старую сумку Вельстила и порылся в ней, чтобы вытащить декоративную коробочку из грецкого ореха.

Чейн открыл коробку и осмотрел три железных прута длиной с ладонь с петлями на конце, небольшую бронзовую чашу со странными гравировками и белую керамическую бутылку с обсидиановой пробкой. Все это лежало на бордовом бархате. Он мысленно вернулся к первому разу, когда увидел, как Вельстил использует чашу.

Они голодали в скалистой, дикой местности Коронного Кряжа к северу от его родины, когда наткнулись на пожилую пару странников перед походным костром. Чейн хотел напасть, но Вельстил остановил его.

«Действие жизненной силы, которую мы поглощаем, можно продлить.»

Это была правда, и Чейн сейчас собирался точно воспроизвести все действия Вельстила, что увидел тогда.

Он вынул пруты, переплел их в треногу и воткнул в землю возле своих ног. Поместив медную чашу на треногу, он вынул белую бутылку. Её содержимое — трижды очищенная вода — требовало очень долгой и тщательной подготовки. Вытащив пробку, он наполовину наполнил чашу, помня холодное объяснение Вельстила.

«Кормиться кровью — это расточительство. Не кровь для нас важна, а потеря жизненной силы, вызываемая кровотечением.»

Чейн поглядел на корову с тёмной мордой. Насколько он знал, Вельстил никогда не использовал это на животных.

Сама мысль кормиться из чаши вызывала в нем отвращение, не говоря уже об оскорбительном кормлении домашним скотом. Но он нуждался в жизни, чтобы продолжать защищать Винн. Он не мог рискнуть покормиться человеком: она могла услышать слухи о ком-то, без вести пропавшем или найденном мертвым с бледной кожей.

Чейн подошел к корове. Животное подняло голову и, прищурившись, без страха поглядело на него влажными глазами. Схватив ее веревочный недоуздок, он вывел ее из стойла и отвёл сторону на чистое место, чтобы уложить. Он медленно нажал ногой под её переднее колено. Когда она встала на колени, он наклонил ее, прижав голову вниз. Она, занервничав, взревела, пытаясь подняться, но потом успокоилась.

Он поднял кинжал и сделал небольшой надрез на ее плече. Как только на кончике лезвия собралась капля крови, он осторожно наклонил его над чашей.

Одна капля упала в чистую воду.

Кровь рассеялась под затихающей рябью, и Чейн начал петь. Он сконцентрировался на активации врожденного влияния чаши. Закончив, он ждал и наблюдал за любым изменением воды в чаше.

Ничего не произошло.

Его колдовство было основано на исследовании записей Вельстила и крошечных выгравированных знаках на внутренней поверхности чаши. Что-то было неправильно. Как и у всех магов, направления их работы были совершенно разными, и редко один мог успешно использовать наработки другого.

Корова вдруг испустила низкий вздох. Ее ребра начали выпячиваться, как будто она была измождена.

Чейн разжал руки и отпрянул от животного.

Веки коровы опустились, а ее глаза провалились внутрь. Челюстные кости начали выступать под иссушённой кожей. Животное стало походить на высушенную, просевшую оболочку, по трупу пробежали судороги. Чейн, услышав, что сердце коровы остановилось, перевёл свой взгляд на чашу.

Жидкость была настолько темно-красная, это казалась почти черной, и теперь поднялась до краев.

Чейн не понял, ликование он чувствует или отвращение. Он знал только, что ждало его после питья зачарованной жидкости. В первый раз Вельстил предупредил его только одним словом:

«Держись.»

Чейн вздрогнул лишь раз, залпом выпивая всё содержимое чаши. Когда он опустил бронзовый сосуд, тот был абсолютно чист, как будто и не было в нём ничего до этого. На мгновение он почувствовал только привкус земли, металла и очень сильный — соли. Но потом зажал рот и в беспамятстве упал на усыпанный соломой пол.

Его тело изнутри пожирало пламя.

Слишком много жизни, взятой в чистой форме, взорвалось в нем и промчалось через его мертвую плоть, ударив в голову. Подтянув колени к груди, он ждал, стиснув челюсти и крепко зажмурившись, пока это ощущение не поутихло, а жар не ослаб.