Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

23

У Сайто Ёситацу после разгромного поражения хватило ума предложить мир, а у Оды Нобунаги — принять его. Обе стороны прекрасно понимали, что борьба будет продолжена, когда одна из них ослабеет, а вторая усилится, но на данный момент обеим нужна была передышка.

В провинции Овари еще оставались враги, тайные и явные, которых надо было зачистить, чтобы не прельстили какого-нибудь из младших братьев Оды Нобунаги и опять не началась внутренняя смута. К тому же, надо было увеличить армию. Набрать и обучить асигару не составляло особого труда. Проблема была с вооружением. Если для пикинеров нетрудно изготовить его из бамбука, то для тэппо нужны аркебузы, которые в Нихоне пока не научились делать.

Как-то во время очередной нашей посиделки с даймё, когда я рассказывал байки о Западной Европе, причем начиная с древних греков и римлян и часто путая эпохи, Ода Нобунага пожаловался, что купцы никак не привезут заказанное им огнестрельное оружие, хотя пообещал хорошие деньги, которых и так в обрез.

— Как ты относишься к христиан? — поинтересовался я.

— Никак, — честно признался он. — Этих сект у нас больше, чем провинций. Пусть будет еще одна.

— Могу поговорить с иезуитами, чтобы подарили тебе оружие в обмен на разрешение проповедовать в Овари, строить свои храмы на неугодьях, — предложил я.

— Кто такие иезуиты? — спросил даймё.

— Это самая подлая и коварная секта в мире, — коротко ответил я.

— Чикшо! — воскликнул он шутливо, потому что обычно это слово обозначает огорчение, расстройство типа «Черт! Проклятье! Надо же такому случиться!». — Тогда мне с ними по пути!

— Знаю одного в провинции Исэ, могу съездить к нему, — сказал я.

— Я не останусь в долгу, — пообещал Ода Нобунага.

Эту фразу от него я слышал много раз, но пока ни во что серьезное его слова не вылились. Впрочем, я ничего и не просил, кроме участия в сражениях.

Добираться верхом или в паланкине мне было по облому. Даймё нанял для меня торговую двухмачтовую джонку. Ее хозяин и заодно капитан с правдоподобным для купца именем Юма (Честный) побывал даже в Китае, который сейчас называется империя Мин с правителем Чжу Хоуцином. Плавание туда-обратно заняло четыре месяца. По местным меркам — крутой мореман: вся задница в ракушках, а грудь в водорослях. Когда сказал ему, что плавание из Европы сюда занимает год, Юма стал вести себя скромнее. Мы поставили бамбуковые паруса и отправились к южному берегу залива Исэ, но не к городу с таким же названием.

Высадились севернее, возле рыбачьей деревеньки, испугав аборигенов. Их провинция ни с кем не воюет, но есть флотилии ронинов и прочих ублюдков, которые грабят прибережные районы. Обычно они приплывают на джонках, чтобы больше добычи увезти. У рыбаков и крестьян ценного мало, вот и приходится брать много дешевого, чтобы не зря стараться. Убедившись, что грабить не будем, рыбаки рассказали, что ждут Афонсу Гомеша с дня на день, что навялили рыбы для его бога. Я решил подождать здесь, чтобы случайно не встретиться с даймё Китабатакэ Харумото. Черт знает, как он прореагирует, узнав, что я не погиб в сражении, а дезертировал, прихватив хозяйскую аркебузу. Капитан джонки Юма не возражал, потому что получал поденную оплату. Более того, он закупил по дешевке у рыбаков вяленые морепродукты, а у крестьян — ячмень и овощи, на которых малехо заработает.

Афонсу Гомеш появился на четвертый день и не удивился, увидев меня живым и здоровым:

— Мне сказали, что ты погиб в сражении, но я не поверил. Хорошо знаю таких парней, как ты.Там, где другой бы пропал ни за грош, вы успеваете схватить удачу за челку и выскочить с полной мошной!

— Удачу не пропустил, а вот деньги потерял, но потом другие нашел, — признался я.

— Хочешь вернуться к графу, чтобы я словечко за тебя замолвил? — перешел к делу проницательный иезуит.

— Нет, — отказался я. — Служу теперь даймё провинции Овари, на хорошем счету у него. Вот прислал к тебе с поручением, от которого не сможешь отказаться.

— Это какое же⁈ — с удивлением полюбопытствовал Афонсу Гомеш.

— Даймё Ода Нобунага разрешит проповедовать христианство и строить церкви в своей провинции в обмен на пятьсот аркебуз и пять трехфунтовых фальконетов, — сообщил я.

Фальконеты я добавил для того, чтобы уступить во время торга, в который мой собеседник, как истинный португалец, вступит обязательно. Европейцы не продавали пушки туземцам, чтобы иметь козырного туза, если случится вооруженный конфликт.

— Это слишком высокая цена! — красиво изобразив лицом пренебрежение к запрошенной цене, отмахнулся иезуит. — Мы получаем разрешение всего за пятьдесят аркебуз.

— Случайно не в провинции Хидзен⁈ — не менее, как мне показалось, артистичнее изобразив неосведомленность, поинтересовался я.

Там христианские миссионеры сожгли несколько буддийских храмов и прочих культовых сооружений, после чего начались народные волнения, беспорядки. В итоге все уцелевшие христиане бежали с острова Кюсю, где находилась эта провинция, одна из трех.

Иезуит улыбнулся сладко и произнес еще слаще:

— Ты хитрый!

— Куда мне до тебя! — не менее сладко молвил я.

— Пятьсот аркебуз — это слишком много. У нас нет столько, — перейдя на серьезный тон и упустив фальконеты, сообщил Афонсу Гомеш.

— У моего даймё уже есть столько. Скоро привезут еще. Ему надо тысячи две, лучше три, — проинформировал я и напомнил: — И штук двадцать фальконетов.

— Про фальконеты не может быть и речи. Сам знаешь, почему, — отмахнулся он. — Про аркебузы я поговорю с руководителем миссии Косме де Торресом. Может, как-нибудь наскребем. Нам надо найти новое место жительства для беженцев с Кюсю.

— Моему даймё пригодятся новые подданные, поэтому найдет место для христиан, — пообещал я и выдвинул условие:– Если получит пятьсот аркебуз бесплатно и, взамен фальконетов, еще столько же купит у португальских купцов, которым без разницы, на ком заработать, поэтому прислушаются к совету Церкви.

— Из тебя получился бы хороший миссионер, — сделал вывод иезуит.

Эти слова можно считать подписанием сделки.

24

Аркебузы прибывали партиями по двести штук в течение полугода. Как заявили иезуиты, поставляли по мере прибытия судов с товаром, но, может быть, специально тянули время, чтобы даймё привык к христианам. Ода Нобунага, после прибытия первой партии оружия, без колебаний выделил беженцам участки на границе с провинцией Мино, где во время нападения Сайто Ёситацу население сильно подсократилось. Вместе с аркебузами приехал миссионер Гаспар Вилела, португалец, обладатель огромного крючковатого носа и большой любитель поучать других, из-за самодурства которого и погнали христиан с острова Кюсю. Советы иезуита были так же длинны и мудры, как и его шнобель. Кто умеет — делает сам, кто не умеет — учит других.

Отношения у нас не сложились сразу. Иезуит предложил исповедоваться, а я в ответ привел опортугаленный вариант поговорки «Любопытной Элиане нос оторвали». Получилось это как-то спонтанно, не собирался щелкнуть по больному месту, по крайней мере, преднамеренно, но от подсознания не убежишь. Видимо, насмешки над огромным носом преследовали Гаспара Вилелу с детства, потому что его загорелая скуластая рожа стала цвета переспелого помидора. После этого он общался со мной только по делу, когда без меня в роли переводчика, а португалец и сам немного говорил по-японски, решить вопрос было невозможно. Впрочем, в замке он не задерживался, потому что даймё заявил категорично, что христианскими байками, как и буддистскими, не интересуется. Иезуит с тупой настырностью религиозного фанатика шлялся день и ночь по провинции Овари, вдувая сладкий дурман через уши в пустые головы, которым во все времена и во всех странах несть числа.

У меня хватало своих проблем. Благодаря полученным от иезуитов и прикупленным аркебузам, под мои командованием было тысяча восемьсот асигару-тэппо. Я разбил их на сотни, по шесть которых составляли батальон, чтобы во время боя образовывали шесть линий и караколировали, ведя непрерывную стрельбу. Соратникам из Каваи стало скучно служить в замке, покинули меня, поэтому пришлось набирать новых командиров. К моему удивлению, местным самураям было не впадлу командовать асигару-тэппо, начиная с должности командир линии, потому что конному самураю даймё платил один-два коку риса в год, а ко-касиру-тэппо получал три, касиру-тэппо — пять. У Оды Нобунаги не было другого выхода. Его соседи были больше и богаче, могли содержать по несколько тысяч самураев и десятков тысяч асигару, так что приходилось брать не количеством, а качеством.