Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик

Если институты представляют собой наборы социальных норм, возникает вопрос: что такое социальные нормы? Чтобы вникнуть в это, давайте сосредоточимся на обществах, где нет правительств, полиции или судов, — обществах, которые придерживаются образа жизни, основанного на охоте и собирательстве, и тем самым позволяют нам лучше понять наших предков эпохи палеолита. Это задаст нам нулевой уровень для того, чтобы в следующей главе мы смогли обсудить, как распространение производства еды — то есть сельского хозяйства и животноводства — поменяло наши социальные миры и институты[101].

Социальные нормы возникают непосредственно в результате культурного обучения и социального взаимодействия, то есть посредством культурной эволюции. Так же, как мы можем научиться правильно готовить охотничьи яды, мы можем культурно усвоить определенные социальные модели поведения или практики, а также стандарты для оценки других в контексте подобного поведения или практик. Как только практика соединяется со стандартами оценки ее нарушений, культурная эволюция может создать широко принятое правило, открытое нарушение которого или пренебрежение которым каким-то образом вызовет реакцию сообщества. Многие социальные нормы предписывают или запрещают определенное поведение, и их нарушение вызывает гнев сообщества. Другие нормы представляют собой социальные стандарты, превышение которых вызывает одобрение или уважение со стороны общества.

Вот один простой способ, посредством которого небольшие общества создают стабильные нормы: их члены усваивают, что нельзя воровать у людей с хорошей репутацией. Если некто ворует у человека с хорошей репутацией, он приобретает плохую репутацию. Плохая репутация означает, что другие могут его безнаказанно притеснять или обкрадывать. Если нарушителем нормы является охотник, любой может украсть его стрелы, тетивы или наконечники стрел, когда он спит, болен или посещает другие стоянки. Если такой нарушитель требует сказать, кто украл его вещи, другие просто говорят, что никого не видели. Здесь зависть, жадность и примитивный корыстный интерес служат мотивами для наказания человека с плохой репутацией, в то время как хорошая репутация действует как волшебный плащ, укрывающий своего обладателя от более темных сторон его соседей. Это создает ситуацию, в которой люди имеют мощные стимулы избегать нарушения норм, чтобы не приобрести плохую репутацию и не быть подвергнутыми притеснению. У всех также есть стимулы наказывать нарушителей норм — люди могут безнаказанно воровать вещи у соседей, только если их действия направлены против тех, у кого плохая репутация[102].

Опираясь на подобные нормы, помогающие предотвращать воровство и притеснения, культурная эволюция может поддерживать другие кооперативные нормы, например связанные с общим пользованием едой. Допустим, существующие в некоторых обществах охотников-собирателей нормы запрещают охотникам есть определенные части добытых ими туш и требуют отдавать их другим. Это мотивирует охотников делиться добытой дичью, поскольку сами они не могут есть те части, на которые наложено табу, и пресекает любые нарушения путем наделения плохой репутацией тех охотников, которые не соблюдают эту норму (а это означает, что другие могут безнаказанно у них красть). Часто такие нормы включают в себя другие мотивационные представления, например о том, что нарушение табу приведет к неудачам на охоте для всей группы или что нарушители будут запятнаны чем-то вроде скверны, которая может перекинуться на любого, кто будет взаимодействовать с нарушителем любым способом, в том числе заниматься с ним сексом. Подобные верования побуждают других следить за своими товарищами по группе, чтобы все сообщество не столкнулось с неудачами на охоте, и подвергать остракизму нарушителей, чтобы они не осквернили остальных[103].

То, что культурная эволюция задействует табу на поедание отдельных частей туши для поощрения общего пользования едой, не просто случайное совпадение. Напротив, долгая эволюционная история, связывающая наш вид с мясом — источником патогенов и плохого самочувствия, но также и ценных жиров и белков, вероятно, выработала у нас психологическую готовность учиться избегать определенных связанных с мясом практик и беспокоиться о возможном заражении. Культурная эволюция использовала этот аспект нашей эволюционно сложившейся психологии для достижения своих связанных с кооперацией целей. Культурная эволюция часто работает именно так — находя новые применения психологическим особенностям нашего вида[104].

Табу представляют собой лишь один из способов стимулировать общее пользование едой в рамках группы, что является ключевым фактором выживания для кочевых сообществ охотников-собирателей. Если задуматься об общем пользовании едой у разных популяций, поражает, что, по существу, повсеместный подход — охотники-собиратели всегда распределяют по крайней мере некоторые важные продукты питания среди членов племени — складывается под влиянием различных наборов норм. Такие наборы включают, например, ритуальную раздачу пищи, передачу права собственности, брачные обязательства (особенно перед родителями супруги), а также табу, связанные с едой, сексом и успехами на охоте. В разных популяциях культурная эволюция перемешала и соединила многие из подобных элементов, чтобы прийти к аналогичным результатам на групповом уровне[105].

Таким образом, в широком смысле нормы — это стабильные, самоподдерживающиеся наборы культурно усвоенных взаимосвязанных представлений, практик и мотиваций, которые возникают по мере того, как люди учатся друг у друга и взаимодействуют на протяжении поколений. Нормы задают социальные правила или стандарты, которые предписывают, запрещают или иногда одобряют определенные комбинации действий. Это достигается благодаря последствиям для репутации, которые несут данные действия, то есть благодаря оценкам и реакциям сообщества. Примечательно, что нормы часто включают в себя представления вроде веры в то, что нарушение табу будет иметь последствия для успеха на охоте, и эти представления помогают мотивировать людей на соблюдение нормы, контроль за поведением товарищей и наказание нарушителей.

Врожденные опоры и базовые институты

Хотя культурная эволюция может создавать огромный спектр произвольных норм, связанных, например, с сексом, ритуалами и одеждой (например, ношение галстуков), не все социальные нормы с одинаковой вероятностью получат развитие или приживутся в обществе. Когда начали возникать первые социальные нормы, мы были обезьянами, в течение длительного времени наделенными множеством социальных инстинктов в отношении совокупления, воспитания детей, социального статуса и формирования союзов. Культурная эволюция, которая, вероятно, в какой-то степени уже начала набирать обороты, могла лишь развивать нашу обезьянью психологию за счет обострения и усиления наших инстинктов, побуждающих помогать близким родственникам, заботиться о потомстве, налаживать связи с партнерами и не допускать инбридинга (инцеста). Формирующиеся нормы должны были преимущественно опираться на эти инстинкты и расширять их. Закрепленные на относительно крепких психологических опорах нормы в большинстве случаев оказывались долговечнее более произвольных, не имеющих под собой прочной основы альтернатив.

Эта психологическая закрепленность объясняет, почему наши самые фундаментальные институты уходят корнями в родство. Как и другие приматы, люди обладают врожденной склонностью к родственному альтруизму — альтруизму по отношению