Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели - Джозеф Хенрик

нет. Чтобы убедиться в этом, давайте начнем с примера, в котором прослеживается хорошо понятная цель: создать смертельный яд, применяемый в своих стрелах охотниками-собирателями из бассейна реки Конго. Это, пожалуй, самый сильный из известных охотничьих ядов, сбивающий дичь с ног до того, как она исчезнет в зарослях. Рецептура сочетает в себе 10 различных видов растений, в том числе три крайне ядовитых — паслен, строфант и сассовое дерево. Один только строфант может убить бегемота за 20 минут. Эти ингредиенты сначала загущают латексом фигового дерева и соком батата. Затем добавляют слюну, пока смесь не станет коричневато-красной. Затем в нее бросают болотную жабу, предположительно из-за ее токсичной кожи. Получившееся доводят до кипения перед тем, как добавить жалящих муравьев и измельченных личинок жуков. Итоговую темную пасту убирают в конверт из коры, который затем помещают в труп обезьяны и закапывают. Через несколько дней к этой смертоносной клейкой пасте добавляют сок молочайного дерева, после чего продукт можно наносить на стрелы[96]. Ни в коем случае не пытайтесь повторить это дома.

Если вы еще юны и не так давно приступили к культурному обучению или являетесь новоприбывшим членом сообщества, как Бакли, станете ли вы менять этот алгоритм? Какое растение, насекомое, амфибию или этап обработки вы собираетесь исключить или заменить? Можете ли вы пренебречь закапыванием обезьяны? Возможно; но, быть может, этот шаг катализирует химическую реакцию, усиливающую действие яда. Сначала было бы разумно повторить все как заведено. Затем, позже, если у вас уже припасено особенно много дичи и вам немного скучно, вы можете поэкспериментировать с вариациями процедуры. Но в большинстве случаев у вас будут получаться менее эффективные смеси, а это значит, что ваша жертва успеет исчезнуть в зарослях. Я подозреваю, что целой команде этноботаников потребуются сотни экспериментов, чтобы понять, что происходит тут в плане химии, и в конечном итоге усовершенствовать эту традиционную рецептуру[97].

К сожалению, мы не в курсе, как в точности происходила культурная эволюция этого древнего яда. Тем не менее мы кое-что знаем о культурном обучении у охотников-собирателей бассейна реки Конго и изучили значение различных стратегий обучения для кумулятивной культурной эволюции. Все указывает на то, что потенциальные охотники сначала учатся искусству приготовления яда для стрел у своих отцов. Около трети из них затем привносят что-то новое в отцовские рецепты, используя идеи других людей, вероятно наиболее успешных и почитаемых охотников. Когда подобные модели передачи информации помещаются в компьютерные симуляции культурной эволюции или тщательно анализируются в ходе экспериментов с реальными людьми, пытающимися научиться чему-то новому, результаты демонстрируют, как культурная эволюция на протяжении поколений может приводить к появлению в высокой степени адаптивных и крайне сложных рецептур, алгоритмов и орудий без какого-либо понимания кем-либо, как и почему отбираются их элементы. В книге «Секрет нашего успеха» я привожу широкий спектр других примеров: от использования в регионах с жарким климатом определенных специй, которые снижают угрозу заражения пищевыми патогенами, до практикуемых на Фиджи табу на поедание тех или иных видов рыбы для защиты беременных и кормящих женщин и их потомства от опасных рифовых токсинов, которые накапливаются в организмах этих рыб[98].

На протяжении по крайней мере двух миллионов лет наш вид эволюционировал в мире, в котором мы все больше полагались на использование растущего объема сложных культурных ноу-хау для приобретения навыков, методов и предпочтений, которые имели решающее значение для поиска еды, изготовления орудий и ориентации внутри социума. Чтобы человек мог процветать в этом мире, естественный отбор благоприятствовал увеличению размера его мозга, который был во все большей степени способен приобретать, хранить, организовывать и передавать дальше ценную культурную информацию. В рамках этого процесса отбор усиливал как нашу мотивацию, так и наши способности к культурному обучению, включая ментализацию, которая позволяет копировать моторику других людей и делать выводы о лежащих в основе их действий представлениях, эвристических моделях, предпочтениях, мотивациях и эмоциональных реакциях. Эти способности все теснее связывали нас с сознаниями других людей[99].

Совершенствование наших способностей к культурному обучению еще больше стимулировало кумулятивную культурную эволюцию, направленную на то, чтобы генерировать постоянно расширяющийся набор более сложных адаптивных механизмов; тем самым создавалась напоминающая автокатализ положительная обратная связь между генами и культурой. По мере возрастания значения, разнообразия и сложности культурных продуктов естественный отбор постепенно усиливал нашу склонность полагаться на культурное обучение, а не на инстинкты и индивидуальный опыт, потому что орудия, алгоритмы и практики, которые мы приобретали от других, стали существенно превосходить все, что любой отдельный человек мог бы придумать самостоятельно. В конце концов, представители нашего вида стали облигатными пользователями культурного обучения, полностью положившись на наследие своих сообществ для собственного выживания. Таким образом, эволюция сформировала наш вид таким образом, что мы верим в накопленную мудрость предков, и этот «инстинкт веры» лежит в основе успеха человека как вида[100].

Понимание того, как наши способности к адаптивному культурному обучению порождают процесс кумулятивной культурной эволюции, помогает пролить свет на происхождение наших сложных орудий, изощренных практик и утонченных языков; но как насчет социального мира? Как мы можем объяснить существование кланов, табу на инцест, договорных браков и межгруппового насилия, господствовавших в жизни аборигенов, среди которых жил Бакли? В сущности, все это вопросы о человеческой социальности, о том, почему мы общаемся и сотрудничаем с некоторыми людьми, но избегаем, а иногда и убиваем — других. Чтобы разобраться в этом, нам нужно сначала понять, что такое институты и социальные нормы, а также как они возникают. Затем, вооруженные этим знанием, мы рассмотрим самые базовые человеческие институты, основанные на родстве и браке. Понимание этих изначальных институтов и их психологических основ подготовит почву для обсуждения того, почему и как увеличивается политическая и социальная сложность человеческих обществ и почему путь, пройденный Европой за последнее тысячелетие, оказался настолько своеобразным.

Эволюционирующие общества

Человеческие общества, в отличие от сообществ других приматов, скреплены культурно передаваемыми социальными нормами, которые образуют институты. Например, брачные институты по всему миру составлены из социальных норм, которые регулируют вопросы вроде того, с кем люди могут вступать в брак (например, не с приемными детьми), сколько супругов у них может быть (например, не более одного за раз) и где супружеская пара будет жить после свадьбы (например, с семьей мужа). При этом пока мы не говорим о формальных институтах или писаных законах. Нам нужно досконально понять культурную эволюцию институтов, основанных на социальных нормах, таких как брак и родство,