Догнать любовь - Наталия Миронина

Алине она казалась слишком правильной. Не строгой, но нотки менторства мешали дочери быть с матерью до конца откровенной. Всегда думалось, что мать тиха и без амбиций, что она – за спиной яркого и успешного мужа. Тот самый тыл, который никогда не сможет быть передовой. Но сейчас, когда Елена Владимировна практически самостоятельно осуществила этот переезд, Алина вдруг поняла, что мать – сильная женщина. И что ее стремление быть за спиной мужа – это не робость, а сознательное желание дать свободу любимому человеку и обеспечить ему душевный покой.

Елена Владимировна занималась ремонтом, Алина в это время сдавала вступительные экзамены. Собственно, она знала, что поступит – ее спортивные достижения позволяли рассчитывать на место в институте, к тому же по тем дисциплинам, которые предстояло сдавать, она занималась усиленно. Исправно посещая предэкзаменационные консультации, она присматривалась к будущим однокурсникам. «Девицы, надо сказать, все спортивные. Мышц много, вкуса – ноль!» – презрительно хмыкала Алина про себя. Ребят было меньше, но и те подверглись критике. С ней попытались познакомиться, но Новгородцева подчеркнуто сохраняла дистанцию. Впрочем, один из парней был особенно настойчив. Он всегда оказывался рядом с Алиной, на консультации рядом садиться не решался, но устраивался вполоборота неподалеку. Иногда задавал вопросы, которые были обращены не к преподавателю, а к Новгородцевой. Алина иногда отвечала, иногда не обращала внимания. Парень не отставал. Накануне первого экзамена он подошел к Алине с предложил:

– Пойдем по Невскому пошляемся?

– В смысле? – высокомерно спросила Новгородцева.

– А какой смысл может быть? – не растерялся парень. – Погуляем, город посмотрим.

– А что его смотреть?

– Ты что, питерская? – удивился парень.

Алина хотела было сказать, что она из Красноярска, из маленькой деревни, но вдруг осеклась.

– Да, я местная, – с каким-то озарением воскликнула Алина, – что мне Невский смотреть! Я нагляделась на него.

– Тогда – да, – отступился парень. – Я думал, ты приезжая.

– А что ты еще думал? – прищурилась Алина.

– Что ты бегаешь хорошо.

– На мне написано?

– Ага. Ноги. – Парень простодушно посмотрел на Алину. – Ноги у тебя такие, как у лыжниц. Наработанные. Устойчивые такие.

Новгородцева покраснела. Она ждала, что парень вот-вот скажет, что ноги у нее кривые. Но он промолчал. «Село. Просто село какое-то. Не знает, что можно говорить, а что – нельзя. Урод комнатный!» – рассвирепела Алина. Она почувствовала, что у нее горят уши.

– Слушай, давай так – ты отстанешь от меня. Не будешь мелькать перед моими глазами. Нигде. Ни на улице, ни в аудитории. Договорились?

– Ты что, обиделась?! Я же ничего не сказал. Только про ноги. Вот, у меня ноги тоже кривые. Только в джинсах этого не видно. А как костюм надеваю, так ужас какой-то, – решил «исправить» ситуацию парень.

Новгородцева даже задохнулась от злости:

– Я тебе все сказала. Вали от меня. Чтобы я тебя не видела. – Она повернулась и быстро зашагала к автобусной остановке.

Успокоилась тогда, когда уже подошла к дому. Она не сразу вошла в подъезд, сначала присела на скамеечку в углу двора. Алина смотрела, как играют дети в песочнице, как рабочие красят заборчик палисадника, как выгуливают лохматую псину. «А ведь это теперь мой дом. Навсегда», – думала Новгородцева. В ее душе вдруг исчезла тоска по детским местам и появилась радость обретения. Она именно сейчас поняла, что в ее жизни появилось нечто, что придаст ей уверенности. «Что ж, я теперь – питерская!» – самодовольно подумала Алина. Она достала мобильник и набрала номер Быстрова:

– Саш, у меня завтра первый экзамен. Еще чего. Это на соревнованиях я волнуюсь. А здесь – нет. Оно не стоит того. А как у тебя дела? О, здорово. Из наших кого-нибудь видел? Нет? Никого? Ах да, все ж готовятся, как полоумные. Ладно, пока. Позвоню… И ты звони…

Алина спрятала телефон в сумку. Она намеренно не спросила про Ежову. Она вообще делала вид, что никакой Марины не существует и Быстров не «дружит» с ней с седьмого класса. Она звонила Быстрову так, словно они были одни на свете. Новгородцева умела сделать вид, будто весь мир ее не касается. Впрочем, чувство ревности Алину настигало совершенно внезапно и безотносительно Марины Ежовой. Она ревновала к Ире Кузнецовой. Почему и откуда это чувство взялось – никто не знал. Сама Новгородцева – тоже. Но оно было и иногда мешало жить.

Алина Новгородцева стала студенткой Государственного университета физической культуры имени П.Ф. Лесгафта. Она собиралась изучать то, что отчасти уже постигла на практике – теорию и методики лыжных видов спорта. Обнаружив свое имя в списках, она позвонила не матери, а Быстрову.

– Саш, я прошла.

– Кто б сомневался. – Голос Быстрова был мрачным.

– Ну, мало ли? Всякое могло быть. Хоть я и на хорошем счету среди юниоров, но университет – это совсем другое дело.

– Между прочим, раньше это был обычный институт. С чего это он теперь университет, – зачем-то съязвил Быстров.

Алина замолчала, а потом спросила:

– Ты чего это такой? Все ок?

– А что может быть не ок? – прозвучало в ответ.

– Ладно, пока. – Алина прекратила разговор.

Такие иногда диалоги случались между ними – Быстров что-то бурчал, но Алина не отвечала резкостью, старалась не оборвать ниточку общения. Сейчас она обиделась – все же можно было поздравить ее с поступлением. «Черт с тобой! Через неделю мне уезжать. Месяц тренировок, новые места, впечатления. В конце концов и отдохнуть надо. Год был тяжелым!» – успокоила она себя.

Сборы были нервными, поскольку в квартире шел ремонт, те вещи, которые привезли с собой, стояли в коробках, новые, купленные по необходимости, были сложены по углам. Алина психовала, швыряла одежду и бросала книги.

– Возьми себя в руки, – урезонивала ее мать, – с чего ты так нервничаешь? Все же хорошо. Ты – студентка. Ремонт вот-вот закончится, едешь на сборы. Ребята все знакомые, дело твое любимое. Места новые и, говорят, очень красивые. Почему ты такая злая? Что-то случилось?

Алина промолчала. Она не хотела говорить матери, что Саша Быстров уже пару дней не отвечает на ее телефонные звонки. Сама Алина раз пять давала себе слово не звонить ему, но вдруг что-то такое происходило, и она посылала вызов.

– Мама, я просто боюсь что-то забыть, – соврала Алина и пообещала: – Я больше не буду. Извини.

Их самолет улетал из Москвы рано утром. Алина провела ночь в поезде и приехала в Шереметьево раньше всех. В еще не заполненном людьми аэропорту она устроилась в кресле и вдруг обнаружила, что совершенно спокойна. Ей наплевать на Быстрова, который так и не ответил и