Кошачий эндшпиль - Павел Андреевич Кузнецов

«Я сейчас и не прошу. Когда сможешь?»

«Сколько сестёр рассчитываешь привлечь?» — теперь голос был деловитым, кошка поняла, что прямо сейчас её никто от забот отрывать не будет, и расслабилась.

«Всей стаей съездим».

«Тогда с утра, часов на девять планируй. Но учти: мы будем в цейтноте, действовать придётся быстро — у меня и без этих глупостей забот полон рот».

«Контакт только скинь».

«Вы уже?.. Баиньки поедете?..» — пришло в ответ вместе с сообщением на инт о прибывшем информационном пакете.

«Чуть позже. Сначала закончим здесь. И Ми… ты главное сильно не нервничай, в твоём положении это лишне. Я сам всё разгребу».

«Не волнуйся, меня пробрать не так-то просто. Если кто головой в голограмму будет биться и слюной брызжать, я того отправлю с Орденом разбиться. В твоём лице. Ну всё, действуй».

Милена отключилась, я же, не желая тянуть, сразу набрал нужный номер — заданный личным идентификатором приоритет важности звонка сработал на ура, не хуже, чем у Илины до того. Почти сразу передо мной возникло лицо человека в годах, с тяжёлым, массивным подбородком, высоким лбом, неколебимой уверенностью во взгляде. Мэр был тут шишкой явно не из последних — по крайней мере, в собственных глазах. Что ж, реакция такого облечённого властью господина на каких-то «республиканских шмакодявок» вполне предсказуема: врываются тут всякие в его вотчину и начинают «творить беспредел»… Однако конкретно сейчас коса «монаршего гнева» явно нашла на камень, потому что, во-первых, я не был женщиной и на республиканскую шмакодявку никак не походил — в военной-то форме Экспансии! — а во-вторых, постарался сразу взять быка за рога, чему в немалой степени способствовало так и рвущееся наружу недовольство.

— Господин мэр. Моё боевое прозвище — Кошак. Я представляю Орден в приданной столичному мегаполису стае. Завтра в девять утра потрудитесь находиться на рабочем месте, я озвучу позицию Ордена по известному вам инциденту. Одновременно будет принято решение по вашей в нём роли.

— Вы… Мне…

— Советую проявить благоразумие. На Штарне я имею исключительные полномочия, в том числе кадровые, — на последнем слове я чуть подался вперёд, стараясь нависнуть над собеседником. — Это Республика, господин мэр, а не система внешников. Здесь свои законы и традиции. Если в том будет потребность, я применю свои поля, чтобы призвать врагов Республики к ответу. Любых врагов, но особливо — внутренних… Даже в первую очередь внутренних… Они самые опасные. Вы меня понимаете?

— У нас тут, в Штарне, лояльность на первом месте, — сразу пошёл на попятный мужчина, откровенно теряясь под грузом железобетонных аргументов, сдобренных солидной толикой эмоционального нажима. — Во вмешательстве Ордена нет необходимости.

— Пока что я наблюдаю обратное. Уже один тот факт, что в город переброшена стая — говорит о степени благонадёжности и лояльности. Но порядок будет наведён! Мне плевать, бросаться ли в десанты на строптивые миры, или призывать к порядку несознательных республиканцев, ещё недавно — заблудших братьев наших меньших, оторванных от своей альма-матер Эпохальной Революцией, — мой голос звенел фанатизмом и овеществлённым пафосом, так что даже прожжённого чиновника проняло. — Запомните: в девять часов резиденцию займёт стая. Если вас не окажется на месте… Впрочем, это ваша жизнь. Вы предупреждены о грядущем дознании и о последствиях неподчинения Ордену. Рассчитываю на вашу лояльность, господин мэр!

Уже едва ли не звеня металлом в голосе под конец монолога, в праведном гневе я отключился, даже не выслушав ответного слова чиновника — больше смахивающего на баранье блеянье. Перевёл взгляд на коллегу по ведомству у Илины.

— Вы довольны, господин Барт?

— Более чем, — собеседник ощутимо ожил, в его глазах так и плясали искорки любопытства. — Смотрю, вы жёстко взялись, Кошак. Не завидую я господину мэру… Он сильно ошибся, рассчитывая, что с ним будут общаться на языке насилия. Если можно… Я бы очень просил… Подарите мне запись этого разговора. Буду вам должен ответную услугу.

— Насилие бывает разным, господин полковник, — пожал плечами, с трудом возвращаясь на грешную землю с высот фанатичного гнева. Приземление выходило тяжёлым… Чтобы настроить себя на разговор с мэром, я прибегнул к своеобразному психологическому приёму. В этот момент вспомнив собственные эмоции и мысли, когда Лирана О`Грай проводила свой инструктаж — там, на учебной Базе стай. Вот где был океан эмоций! Вот кто виртуозно умел проводить накачку! Даже секс в процессе только усиливал накал. — Хорошо, вы получите запись. А сейчас прошу меня извинить.

Общение с мэром лишь ненадолго отсрочило неизбежность по имени Вик и Тиш. Кошкам понравился мимолётный накал страстей, да и моё эмоциональное выступление пришлось по вкусу. Но теперь настало время расплаты. Нервы сестёр к тому времени были на пределе. Даже до безопасника начало доходить, что он с огнём играет. Армор Барт спешно засобирался и, откланявшись, поспешил ретироваться. Наивный! Валькирии были бы неверны себе, если бы не оставили тому прощальный подарок — когтистый росчерк по бедру. Я так и не понял, кто из них приложился, но кто-то успел как раз в те мгновения, что мужчина собирался. Намёк получился более чем прозрачным.

Против ожидания, со мной кошки проявили удивительный такт, что только подлило масла в огонь. Позволили спокойно, без спешки, встать. Не дёргали, когда проводил считывателем инта по фрагменту столешницы для расчёта. Легко позволили подать руку каждой из них — хотя попытка помочь встать наткнулась на глухое непонимание. Каждая фурия вставала сама, гибко и стремительно. Зачем таким помощь?.. И вот, держась под ручки, мы степенно заскользили прочь из зала, аккуратно лавируя между столиками и сметая с дороги встречных посетителей одной лишь аурой напряжения, плывущей, казалось, впереди нас.

Пока шли, кошки вызвали катер. Понимание, что его придётся ждать, заставляло нетерпеливо скрежетать зубами, а Триша так и вовсе начала взрыкивать, всякий раз больно стискивая мою руку. Будь мы вдвоём — точно не удержалась бы. Но наличие рядом наставницы несколько сдерживало пыл. Что сдерживало саму Вик — остаётся загадкой. Скорей всего, многолетняя привычка к самодисциплине. Тем не менее, факт оставался фактом: ариала хотела ничуть не меньше сестры, что легко читалось по дрожи руки в моей руке.

На улице