Том 68- Чехов - Литературное наследство
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анфиса. Сидят теперь внизу под лестницей... Я[40] говорю — «Пожалуйте наверх, нешто, говорю, можно так» — плачут. «Папаша, говорят не знаем где. Не дай бог, говорят, сгорел». Выдумали! И на дворе какие- то... тоже раздетые!
Ольга (вынимает из шкафа платья). Вот это серенькое возьми... И вот это... Кофточку тоже... И эту юбку бери[41]... Что же это такое, боже мой! Кирсановский переулок весь сгорелг, очевидно... Это возьми... Это возьми. (Кидает ей на руки платье*.) Вершинины бедные напугались... их дом едва не сгорел... Пусть у нас переночуют, домой их нельзя пускать... У бедного Федотика все сгорелое.
Анфиса. Ферапонта позвала бы, Олюшка, а то не донесу... Ольга (звонит). Не дозвонишься... (В дверь.) Подите сюда, кто там есть!
В открытую дверь видно окно, красное от зарева; слышно, как мимо дома проезжает
пожарная команда.
Какой это ужас!®
Входит Ферапонт.
Ольга. Вот возьми, снеси вниз... Там под лестницей стоят барышни Колотилины... отдай им... И это отдал... Ферапонт. Слушаю3. (Уходит.)
Ольга. Нянечка милая, все отдавай! Ничего нам не надо, все отдавай, нянечка... Я устала, едва на ногах стою. Вершининых нельзя отпускать домой!.. Девочки лягут в гостиной, аи Александра Игнатьевича вниз, к барону... Федотика тоже к барону, или пусть у нас в зале... Доктор, как нарочно, пьянк и к нему никого нельзя. И жену Вершинина тоже в гостиной...
Анфиса. Олюшка милая, не гони ты меня! Не гони! Ольга. Глупости ты говоришь, няня. Никто тебя не гонит. Анфиса (кладет ей голову на грудь). Родная моя, золотая моя, я тружусь, я работаю... Слаба стану, все скажут: пошла! А куда я пойду? Куда? Восемьдесят лет. Восемьдесят второй год...
Ольга. Ты посиди, нянечка... Устала ты, бедная... (Усаживаял ее.) Отдохни, моя хорошая. Побледнела как!
Наташа входит.
ТР1Г СЕСТРЫ.
Драма ^ъ 4 хъ д£йств|'яхъ.
/ '
|агйствующ!Е:
Андрей Серг-бевичъ ГГрозоровъ. Ольга
Маша > его сестры. Ирина J
бедоръ Ильичь Кулыгинъ, мужъ Маши. Наташа, невеста Андрея, потомъ жена.
Александръ Игнатьевичъ Вершининъ, подполковникъ, командиръ батареи.
Иванъ Романовичъ Чебутыкинъ, врачъ.
Баронъ Тузенбах-ь.
Соленый.
Родэ.
Федотикъ.
Анфиса.
Ферапонтъ.
Офицеры.
Прислуга.
ПЕРВОЕ ДЪЙ0ТВ1Е.
Въ домЪ Нрозоровыхъ. Гостиная оъ колоннами, отделяющими гр оть зала. Полдень; на дворЪ солнечно, весело. Видно, какь въ зал-b накры ваюгь столъ для завтрака. Ольга въ синемъ форменномъ плагьЪ учительницы женской гимназш, Маша въ чсрномъ платьЪ, со шляпкой на колт,- няхъ, сидигъ и читасгг книжку, Ирина въ бЬломъ платьЬ стоить задумавшись.
Ольг а.—Отецъ умрръ ровно годг назадъ, какь разъ вх эготь день, пятаго мая, въ твои именины, Ирина. Было очень холодно, тогда шелъ снЪпь. МнЬ казалось, я не пережив), ты льжа.та къ об-
ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ ЧЕХОВА НА ПЬЕСЕ «ТРИ СЕСТРЫ» (ОТТИСК ИЗ ЖУРНАЛА
«РУССКАЯ МЫСЛЬ», 1901, № 2):
«Другу детства Александру Леонидовичу Вишневскому от автора. А. Чехов». А. Л. Вишневский—первый исполнитель роли Кулыгина в пьесе «Три сестры»
Собрание А. А. Вишневского, Москва
Наташа. Там говорят, поскорее нужно составить общество для помощи погорельцам®. Прекрасная мысль! [42] Нужно поскорее0 помочь бедным1", это обязанность богатых. Бобик и Софочка спят себе, спят, как ни в чем ни бывало. У нас так много народу везде, куда ни пойдешь, полон дом. Теперь в городе инфлуэнца, боюсь, как бы не захватили дети.
Ольга (не слушая ее). Б этой комнате не видно пожара, тут спокойно.
Наташа. Да... Я, должно быть, растрепалась[43]. (Перед зеркалом.) Говорят, я пополнела... И не правда! ж А Маша спит, утомилась, бедная... (Анфисе, холодно.) При мне не смей сидеть! Встань! Ступай отсюда!
Анфиса уходит; пауза.
И зачем ты держишь эту старуху, не понимаю.
Ольга (оторопев)3. Я тоже не понимаю...
Наташа. Ни к чему она тут. Она крестьянка, должна в деревне жить... Что за баловство! Я люблю в доме порядок. Лишних не должно быть в доме. (Гладит ее по щеке.) Ты, бедняжка, устала! Устала наша начальница! А когда моя Софочка вырастет и поступит в гимназию, я буду тебя бояться...
Ольга. Не буду я начальницей.
Наташа. Тебя выберут, Олечка. Это решено.
Ольга. Я откажусь. Не могу... Это мне не по силам... (Пьет воду.) Ты сейчас так грубо обошлась с няней... Прости, я не в состоянии переносить...11 В глазах потемнело. I
Наташа (взволнованно). Прости, Оля, прости. Я не хотела тебя огорчить.
Маша встает, берет подушку и уходит, сердитая.
Ольга. Пойми, милая, мы воспитаны, быть может, странно, но я не переношу этого. Подобное отношение угнетает меня, я заболеваю... я просто падаю духом...
Наташа. Прости, прости... (Целует ее.)
Ольга. Всякая, даже малейшая грубость, неделикатно сказанное слово волнует меня.
Наташа. Я часто говорю лишнее, это правда, но согласись, моя милая, она могла бы жить в деревне.
Ольга. Она уже тридцать лет у нас.
Наташа. Но ведь теперь она не может работать. Или я к не понимаю, или же ты не хочешь меня понять. Она не способна к труду, она только спит или сидит.
Ольга. И пускай сидит.
Наташа (удивленно). Как пускай сидит? Но ведь она же прислуга. (Сквозь слезы.) Я тебя не понимаю, Оля. У меня нянька есть, кормилица есть, у нас горничная, кухарка... Для чего же нам вотл эта старуха? Для чего?
Бьют в набат.
Ольга. В эту ночь я постарела на десять лет.
Наташа. Нам нужно уговориться, Оля а. Ты в гимназии, я — дома, у тебя ученье, у меня — хозяйство. И если я говорю что насчет прислуги, то знаю, что говорю, пожалуйста, не вмешивайся6. И чтоб завтра же не было здесь этой старой воровки, старой хрычевки (стучит ногами), ведьмы!.. Не сметь меня раздражать! Не сметь! (Спохватившись.) Право, если ты не переберешься вниз, то мы всегда будем ссориться. Это ужасно!
Входит Кулыгин.
Кулыгин. Где Маша? в Пора бы уже домой. Пожар, заметно, стихает1'. Сгорел только один квартал, а ведь был ветер, вначале казалось, чтод горит весь город. (Садится.) Утомился е. Замучился.(Прислушивается.)
Ольга. Что?
Кулыгин. Как нарочно у доктора запой, пьян он ужасно. Как нарочно! (Встает.) Вот он идет сюда, кажется... Слышите? Да, сюда. (Смеется.) Экий какой, право... Я спрячусь. (Идет к шкафу и становится в углу.) ж
Ольга. Два
