Сократ - Йозеф Томан

- Эй, ты! Выйди-ка со мной! Хочу потолковать с глазу на глаз!

Лицо и тон Сократа изобразили приятное удивление:

- А, это ты, Эгерсид! Присоединяйся к нам! Что за тайны? Все здесь мои добрые друзья, к которым, несомненно, относишься и ты. Ты самый мой дорогой друг, да что я говорю - мой почитатель! Я отлично знаю, мой милый, что твои уста произносят мое имя даже чаще, чем уста вот этих моих друзей. В каждой фразе твоей шипит этот самый "Сократ", каждым словом восхваляешь ты меня, распространяя славу обо мне. Рад тебя видеть, мой красильщик!

- Я тоже рад тебя видеть, - гулко прозвучало в ответ.

- Не говорил ли я? - оживленно подхватил Сократ. - О, Эгерсид - мастер красильного дела! Он, конечно, приукрашивает и меня в своих мыслях и речах, изображая замечательным юношей. Жаль, я этого не слышал!

- Не жалей! Твое имя вправду не сходит у меня с языка, как ты говоришь, да только с бранью, потому что ты вор - хочешь украсть у меня Коринну!

Симон встал между двумя петухами, одним разъяренным, другим зло насмехающимся.

- Что значит "украсть"?! - накинулся он на Эгерсида. - Сократ с детства знает мою сестру и любит ее!

- Может быть, а Коринна-то будет моей! - самоуверенно заявил Эгерсид.

Услыхав свое имя, Коринна взобралась на оливу.

- Зря он бахвалится, - трезво проговорил Симон, поворачиваясь к Сократу. - Коринне до него и дела нет. Это я слышал от нее самой.

Верзила нахмурился.

- Я тоже кое-что от нее слышал. Этот ученик каменотеса морочит ей голову, а у самого и положить-то ее некуда, разве что на камень.

- Ни твоя спальня, ни мои камни не определят, кого из нас будет любить Коринна. Она сама решит, - сказал Сократ.

- Ошибаешься, мой милый. Решать буду я. - Тут Эгерсид набрал полные легкие воздуху и выкатил грудь. - А тебя я сдуну с дороги, как цыпленка, и дело с концом.

- Глядите, как все просто, - спокойно заметил Сократ. - И когда устранишь меня, поступишь с Коринной, как со штукой сукна. Сунешь в кадку с краской, выжмешь, высушишь в тенечке, и станет Коринна такой, какой ты хочешь ее видеть: розовенькой, податливой, сладенькой...

Олива зашелестела, словно по ней пробежал порыв ветра.

- Как раз! - с жаром вступился за сестру Симон. - Дастся она затолкать себя в кадку с краской такому дуралею, как ты!

Эгерсид не знал, к кому повернуться прежде - к Симону или к Сократу.

А Симон продолжал:

- Недооцениваешь ты Коринну! Она-то поумней тебя. Она, брат, ученые разговоры слушает!

- Что врешь, чьи это разговоры?

- А вот наши! - Симон показал на Сократа и друзей. - Она слушает, когда мы тут рассуждаем о разном...

Коринна осторожно отвела ветки и глянула во дворик.

- Например, - Сократ поднял к оливе глаза, - о положении женщины в Афинах...

- Понятно, - сказал Эгерсид. - Про вас уже всякое болтают. Занимаетесь глупостями. Сами испорченные и Коринну портите. После этого чего удивляться, что у нее от ваших разговоров ум за разум зашел...

- А что хорошего может она услышать от тебя? - спросил Сократ. - Не станешь же ты говорить с ней о том, сколько выручаешь за окраску тканей? Надеюсь, ты не собираешься заполучить пятого раба к твоим четырем? Знаешь что, Эгерсид: чтоб быть нам с тобой равными соперниками, дам тебе добрый совет. Ты красишь ткани, я раскрашиваю скульптуры. Так что по ремеслу нам не в чем похваляться друг перед другом. Но тебе не хватает желания познать мир, как то пытаемся делать мы. А ведь в глазах Коринны это, быть может, многое значит. И вот что, Эгерсид: приходи к нам! Удостой нас своим участием!

- Чтоб ты меня учил? - насмешливо фыркнул Эгерсид. - С ума сошел! Это я пришел проучить тебя! Тебе это необходимо, как свинье - почесаться! - И красильщик с угрозой шагнул к Сократу. Тот встал. В напряженном ожидании дрогнули ветви оливы, замерли друзья. Сократ, притворяясь испуганным, попятился к ограде. Ободренный этим, Эгерсид пошел на него, сжимая кулаки.

И вдруг Сократ строго вымолвил:

- Слишком громко ты мыслишь. Твоя речь ясна: кулаком в челюсть... Только, дорогой красильщик... - Тут он внезапно схватил Эгерсида за обе руки, прижал их к его бокам. - Коли не хочешь ко мне в ученье, придется нам расстаться! Хайре!

Он поднял огромного парня и перебросил через ограду на улицу, словно мешок с фасолью.

Звук падения. Затем - оханье и брань.

Во дворике хохотали, с оливы со смехом соскользнула белая тень, а Эгерсид сидел за оградой на корточках, - думу думал. Думал он очень сильно и затрудненно, зато по существу: нет, так дело не пойдет. Погоди - увидишь! Я все-таки перекрашу Коринну в такой цвет, в какой пожелаю!

11

Сегодня вечером Селена была не так бледна, как обычно. Ее желтизна жгла и томила - словно кто-то капнул в нее кроваво-красного вина из того винограда, что принесли тогда в жертву гудийскому Дионису.

Цикады тоже... Неужели и им в кровь попала капля того вина, что звенят они как сумасшедшие, будто каждая воспевает свою влюбленность?

Сократ ждал, напрягая слух и зрак; лениво влачилась жаркая ночь. Когда же?! А, вот - белая полоска промелькнула через двор. Бросился к ней.

Коринна поцеловала его.

- Любишь меня?

- Люблю.

- И мой широкий нос?

- Он тебе идет. Если б у всех афинских мужчин были одинаково прямые носы - то-то была бы скука! Мне всегда хотелось чего-нибудь особенного. А главное - веселого! Твое же лицо весело, и сам ты всегда весел, и твои скульптуры тоже!

Сократ гладит девушке волосы, лицо, плечи...

- С малых лет ношу я за матерью корзинку, когда она ходит к роженицам; сколько я навидался грязи, голода, сколько наслушался причитаний, плача! Просто утонуть можно... Надо же чему-то и радоваться, и смеяться! Так неужто мне еще и в камне высекать разные ужасы?

Селена разглядела Коринну со всех сторон и вся засияла розовато-золотистым светом.

Сократ, восхищенный, любовался девушкой.

- Благодарю тебя, Селена! Ты светишь великолепно. И я теперь рассмотрю мою милую глазами скульптора...

- Постой! Что ты делаешь?

- Прочь пеплос! Так... Плечи округлые, груди - словно тебе двенадцать лет, а не двадцать! - Он сдавил ладонями маленькие груди, она же тихо смеялась, лепетала ненужное:

- Перестань...

- Маленькие, твердые, как теплый мрамор, живот выпуклый - ни мало, ни много, как раз в меру... Бедра длинные, роскошные. - Он повернул Коринну. Зад - само совершенство... А теперь хорошенько слушай, что я скажу. Когда меня приглашали к Периклу, то поручили изваять в мраморе для фриза над новыми Пропилеями трех Харит: слева Аглаю, справа Талию, посередине Эвфросину. И всех - в танце.

Коринна прижимала к груди сброшенный пеплос, не зная - ревновать ей или нет Сократа к богиням очарования, радости и красоты. Но прежде, чем она нашла слова, чтобы выразить чувство ревности, услышала от Сократа: он еще в Гуди наблюдал за ней, на дереве и во время танца, и собирается ваять Харит с нее, с Коринны!

Девушка так и ахнула:

- С меня?! Я буду одной из Харит?!

- Нет, Коринна: ты будешь всеми тремя Харитами!

- Как же ты это сделаешь?

- Тебя - Аглаю я изображу в движении танца в профиль; тебя - Талию - в три четверти, вот так, - он повернул ее соответственно, - а тебя Эвфросину - с лица. Что скажешь, моя триединая?

Она уставилась на Сократа широко раскрытыми глазами. Смысл сказанного доходил до нее не сразу.

- И все три - с меня?

- Ну да! С тебя. Сейчас же и начну делать наброски...

Тут она радостно вскрикнула - Сократ закрыл ей рот ладонью. Притихнув, она произнесла:

- Над Пропилеями... я в трех лицах! Ах, какая я буду знаменитая! - И вдруг осеклась. - Наши меня узнают! О молнии Зевса, отец меня изобьет!

- Никто тебя не узнает, не бойся. Сделаю тебе другую прическу и нос подлиннее. Никто - только мы с тобой будем знать, что три Хариты - это ты. Прелестные Хариты будут встречать своим танцем всех всходящих на Акрополь!

Она пала ему на грудь:

- О милый! Красота, Блаженство, Радость - твоя Коринна! Обними меня крепче! Люблю тебя...

Целует его страстно и долго и увлекает за собой в угол дворика, и там, под кустами олеандров, падает навзничь, потянув его на себя.

Удары крови в жилах заглушает пенье цикад, кусты олеандров раскачали свои ветви, нежно шелестят...

- Наконец-то ты вернулась, девушка, - сказал Мом своей приятельнице Артемиде.

- Захотелось немного побродить по свету, чтоб не быть такой отсталой, как Афродита, которая, правда, все время где-то бегает, но - за мужчинами, а вовсе не ради того, чтоб увидеть новенькое.

- И что же ты видела?

- Горы, долины и токи вод, цветы и репейник, богатство и нищету, радость и горе... Но лучше всего мне в Аркадии да еще здесь, в этом уголке среди мраморных глыб, возле тебя, Мом...

- Благодарю, моя стройная красавица, за внимание. А что ты скажешь о своем подопечном, который смеялся, едва появившись на свет?

- Он мне нравится, Мом. Мальчик - прямо огонь.

- Ну а то, что он с этой девчонкой?..

- Пускай - на здоровье! Это частица жизни... Слышишь, как они блаженно вздыхают?