Девушка полночи - Катажина Бонда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Габрысь был председателем жилищного кооператива, и все знали, что без его стараний этот дом никогда не был бы таким красивым. Результатами усердия председателя стали замена электропроводки и труб центрального отопления, утепление здания, ремонт фасада, подъезда, крыши и окон. И это была только малая часть того, что он сделал. Когда возникала какая-либо проблема, например отключение электроэнергии, поломка стояночного шлагбаума или что-то попроще, вроде курения в подъезде, все шли к нему за помощью, а он, невзирая на день и час, боролся за справедливость. Никто, кроме него, не нашел бы ни сил, ни времени, чтобы всем этим заниматься. Несмотря на то что в собраниях кооператива имели право принимать участие все сорок два жителя дома, двадцать восемь из них сразу же подписали доверенность, оформленную на Габрыся, чтобы он мог все решать за них, поскольку не имели времени, желания и здоровья просиживать долгие часы в тесной комнатке для собраний. Таким образом, Габрысь владел большинством голосов кооператива и делал что хотел. Поэтому дом был выкрашен в кислотно-желтый цвет с оранжевыми полосами, а внутри Габрысь велел покрасить панели масляной краской, чтобы уборщица не пачкала стены шваброй. Цвет стен, честно говоря, заставлял задуматься скорее об утином помете, чем о заявленном грецком орехе, но зато был на диво практичен. Напротив своей квартиры председатель установил промышленную видеокамеру, чтобы знать, кто, во сколько и с кем входит в здание или выходит из него. Стоянка тоже была под круглосуточным надзором.
Пан председатель выселял всех, кто не приватизировал свои квартиры, а особенно тех, кто не ходил в костел. К сожалению, на тех, у кого жилье было в собственности, его влияние не распространялось. Алкаш, кошатница и телеоператор-шизофреник были сосланы в пригороды. Еще один алкоголик-инвалид, который устроил притон в квартире номер 5, оказался на вокзале. В его квартиру Габрысь поселил глубоко верующую семью с семью детьми (всех вместе их было девятеро, трижды три). Никому, кроме него, они не нравились, поскольку по-деревенски устраивали из своих башмаков средней привлекательности выставку на лестничной клетке; не отвечали на приветствия и создавали очень много шума, когда всей оравой направлялись на мессу. Но, кроме этой семейки, у Габрыся не было промахов. Он заявил в свое время, что, пока жив, этот дом на Пулаского будут населять только порядочные люди. И до сих пор слово свое держал.
Так было в течение всех этих лет, пока в долго пустовавшее здание напротив не въехал музыкант, Янек Вишневский, называемый Иглой, вместе со своей группой. Габрысь ничего не слышал об аукционе для желающих занять это помещение, несмотря на то что тщательно за этим следил. Он сразу же почувствовал неладное и начал собственное расследование, которое почему-то совсем не прояснило ситуацию. Итог был таков: о том, что в здании рядом с его домом открывается музыкальный клуб, он узнал слишком поздно. Все выяснилось только тогда, когда новые хозяева стали свозить аппаратуру, а строители – обивать стены противошумным покрытием.
Как и опасался Габрысь, это было только начало геенны огненной. Шум, дьявольская музыка, полуголые блудницы, алкоголь и наркотики каждую ночь пожинали свои плоды на ниве греха. Габрысь ничего не мог с этим поделать. Он боролся всеми способами: звонил в городскую управу, ежедневно являлся в отделение полиции, подал на Иглу шесть судебных исков (дважды три). Писал доносы, подсылал боевые команды верующих из Францисканского светского ордена, которые пытались достучаться до грешных сердец. Все зря. Мало того что клуб не закрыли, грешники еще и получили разрешение на открытие дочернего бистро на улице Пулаского, 6. В «Игольнице» с семи утра подавали завтраки и играли эту жуткую музыку. Габрысь уже и сам не знал, что хуже. «Игла», по крайней мере, располагалась в подвальном помещении. А «Игольница» – прямо напротив его окон, и падшие женщины, а также те, кто, по предположению Габрыся, пользовался их услугами, ежедневно сновали туда-сюда прямо перед его носом, хохоча ему в лицо. Он объявил им священную войну. Когда тетя была в поликлинике на лечебной гимнастике, он включал на полную громкость религиозные эфиры по «Радио Мария» или светскую музыку, одобренную телевизионным каналом «Верую». Делал он это из добрых побуждений, считала полиция, которую вызывали его оппоненты. Он всего лишь хотел помолиться. Но все-таки ему пришлось заплатить штраф в размере трехсот злотых за оскорбление хозяина заведения (сто умножить на три), а демоны выходили сухими из любого переплета. Смеялись над ним, когда он грозил им из своего окна, кропил их святой водой или пытался остановить крестным знамением. Им, демонам, все нипочем.
К счастью, накануне праздников оба клуба, «Игла» и «Игольница», зияли пустотой. Габрысь не рассчитывал на покаяние, скорее в эти дни дело было в низкой выручке. Клиентов кот наплакал. Таким образом, со вчерашнего дня в округе господствовала блаженная тишина.
Время ожидания, оставшееся до Воскресения Всемогущего, он решил потратить на работу над балансами ремонта мусорки, который должна была выполнить фирма-протеже приходского священника. Габрысь верил в порядочность святого отца, но все-таки люди – они и есть люди (то есть грешники), а ему нужно быть уверенным в том, что ни одна копейка, потраченная кооперативом, не пропала зря, поэтому он анализировал все, даже самые мелкие счета.
Тетя размеренно дышала. Габрысь работал над балансом. Он отложил в сторону рекламный проспект поддерживаемого ксендзом Старонем банка SEIF, в котором хранил все свои сбережения. Каждый день он ходил в офис банка и проверял, прибавляются ли нули на его счете, согласно его ожиданиям. После его смерти все средства отойдут церкви. Так получилось, что Бог не дал ему детей. Он еще не решил, какому именно из ближайших костелов достанутся его деньги: Звезде Моря или гарнизонному храму Святого Георгия, в котором он был крещен. В обоих он с самого детства часто бывал на мессах.
Вдруг со стола скатилась ручка. Потом задрожал стакан и стал ритмично подпрыгивать на блюдце. Габрысь едва не задохнулся от злости. Он хорошо знал, что это значит. Что-то происходило в «Игле». Он перекрестился, снял очки, зализал остатки волос набок, так как маскирующая лысину прядь немного сдвинулась с места.
– Я не вынесу этого больше. – Он поднял глаза к небу. – Прости меня, Господи, сегодня Страстная пятница. Негоже веселиться, когда Твой Сын так страдает.
Габрысь встал и уверенным шагом двинулся к довоенному серванту. Вынул оттуда садовые ножницы, ножовку по металлу, отвертку, перчатки и маску Дарта Вейдера из «Звездных войн». Он сунул все это в мешок из-под картошки, после чего спустился по лестнице в подвал, где располагался электрощиток. По коридору он прошел в соседний дом, чувствуя, как биение сердца отдается в его горле, потому что сатанинская музыка все приближалась. Перед самым входом он надел маску и вырубил пробки. Музыка резко затихла, он с облегчением вздохнул. Но этого ему было недостаточно. Он включил фонарик, направился к щитку и одним движением перерезал все провода. Габрысь понимал, что тем самым лишает света всю улицу, и себя в том числе, но был готов нести этот крест. Он считал, что жители должны быть благодарны ему. Может быть, таким образом он спасает их от адского пламени во время Страшного суда.
С чувством выполненного долга он вернулся в свою квартиру на пятом этаже.
– Я прямо сегодня исповедуюсь. – Он приложился к распятию, зажег свечу и вернулся к просмотру счетов.
Саша как раз добралась до клуба. Найти его оказалось просто, поскольку перед входом в дом напротив бегали возбужденные люди. Какая-то женщина голосила, что они теперь останутся без света на все праздники.
– Иди к детям, женщина, – утихомирил ее супруг и сел в машину, чтобы ускорить приезд электриков.
Саша вошла во двор. Приблизилась к стальным дверям с оком Шивы вместо глазка. Рядом с выключателем располагалась лишь наклейка с эмблемой и названием клуба. Никакой вывески, светящегося неона. Ничего, что указывало бы на то, что здесь находится популярный клуб. Но Саша просмотрела страничку Иглы в Фейсбуке и знала, что это культовое место, если измерять его привлекательность числом лайков: их было множество, более сорока тысяч. Она постучала, но никакой реакции не последовало. Потом осмотрелась, вышла из ворот и подошла к чуть успокоившейся женщине.
– Вы не знаете, как туда можно попасть? – спросила она вежливо и указала на заведение.
Женщина посмотрела на нее искоса.
– Я туда не хожу, – хмыкнула она. – Надо позвонить.
– Позвонить?
– Там, с другой стороны, под кирпичом, есть кнопка.
Саша поблагодарила. Не ходит, но знает, как войти, усмехнулась она.
– Но сейчас не сработает. Нет света, – добавила ее собеседница. – Подождите. Скоро сами вылезут. Ночные бабочки.