Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Твари. Сами они твари. Так не пойдёт.

– А что, вы тоже… – Он сморгнул влагу с ресниц и провёл пальцем по губам, размазывая стёкшую кровь по щеке. – Вы тоже хотите, да? Не стесняйтесь. Мы ведь все… друзья.

Первой к выходу ломанулась какая-то девчонка, высокая и коротко стриженная, а за ней другие. Ведро покрутилось ещё на полу и остановилось; кошка вылезла из-под умывальника и подошла ближе, тыкнулась влажным носом в ладонь.

Наверное, всё-таки дура.

Он медленно поднялся, опираясь руками на собственные колени, и исподлобья взглянул в зеркало, испещрённое трещинами. Оттуда пялился его двойник – тощий, нелепый, в промокшей белой рубашке. Грязная ткань облепила тело; с тёмных волос стекала вода, а глаза в полумраке казались почти чёрными, только светилась холодным голубоватым серебром каёмка вокруг расширенных зрачков.

…надо перетерпеть. Завтра будет хуже. Это только начало.

– Хватит! – выкрикнула я и резко села на кровати, выдираясь из липкого сна.

Или не совсем сна?..

Я как будто взаправду оказалась там – нет, стала им, тем мальчишкой; это меня макали головой в вонючее ведро, и затхлый привкус скисшей тряпки до сих пор стоял во рту… Тот мальчишка – это был Йен, совершенно точно он, только мелкий, сколько ему там – лет семь, восемь?

«Девять, – откликнулся он, точно ждал этого вопроса. – Но соглашусь, выглядел я тогда младше. К счастью, только выглядел, иначе уцелеть было бы… сложнее».

Да куда уж сложнее.

Я сидела на мягкой кровати, в тепле, комкала на груди одеяло, и вокруг был мягкий полумрак и запах чистого дерева на спиле – но ощущала себя по-прежнему там, в грязной подсобке, и даже разбитое лицо болело по-настоящему.

Когда голос Йена снова зазвучал, то казался одновременно глуховатым и суховатым… неестественным?

«Тебе надо учиться, Урсула. Сейчас ты не смогла избавиться от чужого воспоминания, даже не распознала его, хотя я не вложил почти никаких эмоций. Меня нисколько не беспокоит тот эпизод, однако посмотри, как глубоко тебя ранило. А что будет, если ты примешь духа, одержимого собственной смертью? Да собственный дар утянет тебя на дно раньше, чем садовники подберутся достаточно близко для удара».

В первый момент мне хотелось заорать… но Йен был прав. Сегодня я, не раздумывая, потянулась к потерянной душе, потому что она показалась мне неопасной. Но если бы я ошиблась?

Постепенно стало теплее; меня уже так не трясло, и всё произошедшее начало казаться действительно сном, не более.

«Сейчас всего лишь два часа ночи, – заговорил Йен наконец, но теперь, к счастью, его голос звучал совершенно обычно. – Со временем ты научишься проводить границу между своим и чужим, отстраняться… Но сейчас тебе надо отдохнуть. Обещаю, что сегодня я больше тебя не побеспокою».

Я послушно откинулась на подушки и натянула одеяло до подбородка. Надо же, какая щедрость… Да беспокой на здоровье, только предупреждай заранее, что собираешься устроить урок.

Мне почудилось, что он улыбается – хотя разве потерянные души могут вообще улыбаться?

«Тогда, боюсь, ты ничему не научишься, моя прелесть».

Впрочем, заснула я действительно быстро.

ГЛАВА 4. Запах шафрана

В поисках новых впечатлений я много путешествовала, да и квартиры меняла чаще среднестатистического обывателя, но пробуждение внутри магического пространства Хорхе отличалось от всего испытанного прежде двумя вещами.

Во-первых, ощущением полной безопасности.

Во-вторых, острым чувством нереальности, словно мы так и остались во сне.

В положенное время Салли, как всегда, завела свою пластинку и выгнала меня из нагретой постели. Пришлось выполнить обычную программу; к счастью, тело болело меньше, чем вчера. В купальню я влезала осторожно – боялась поскользнуться на лесенке, но ступени оказались шершавыми и надёжным; плавать мне понравилось гораздо больше, чем торчать в душе, хотя бы потому что Йен в кои-то веки комментировал мои действия, а не фигуру. А когда пришло время выбираться из воды, то обнаружилось, что вчерашняя одежда лежит на кровати – выглаженная и чистая.

«Я уже упоминал галантность божественного уровня? Так вот, это она».

– Значит, бывают и такие чары… Удобно, – пробормотала я, ныряя в водолазку. – Йен, а ты так можешь?

«Не видел бы тебя буквально насквозь, дорогая моя – оскорбился бы. Это простейшие приёмы, и они…»

– Вот и замечательно. Значит, впредь будем экономить на химчистке – должна же быть от тебя хоть какая-то польза.

«О, ты готова доверить мне своё бельё? Польщён. А что насчёт тела?»

Я споткнулась на ровном месте. Вот же… Впрочем, сама ведь знала, что перешутить его не получится, но зачем-то опять дала повод для поддёвок.

«Завтрак?» – напомнила Салли.

Умница. Единственный нормальный человек в этой комнате.

На звон колокольчика Хорхе явился через четверть часа – неудивительно, ведь вряд ли он ждал меня под дверью. Идти пришлось недолго, и в итоге мы оказались в самой обычной комнате с панорамными окнами и видом на внутренний двор. Только солнце почему-то стояло в зените, хотя на часах было только семь… или у меня мобильный сбился?

– Иллюзия, – с улыбкой пояснил Хорхе. – На самом деле стена глухая. Солнце – мой враг, но враг прелестный – я по нему скучаю. Прошу, присаживайтесь.

Он отодвинул для меня стул, предложил вышитую салфетку – честное слово, как в дорогом ресторане. Но когда я взглянула на тарелку, то едва не закашлялась от смеха.

– Что-то не так, госпожа Мажен? – он рефлекторно поправил воротник, похоже, чувствуя себя неловко. – Опять шутки Йена? Признаться, сейчас я его не слышу, и мне придётся снова просить вашей крови, чтобы присоединиться к беседе…

– Может быть, но позже, – уклончиво согласилась я. – Нет, дело не в нём, просто я не ожидала увидеть бургер. Ну, просто фастфуд и ваш, э-э, имидж…

Взгляд у Хорхе стал ощутимо прохладнее.

– Почему бы нет? В моё время бургер стал бы королевской пищей. Мягкий сдобный хлеб, говяжья котлета, экзотический томат и драгоценные специи – чего ещё надо? Да, кстати, хотите сырного соуса? – и он протянул мне оранжевую бутылочку.

«О, дорогая, будь милосерднее – неужели ты не видишь, что он пытается быть современным? Наверное, читал полночи статьи о том, чем угостить молодую девушку и не сойти за ретрограда… Кстати, расскажем ему про суши или пожалеем?»

Понадобилось всё самообладание, чтобы сохранить лицо и вежливо ответить:

– Спасибо. Это как раз то, чего мне не хватало.

Первые минут десять мы молчали. Я украдкой рассматривала Хорхе, подмечая детали, которые вчера ускользнули от внимания. Например, что волосы у него хотя и тёмные, но на солнце – пусть и искусственном – отливают золотинкой, а ещё он, похоже, использует гель для укладки; что рост у него даже не средний, как показалось с испугу, а откровенно мелкий – ниже меня больше чем на полголовы. Оттенок кожи был тёплым – этакий выцветший южный загар, глаза – светло-карие, на свету желтоватые даже… Мне не померещилось – он действительно носил жилетку поверх рубашки а-ля бутлегер из гангстерского фильма, только со шнуровкой по бокам, как у корсета, а ещё – незаметно облизывал губы от соуса, часто задумывался о чём-то и замирал с вилкой в воздухе, и у него были очень длинные ресницы.

«Красивый».

Услышать такое от Салли было настолько необычно, что я поперхнулась глотком кофе. Мне в голову не приходило разглядывать его под таким углом, хотя… Если бы он устроился преподавателем в университет, то все студентки пали бы к его ногам, да и в «Норе» у него наверняка бы завелись поклонницы, которые приходили бы только ради симпатичного баристы. Хорхе выглядел очень молодо – пожалуй даже, моим ровесником, – и как-то… виктимно?

Мне померещился вздох Йена.

«Опасное заблуждение, сладкая. В Запретном Саду слабые цветы быстро вытаптывают. Если что-то с виду беззащитное – значит, оно может себе это позволить».