Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Вас что-то беспокоит? – окликнул меня Хорхе. – Вы перестали есть.

– А? – очнулась я и покосилась в тарелку. От бургера оставалась примерно треть, и я не была уверена, что она в меня влезет. – Нет, просто задумалась…

– Я не настаиваю на ответе, – улыбнулся он вежливо. Между полуразомкнутых губ было видно клыки – и сверху, и снизу, пусть и маленькие. – Но если хотите о чём-то спросить – не стесняйтесь, я уже закончил и с удовольствием поддержу беседу.

«Ещё один вежливый способ вытянуть информацию – обрати внимание, дорогая, – заметил Йен беззлобно. – Впрочем, с ним можно быть откровенной».

Честно говоря, спрашивать ничего я не планировала, просто не признаваться же в том, что моя внутренняя маньячка вдруг запала на него. Поэтому пришлось ляпнуть первое, что пришло в голову:

– Почему нельзя просто создать Йену тело? Он же наколдовал себе буквально из воздуха цилиндр с плащом.

– Хороший вопрос, – вздохнул Хорхе и изящно подпёр кулаком челюсть – хоть сейчас на чёрно-белую фотографию и в музей. – Почему бы вам не поинтересоваться у него самого?

– Ну… может, я уже спрашивала и хочу сравнить ответы, – улыбнулась я, невольно копируя интонации Йена.

«О, моя девочка учится основам светской беседы? Браво!»

– Причина очевидна, – пожал он плечами. – Связь между душой и телом разорвана не до конца, значит, в искусственном теле в любой момент может начаться отторжение. И, как водится, этот момент почти наверняка будет крайне неудобным.

«Не совсем верно, – живо откликнулся Йен. – До определённого порога отторжение можно подавить, хотя не каждый способен на такое».

– К тому же искусственные тела-куклы обладают весьма скромным потенциалом, это, скажем так, неудобный инструмент. Способность творить чары – свойство души, а не материи, однако материя выступает в роли проводника: правильное тело – усилитель, а неправильное – препятствие на пути чар. Даже самый сильный чародей станет слабее неофита, если поместить его сознание в куклу, – продолжил Хорхе задумчиво, не отводя от меня неуютно пристального взгляда. – То же касается и обычных людей. К примеру, я мог бы передать вам силу, Урсула, но вы… точнее, Йен внутри вас сумеет воспользоваться лишь крохотной её частью, а остальное вскоре развеется – так вода исчезает из открытого сосуда, оставленного на солнце.

«Почти верно, – судя по голосу, признавать правду ему не хотелось. – Сила, переданная через жертвоприношение, сохраняется чуть дольше, но тело человека – даже лантерна – не приспособлено для чар, это всё равно что вышивать в рукавицах иглой весом в два килограмма. За счёт опыта я бы смог, пожалуй, справиться со средним чародеем, но не с Флёр. И, боюсь, не с Крокосмией, если он хотя бы вполовину талантлив, как его мать».

– Ага… – пробормотала я. – Интересно. То есть как временный выход – сойдёт.

Некоторое время Хорхе молча наблюдал за мной, а затем добавил:

– Есть и третья причина, которую мне не хотелось бы упоминать из суеверного страха. Обычно потерянные души, если их не приютил медиум, сохраняют свою… целостность не больше года. Вы встретились с Йеном не раньше двадцати пяти лет назад, и, возможно, его душа уже была… повреждена. – Было видно, что каждое следующее слово даётся ему всё тяжелее. – Я не знаю, как Йен продержался предыдущие двадцать пять лет и чего это ему стоило. Вы – лантерн, Урсула, само ваше присутствие исцеляет потерянные души и связывает их с миром живых, но, боюсь, оставшись без опоры, даже… даже Йен не сумеет вечно сохранять свой разум в ясности.

Отчего-то в горле у меня пересохло. Я сглотнула и отодвинула тарелку с хлебными корками и пятнами сырного соуса.

Йен молчал. Значит, это правда?

– Ну что же, зато мы теперь определились с ближайшими целями, – нервно улыбнулась я и попыталась подлить себе кофе, но едва не расколотила чашку. – Простите, руки что-то как ватные… В общем, нам надо как можно скорее найти настоящее тело Йена, раз уж его душа по-прежнему связана с ним, и как-то соединить их снова. Только и всего.

Хорхе бесстрастно посмотрел мне прямо в глаза.

– Как только в Саду это поймут – на вас начнётся охота, Урсула… – И тут вдалеке послышался раскатистый трезвон. – А вот и гости. Позднее, чем я ожидал. Побудьте пока здесь, я разберусь, – добавил он и встал из-за стола.

Дверь глухо щёлкнула замком и медленно растворилась в стене. Я осталась совершенно одна в замкнутом пространстве – в буквальном смысле без выхода. М-да, интересно, что это за «гости» заявились в такое время…

«Если ты действительно изнемогаешь от желания узнать это, я могу научить тебя плохому, – посулил Йен соблазнительным голосом. – Но решать надо быстро. Хорхе не любит подолгу разговаривать с посторонними».

А мы, значит, уже свои? Ладно, предположим, я согласна. И что надо сделать?

«Просто довериться мне. Сделай рокировку с Салли, а я тебя проведу».

Значит, рокировка… Наверное, можно попробовать – два раза вышло уже, точнее даже, два с половиной, если считать тот, в торговом центре. Салли, ты же сможешь последить за моим телом так, чтобы никто ничего не заподозрил?

«Я могу!»

Прикрыв глаза, я сосредоточилась на ощущении-воспоминании, как мы в последний раз менялись местами – лёгкость, беззвучный звон в голове и странно успокоительная ненадёжность. Спинка стула впивалась в позвоночник сильней, сильней… Я слегка покачнулась в полутрансе туда-обратно, а потом амплитуда вдруг резко увеличилась, меня мотнуло из стороны в сторону – и вышвырнуло из тела. Обзор развернулся веером на триста шестьдесят градусов, Салли слетела со стула, но не упала, а мягко кувырнулась через голову и каким-то чудом успела его подхватить. Видеть стеклянно-равнодушное выражение в собственных глазах было жутковато.

Наверное, стоило попросить её быть с моим телом поосторожнее, да? Впрочем, что может грозить нам в обычной комнате…

…комнате, да.

Сейчас я отчётливо видела переходы – множество путей, разбегающихся во все стороны: в стенах, в полу, даже на потолке. Ради меня хозяин, похоже, придал этому месту подобие реальности, но суть осталось прежней – изменчивой и нестабильной, и именно благодаря зыбкости, неопределённости, оно становилось идеальной отправной точкой для путешествия куда угодно.

Внезапно меня прошило таким резким ощущение чужого вмешательства, что я едва не поменялась с Салли обратно.

«Тсс, – насмешливо шепнул Йен, обволакивая меня и словно просачиваясь вглубь; сейчас он выглядел и чувствовался как светящаяся паутина ярко-алого цвета с дурманным сладким запахом. – Тсс, успокойся, солнце моё… Так хорошо. А теперь просто следуй за мной и старайся запоминать ощущения».

На секунду промелькнула мысль, что нехорошо, наверное, отдаляться от собственного тела, но затем словно включился невидимый пылесос – и нас буквально втащило в один из переходов. Я понимала, конечно, что это Йен тянет меня, но легче от этого не стало; душный страх, как тогда, в каверне, сдавил со всех сторон, трансформировался в какофонию – визг железа, шершавый пыльный шорох, надрывный плач, комариный писк, еле слышный скрип крошащегося пенопласта…

«Я сказал – успокойся».

Окрик Йена был ошеломляющим, как поцелуй в темноте. Мы рванули куда-то ещё быстрее, и впереди забрезжил свет, но главное – страх отступил.

Спасибо.

«Всегда рад помочь, моя сладкая», – с немного обидной насмешкой ответил он, но возмутиться я не успела, потому что мы вдруг выскочили на ту самую лестничную площадку, где вчера встретились с Хорхе. И он тоже был там, расслабленный, с расстёгнутыми пуговицами на вороте и полупустой чашкой в руке, а напротив стояли двое – черноглазая женщина с крупными локонами цвета меди и плечистый брюнет с квадратной челюстью и сросшимися на переносице бровями.

«Смотри внимательнее», – мягко укорил меня Йен, и я с запозданием разглядела сквозь перегородки ещё троих этажом ниже – мужчину в сером, с низко надвинутым капюшоном, и двух совершенно седых девочек-подростков с кукольными каре. Это что, засада, что ли?