Агент Их Величеств, Часть первая (СИ) - Александров Александр

Фигаро подобные вопросы не особо волновали; сейчас, несясь по улочкам Серебряной Пагоды, он лишь жалел, что слишком долго и слишком часто в оболочке личного сервитора находиться нельзя: изнашивался сервитор, страдала психика, получало незримые, но весьма существенные повреждения тело пользователя. А жаль: сервитор был очень, очень удобной штукой.

Следователь понятия не имел, где находится нужный ему перекрёсток Вокзальной и Первой, но эфир знал об этом прекрасно; в голове у Фигаро словно бы образовался сверхточный навигационный вычислитель, показывающий следователю его цель столь же ясно, как если бы перед его глазами парил невидимый указатель. Но Фигаро не торопился.

Он двигался к городскому архиву как бы по широкой, постоянно сужающейся спирали в пространстве-времени: ага, ага, вот тут можно срезать – раз! – и секундная стрелка на башенных часах даже не дёрнулась, а вот здесь можно и притормозить, наблюдая, как другая стрелка – уже минутная – делает резкий рывок вперёд. Ну, не страшно, вон там можно ещё срезать, а потом вот здесь наверстать, а тут и вовсе проскочить через какой-то старый сарай, в котором на стопках кирпичей стоял одинокий кабриолет «Фродо-3» без колёс и коробки передач.

Вокруг гремел эфир: огромный чёрный шар солнца украшенный бледной серебряной короной-ореолом неподвижно висел в зените ярко-алого неба, то ли порождая, то ли поглощая свет, то ли всё сразу. Солнце всегда можно было увидеть сквозь эфир; чёрный глаз дырявил алые небеса вне зависимости от времени суток, постоянно находясь в одном и том же положении – на пару градусов севернее зенита. Земля тоже светилась, хотя и не так ярко, как небо: мягкое сияние утреннего тумана, искры костра, газовая лампа, которую кто-то зажёг за белёсой шторой.

Вот улицы города, вот дома (теперь Фигаро начинал понимать странную геометрию Серебряной Пагоды: город как бы раскручивался из единого центра, который находился на Площади ратуши, постепенно распрямляя свои улицы точно лепестки), а вот и люди – идут-спешат по своим делам, ждут на остановках «керосинку», или просто сидят на лавочках уткнувшись в газеты. Обычные люди с самыми обычными аурами, безо всяких следов псионического влияния. Ну, разве что тонких алых нитей в аурах жителей Пагоды было меньше, чем обычно, но патологией было бы как раз полное отсутствие этих чёрно-красных трещин врождённой агрессии. У подконтрольных людей с промытыми мозгами ауры всегда однотонные, с резко выраженными слоями, без артефактов или сиюминутных вкраплений. Хотя, разумеется, Отдел наверняка проверял эту версию, так что следователь и не надеялся заметить в свечении «вита» горожан что-то особенное.

И, всё-таки, кое-что общее у этих облачков жизненной силы, что окутывали жителей этого города, было: тонкие светлые нити, пронизывающие коконы аур от Высшего входящего центра, до самых уходящих в землю «корней».

Люди Серебряной Пагоды были счастливы.

Не тем дурным ошеломляющим счастьем, что сбивает тебя, точно бронепоезд, что наступает после приёма дозы «синей пыли», не тем головокружительно-тахикардическим напором, которым иногда вспыхивает счастье любви, и даже не теми яркими сполохами, что омывают разум конторского служаки только что прикупившего себе новые ботинки. Нет, это было простое тихое счастье, что тлело в человеческих душах подобно свечам в окнах: где-то поярче, где-то потусклее, но как яркий огонёк всегда угадывался за оконным стеклом, так и эти дрожащие ниточки света невозможно было спутать с чем-либо ещё.

Да, жизнь в этом городе шла своим чередом, что значит, не без проблем: у кого-то прямо сейчас болел живот, кого-то донимали мыши, кто-то подозревал жену в чрезмерно ветреном поведении, а кого и начальство заело так, что хоть по морде гаду, но...

Каждый из этих людей был счастлив своими собственным, маленьким счастьем – таким, что как раз ему впору и впрок. Сейчас, через призму эфира, следователь видел это так же верно, как собственный нос в зеркале.

Более того: он вспомнил, что в аурах большинства знакомых ему людей этих светлых ниточек не было. Элегантный циник магистр Стефан Целеста, умный как сам Сатана Алистар Метлби, Артур-Зигфрид Медичи, более известный, как Мерлин Первый, Моргана... А вот у тётушки Марты, между прочим, отпечаток счастья в ауре был, пусть и совсем маленький.

Но бывает ли счастье маленьким?

Фигаро вспомнилась старая сказка: стоял на берегу моря сверкающий город, весь из серебра и хрусталя, а золотом там мостили улицы и, от нечего делать, вечерами бросали с пирса в воду драгоценные камни – у кого больше раз подпрыгнет. И жили в том городе могучие колдуны, да древние алхимики, каждый из которых по три Философских камня в кармане таскал, жили, и горя не знали. Но вот как-то раз повадился налетать на город Чёрный Ворон – создание абсолютной тьмы. Чем только его колдуны не разлили, да не тузили, а всё по боку: не берут супостата ни заклятья, что города с землёй ровняют, ни зелья, что и мёртвого из могилы поднимут. Колдуны с горя взяли, и вызвали демона, да не какого-нибудь, а самого Герцога Астарота, пообещали ему даров и крови, как полагается, и стали допытывать, как им Ворона Тьмы со свету сжить? На что великий Герцог Гоэтии рассмеялся, и сказал, что ничего ему от колдунов не нужно, что всё у него и так есть, а помочь он поможет, но просто дабы посмеяться. Есть, сказал Астарот, одно старое, полузабытое заклятье, именуемое «Золотой Феникс», что способно уничтожить любую тьму на земле. Заклятье, по сути своей, несложное; любой колдун-недоучка справится, да только сработает то заклятье лишь у человека счастливого, а кто счастья в жизни не знает, тот может даже не пытаться – колдовской силой здесь ничего не решить. Сказал это Герцог, да и провалился сквозь Сферы, а колдуны-алхимики возрадовались, и побежали текст старого заклинания искать. И нашли, да только никто из них сотворить его не смог – на весь город не нашлось ни одного счастливого человека. Мудрые были, богатые были, сильные были, а вот счастливых не было, и когда Чёрный Ворон в очередной раз явился, то схватил в клюв град серебряный, да и уволок с собой в вечную тьму. А у себя в палатах, на том конце горизонта, смеялся и смеялся великий Герцог Астарот...

Фигаро даже немного взгрустнулось. Следователь остановился у высокой красивой решетчатой изгороди, богато украшенной посеребрёнными завитушками, и подумал, не промотать ли ему время сразу до трёх часов так, чтобы в назначенный час как раз оказаться у городского архива.

И, возможно, если бы этот приступ светлой меланхолии продлился ещё немного, то Фигаро так и поступил бы.

Но произошло нечто, мгновенно купировавшее состояние задумчивой грусти, нахлынувшее на следователя – у него заурчал живот.

Метфизики, будь они рядом, наверняка стали бы спорить, у кого именно и что заурчало: у следователя или у его сервитора. Второе было затруднительно, поскольку сервитор был просто чучелом, особым образом законсервированным сознанием и эфирным каркасом, а первое было невозможно потому, что сейчас следователь был всего лишь эфирным сгустком, запечатанным в сервитора.

Фигаро же эти делали волновали мало; следователь просто хотел есть.

Он вспомнил, что в «Трёх Коронах» толком и не позавтракал, такое сильное впечатление произвела на него встреча с городским головой Фортом. Так, пару кусков котлеты, ложка салата и глоточек кофе. Для Фигаро это было абсолютно неприемлемо, и его желудок нашёл способ возмутиться даже в том полуматериальном состоянии, в котором он сейчас находился.

Следователь пришёл в чувство. Он начал размышлять, не проявиться ли ему рядом с какой-нибудь приличной ресторацией рядом с городскими архивами, и тут его мысли приняли новый оборот.

«Так, стоп, погоди немного. Времени на пожрать у тебя ещё вагон и маленькая тележка. Оглянись вокруг ещё раз, и, пожалуйста, будь чуток внимательней. Давай поиграем в «что не так на этой картинке?»

Фигаро нахмурился.

«С людьми всё нормально. Даже более чем; я же только что...»