Мемуары - Лени Рифеншталь

Ежедневно мы погружались по нескольку раз. Так как у нас не было лодки, мы стали спускаться непосредственно с рифового уступа по вертикальной стене. Здесь мы могли без помех экспериментировать с нашей кинокамерой.

Через три дня мы увидели, как к маяку приближается лодка. Это возвращались водолазы, и, к нашему удивлению и радости, среди них был и пострадавший Ганс. Как может вернуться человек, бывший в двух шагах от смерти, а теперь явно здоровый?

Несчастный случай и чудесное спасение — достойны отдельного рассказа. На глубине двадцати метров ныряльщики обнаружили акул — по их словам, очень большой косяк. Каждый пытался снять огромных рыб на кинокамеру.

— Когда ко мне стала приближаться большая акула-молот, — рассказывал Ганс, — я включил сначала один прожектор, потом оба и совершенно спокойно начал снимать громадину, зигзагами наплывающую на меня. Она приближалась довольно медленно, и я затаил дыхание, чтобы не испугать хищника пузырьками воздуха. В видоискателе акула становилась все больше, и тут до меня дошло, что рыбина не станет сворачивать, а просто меня опрокинет. В последний момент я бросил в нее камеру и резко выдохнул, а когда я захотел набрать воздуха, из этого ничего не вышло. Спазм гортани поверг меня в панику. Не помню, как меня вытолкнуло на поверхность.

— В Порт-Судане в больнице, — рассказывал дальше один из товарищей Ганса, — тоже ничем не могли помочь. Ганс был жив, но наряду с опасностью удушья теперь ему грозила еще и эмболия. Лицо ввалилось, кожа пошла коричневыми пятнами. На рентгеновском снимке можно было увидеть тень в легком, размером с кулак. Была только одна возможность спасения — уложить пострадавшего в декомпрессионную камеру. Но она не работала. Тут объявился спаситель, высокоуважаемый капитан Халим из Порт-Судана. Он посоветовал тотчас вновь опустить Ганса в море, где и начали декомпрессию. Пять часов пострадавшему нужно было оставаться под водой, медленно сокращая глубину погружения. За этим, сменяя друг друга, следили товарищи. Когда Ганса вытащили на сушу, ему уже было лучше. На протяжении ночи через каждые три часа ему вводили пенициллин, что спасло ему жизнь. Невероятным показалось нам, что он снова решил нырять.

На мелководье лагуны, где мы вместе погружались, один из группы направился ко мне, и я увидела, что он держится за гигантскую черепаху. Хорст сделал мне знак повторить этот трюк, хотя животное никоим образом не желало работать морской лошадью. С трудом удалось мне обеими руками ухватиться за край панциря. Едва ныряльщик оставил мне черепаху, та скользнула вниз, упорно стараясь избавиться от наглого седока. Меня мотало из стороны в сторону. Напрасно я пыталась ею управлять, животина отправилась по своим делам. Вдруг я увидела снимающего нас Хорста, но затем, о ужас, черепаха навалилась на кинооператора и расцарапала острыми когтями кинокамеру. Это была моя первая и последняя попытка покататься верхом в морских глубинах.

У нас появились гости: капитан Халим прибыл на своем большом корабле «Каролина» с группой австрийских ныряльщиков из Линца. Он пригласил нас на десятидневную экскурсию. Счастливый случай, сначала подумала я. Нам еще не приходилось нырять с большого корабля. Австрийцы показали себя не только опытными спортсменами, но и приятными людьми, так что мы быстро подружились. Руководитель группы Райнер Хамедингер и его друг Вольфганг — обладатели международных призов за подводные кино- и фотосъемки. Мы смогли обменяться опытом.

Первое погружение у рифа Шаб-Руми было фантастическим. Здесь несколько лет назад Кусто изучал поведение акул. Туда до сих пор съезжаются ныряльщики, чтобы увидеть уникальный подводный дом и поросшую за это время кораллами акулью клетку. Такой ясной видимости, как на этом рифе, я больше никогда не встречала. Естественно, что в путешествии были не сплошь приятные моменты. Погода поменялась, стало штормить. Не только Хорст болел морской болезнью, некоторые из австрийцев тоже чувствовали себя неважно. Когда я решила отдохнуть в каюте, то получила неприятный сюрприз. Не потому, что каюта оказалась крошечной — даже самому маленькому чемоданчику не было места, — из находящегося в нескольких метрах от каюты санузла исходила невыносимая вонь, а рядом — не очень-то опрятно выглядевшая кухня. Запах лука, чеснока и баранины был пронзительным. И только через десять дней мы будем на месте! Я затосковала по нашему маяку, где всегда достаточно воды, на «Каролине» стакан воды был почти роскошью. Несмотря на несколько удачных погружений у рифа Вингейт и у знакомых обломков «Умбрии», я была рада, когда смогла покинуть корабль. После прощания с австрийцами мы опять оказались без транспорта. Голландец, менеджер Шелли, пришел на помощь. Он достал барку и двух пожилых суданских рыбаков, которые доставили нас к Занганебу. На этот раз нам повезло с погодой. Но у мореходов, которые должны были отвезти нас обратно, не было ни малейшего желания оставаться. Они говорили, что боятся акул и не любят спать в лодке. Суданцев нельзя было переубедить, они считали, что здесь кишмя кишат черные акулы, что лодку перевернут и всех сожрут. Наши заверения, что мы не видели здесь ни одного хищника, не помогали. Их страх был больше, чем обещанная достаточно крупная сумма денег. Они уплыли, пообещав вернуться за нами через неделю.

Мы активно использовали хорошую погоду и по нескольку раз в день опускались на дно. Наиболее удачные погружения были перед закатом солнца, когда из укрытий выплывали стаи рыб, отправлявшихся на охоту.

Самыми чарующими впечатлениями были безусловно ночные спуски под воду. В свете ламп краски светятся более интенсивно. А коралловые полипы только в сумерках раскрывают разноцветные щупальца во всей красе. Для микрофотографии здесь просто неограниченные возможности.

Рыбаки сдержали свое обещание. Они казались удивленными, что застали нас живыми. Как ни невероятно может прозвучать, но мы не встретили здесь ни одной акулы. Только изредка на почтительном расстоянии видели нескольких проплывающих мимо теней. Я начала верить Гансу Хассу, который не уставал повторять, что люди очень переоценивают опасность этих большеротых очаровательных хищниц.

Японцы

После возвращения в Мюнхен на нас навалилось столько событий, что опять не было времени сесть за монтаж фильма о нуба. Уже несколько дней японская телевизионная команда поджидала меня. Господин Оно из токийского Союза тележурналистов хотел привлечь меня к сотрудничеству над девяностоминутным фильмом об Олимпийских играх в Берлине. У него была странная идея: японские атлеты, выигравшие в 1936 году медали, должны, уже в категории ветеранов, провести на берлинском стадионе соревнования со своими постаревшими соперниками. Сначала я приняла это за шутку. Но потом на видеомагнитофоне Оно показал мне уже снятые в Берлине кадры.

Факелоносец, одетый как и тогда, бежал по стадиону и зажигал олимпийский огонь. Это не были кадры из моего фильма, все инсценировали заново. С гордостью рассказал господин Оно, что это тот же бегун, который зажег огонь в 1936 году. Им удалось найти Фритца Шильгена, так звали спортсмена, пробежавшего тогда под ликование зрителей с олимпийским огнем по стадиону. Но Шильген оказался не единственным участником тогдашней Олимпиады, которого пригласили и сняли японцы. Я видела на экране кроме японских атлетов также немецких, финских и прибывших из других стран участников Олимпиады 1936 года.

— Посмотрите, — сказал японский режиссер, — это Салминен, великий финский бегун, и тогдашний победитель на дистанции десять тысяч метров. Вы же помните, кто пришел на смену Нурми. Хотя Салминену уже семьдесят пять лет, он до сих пор очень хорошо бегает, сейчас он перегоняет Муракосо, которому тоже уже семьдесят два года, но он так храбро борется против трех финских чемпионов.

Я вспомнила: тогда на стадионе маленький японец был любимцем зрителей. И прошло с тех пор почти полстолетия.

Невероятно, как точно режиссеры сумели заново поставить с ветеранами сцены из тех соревнований. Сильнее всего меня поразил напряженный финал в плавательном бассейне, где теперь плечом к плечу боролись за победу тогдашний победитель на двухсотметровой дистанции вольным стилем японец Тетсуо Хамуро и немец Эрвин Зитас, завоевавший серебряную медаль. На этот раз, спустя 41 год, первым финишировал немец, который в свои 62 года был немного моложе Хамуро, который воспринял свое поражение с обезоруживающей улыбкой. Японцы пригласили не только участников-мужчин, но и женщин. Например, Хидеко Маехата — золотую медалистку 1936 года в плавании вольным стилем на 200-метровой дистанции. И теперь, будучи ветераном, она была первой.

Для меня была другая работа — несколько интервью с господином Оги, одним из известных кинокритиков, которого необходимо было снять и в Берлине, и в Токио. Так как я очень хотела познакомиться с Японией, то, вдохновившись, согласилась.