Совьетика - Ирина Маленко

Я тоже была в Кроссмаглене и тоже фотографировала там всяческие объекты. Вот только почему-то ни разу ничего у меня не изымали, и не заставляли меня английские солдаты разуться при выходе из машины, в грязи… Я просто тихо делала свое – это для «псевдоирландцев» «размер геройства» измеряется децибелами созданного вокруг себя шума. «Много шума из ничего». Стало ли хоть кому-то в Кроссмаглене легче жить от того, что очередная янки нашумела там и нахамила местным полицейским? Думаю, что нет. Однако это позволило ей самой ощутить себя «подлинной бесстрашной революционеркой».

На мой взгляд, источником этой псевдореволюционности является, в первую очередь, нечистая совесть тех американцев, у которых её ещё немножечко осталось. Участие в освободительном движении «страны своих предков» позволяет им заглушить в себе чувство вины от того, что творят их собственные власти во всем мире, по отношению к стольким его народам. Именно это-то они предпочитают усиленно не видеть: недаром рассказывал мне, вернувшись из Америки, Конор из Портобелло, как он был поражены тем, что бостонские ирландцы напрочь не видят сходства между борьбой за полную независимость Ирландии и борьбой арабского народа Палестины за самоопределение.

А еще «американские ирландские республиканцы», в отличие от республиканцев подлинных, ужасно боятся за свои жизни. При малейшей им угрозе, пусть даже словесной эти «борцы за свободу» бегут жаловаться…. «большому брату» из ФБР!

Жена Дермота – которая до начала острого приступа революционности называлась Джейн, и так я и буду ее называть, а не ее ирландским псевдонимом – особенно остро вообразила себя ирландкой, когда на её горизонте появился он. Что ж, любовь зла – Сандра Рулофс вон тоже теперь «Сулико» распевает…

Будучи дома, Джейн она вела «неутомимую кампанию за объединение Ирландии»: дальше веб-сайта, на котором она печатала имена и адреса членов Оранжистского ордена, дело не шло, но это позволило ей вообразить себя подлинной Софьей Перовской местного масштаба. Полная героических побуждений и предвкушения полной приключений жизни, она покинула родные теплые берега и переселилась с героическим супругом на его родину – в дождливый северо-ирландский городок. И вот тут-то и оказалось, что к таким «революционным будням» она не была готова.

Поначалу все шло гладко – Джейн выпускала воззвание за воззванием на бумаге, в перерывах между кройкой и шитьем. Однако вскоре наступило горькое похмелье: ей начали угрожать.

Всякий республиканец в Северной Ирландии внутренне готов к этому, а многие получают по несколько угроз их жизни в месяц. На жизни многих, в том числе и лидеров республиканцев, были совершены покушения. Но боже ты мой, попробуйте кто-нибудь только пальчиком погрозить «бесстрашным» американцам! Впрочем, в этом виноваты мы сами, весь остальной мир: недаром американцы и прочие западные «сователи носа в чужие дела» так привыкли уже, что их неизменно отпускают из всех пленов целенькими и невредимыми, что действительно поверили в собственную «неприкасаемость» и ненаказуемость. Отпускали их и из Югославии, и даже из Афганистана. Напрасно, на мой взгляд, проявляли такой гуманизм, надеясь на ответный – по отношению к невинному мирному населению, хотя бы к детям. Иногда полезно проучить непрошеных гостей, чтобы в следующий раз эти «благодетели» не совались, куда их не просят! Но это к слову.

Джейн отплатили её же собственной монетой: на сайте американских республиканских диссидентов (есть и такие!) какой-то лоялист опубликовал её адрес и номер машины и «выразил угрозу» ее жизни и безопасности. Она не стала задумываться над тем, как чувствовали себя «разоблаченные» ею когда-то оранжисты – в совершенной панике она на второй день села в самолет и помчалась домой… в ФБР. Требовать от них закрытия сайта своих «политических врагов»… «Вот тебе и весь сказ!» – как говорил герой носовского «Незнайки» Пончик…

Есть две очень мудрые старые пословицы. Одна из них гласит: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», другая – «Скажи мне, кто твой друг, и я сказу тебе, кто ты». Думаю, что с «революционностью» тех, кто просит помощи у ФБР – того самого ФБР, которое терроризировало, унижало и мучило великую дочь американского народа Ассату Шакур, все кристально ясно.

А «революционные» янки продолжают тем временем ходить в ирландский монастырь со своим уставом. Думая, что за их доллары ирландцы должны терпеть их высокомерные проповеди и позволять им развеивать их собственное чувство вины и стыда за свою Империю Зла. Легко, однако, «бороться за свободу», не отрывая зада от кресла и абстрактно рассуждая о злодеях-лоялистах. Но стоит только этот зад от уютного кресла оторвать и оказаться там, на передовой чужой борьбы, как они сразу вспоминают о том, что они – американцы, и зовут на помощь мамочку и Федеральное бюро расследований…

Если Дермот и ждал от меня сочувствия человеку, который жалуется на свои проблемы в ФБР, то напрасно. Так что не знаю, зачем он рассказал мне эту историю. Собственно, я предпочитала о Джейн вообще не думать – чтобы не сказать ему чего-нибудь неприятного. Иногда она звонила по телефону, когда мы были вместе в какой-нибудь гостинице и говорила так громко, что ее даже мне было слышно. Громогласность – это у них, видимо, национальное. Один раз Джейн не на шутку расшумелась, – правда, не на Дермота, а в адрес строителей, которые что-то у них там дома пристраивали и, видимо, напортачили. Джейн вопила в трубку, Дермот ее как мог успокаивал, а меня вдруг разобрал такой хохот, что я согнулась пополам и едва успела отползти в ванную – мне вдруг вспомнились строчки Маршака:

«Сели в машину сердитые янки,

Хвост прищемили своей обезьянке!»

Я чуть не каталась там по полу, затыкая себе рот полотенцем, чтобы мой хохот не вырвался наружу, а внутри у меня все просто клокотало. Не знаю, как я еще жива осталась…

По мнению Дермота, главными злодеями в мире были, конечно же, британцы. А американцы, согласно его убеждениям, – лишь наивные и доверчивые, неискушенные простаки. Думаю, что такая точка зрения на мировое расположение империалистических сил – тоже специфически национальная, ирландская. Британцы, конечно, гораздо опытнее американцев в раздувании всяческих гадких интриг и организации провокаций и в бессовестной, геббельсовской лжи, но американцы быстро и успешно у них учатся. Что же касается физическсих, то есть военных, экономических и пр. сил, то Джон Буль по сравнению с дядюшкой Сэмом – беззубый старикан. Все знают, что его время давно кончилось – и только сам он с завидным упрямством по-прежнему в это не верит. И подтявкивает из-за американской спины что твой шакал Табаки. Чтобы подчеркнуть собственную значимость на мировой арене.

На эти темы мы могли спорить с Дермотом часами – азартно, но не переходя на оскорбления. А потом он снова начинал рассказывать мне занимательные истории из своей жизни- например, о своем задержании британцами на въезде в Евротуннель, когда тот еще даже не был официально открыт: Дермот сразу же потребовал адвоката, на что ему ответили, что он не арестован, а Дермот в свою очередь спросил, притворяясь глупеньким: «Раз не арестован, значит, я могу идти?».

Я начинала задавать ему вопросы о том, чего не понимала в республиканской тактике. И хотя все, что он мне на это отвечал, звучало вполне логично, мне иногда казалось, что стоит только отступить от этой его логики на шаг в сторону, и вся логическая цепочка рухнет. Есть ли у них план «Б»? Например, доказывал Дермот мне, для Шинн Фейн сейчас важнее всего обойти СДЛП по результатам выборов: тогда с ними не смогут не считаться на переговорах, так как это будет партия, представляющая большинство католического населения Севера. Логично? Логично. Ну, а если все-таки не станут? Или если ценой такой победы, достигнутой переманиванием избирателей СДЛП за счет перехода на рельсы «среднего класса» станет перерождение партии в обычную реформистскую – а ля «новые лейбористы» в Британии? Тогда почему же и не считаться с ними – да о таком британские власти могли только мечтать! И почему республиканцы так уверены, что это не оттолкнет от них тех, кто всегда партию традиционно поддерживал? Или, может быть, мнение этих людей, на которых движение держалось столько лет, теперь становится для них неважно? Почему нельзя иметь ясные программу-минимум и программу-максимум вместо того, чтобы все время делать программу-максимум все более и более скромной (а ее требования сворачивались такими же темпами, как печально знаменитая шагреневая кожа) ? Все эти вопросы я задавала ему.

Мне очень хотелось верить на 100% в своих ирландских товарищей. Я двумя руками за политическую гибкость – но против беспринципности. Где проходит граница между ними? Пример бессовестного предательства политиков в нашей собственной стране настолько был жив в памяти, а нанесенная им травма – так глубока, что относиться к каким бы то ни было лозунгам и заявлениям с полным доверием было очень трудно, если не невозможно. Стоит ли удивляться, что среди нас, восточных европейцев, теперь так много видящих во всем заговоры? Правда, как справедливо говорил мне один ирландский республиканец, «если тебе кажется, что у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой не следят»!