Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

В благоприятных условиях для выделения в особое удельное владение находилась Галицкая земля (с центром в Галиче Мерьском), доставшаяся по духовной грамоте Дмитрия Донского (вместе со Звенигородом) его второму сыну Юрию[2194] (имевшему в свою очередь трех сыновей — Василия Косого, Дмитрия Шемяку и Дмитрия Красного). Галицкое княжество в основном было расположено по левым притокам Волги — Унже и Костроме и в бассейне Верхней и Средней Ветлуги. Земли вокруг Галича были плодородны и имели довольно густое население. По Унже и Ветлуге тянулись леса, изобиловавшие пушниной. В хозяйственной жизни края крупную роль играли богатые соляные источники[2195]. Экономическая замкнутость Галицкой земли способствовала ее выделению в отдельное княжество. Обладая значительными материальными ресурсами и сохраняя известную обособленность (хозяйственную и политическую), Галицкое княжество проявило во второй четверти XV в. ярко выраженный сепаратизм[2196].

Великокняжеская власть, проводя политику объединения Руси, стремилась к стеснению государственных прав удельных князей. Подобная тенденция великокняжеской власти встречала противодействие со, стороны князей удельных центров. Во второй четверти XV в. попытку выступить против складывавшегося в Московском княжестве политического порядка, содействовавшего централизации государственной власти, сделали галицкие князья — Юрий Дмитриевич с сыновьями.

В 1425 в. умер московский князь Василий Дмитриевич. Великим князем стал его десятилетний сын Василий II Васильевич, фактически же верховная власть перешла к боярскому правительству, в составе которого крупную роль играл митрополит Фотий. Юрий Дмитриевич не признавал своего племянника великим князем и выступил сам в качестве претендента на великокняжеский стол. Так началась длительная изнурительная для Руси феодальная война.

Начало феодальной войны совпало с другими тяжелыми бедствиями для Руси. Летописи говорят о страшной эпидемии («Мор бысть велик»), свирепствовавшей в 1425 г. и в следующих годах в Великом Новгороде, Торжке, Твери, Волоколамске, Дмитрове, Москве «и во всех градех русских и селех»[2197]. В это время погибло много трудового населения, городского и сельского. И вот на русский народ обрушилась еще одна беда — губительная по своим последствиям княжеская усобица.

Как только умер Василий I, митрополит Фотий в ту же ночь послал своего боярина Акинфа Аслебятева в Звенигород за Юрием Дмитриевичем, который, очевидно, должен был принести в Москве присягу своему племяннику. Но Юрий отказался прибыть в Москву, а отправился в Галич, где начал готовиться к войне с Василием II. Чтобы выиграть время для военной подготовки, Юрий заключил перемирие с Василием II, после чего стал собирать вооруженные силы. По словам летописи, галицкий князь «тое же весны разосла по своей отчине по всех людей своих и яко снидошася к нему вси из всех градов его, и въсхоте поити на великого князя…»[2198] Трудно сказать, из кого состояла собранная Юрием рать. Но судя по выражению летописи — «вси из всех градов его», можно думать, что Юрию удалось привлечь к себе жителей городов своего удела.

Узнав о военных приготовлениях Юрия Дмитриевича, московское правительство постаралось перехватить у него инициативу. Московское войско выступило по направлению к Костроме. Тогда Юрий удалился в Нижний Новгород, где и укрепился «с всеми людьми своими»[2199]. Возможно, что он рассчитывал на поддержку тех нижегородских феодалов, которые стремились к восстановлению самостоятельности Нижегородского княжества. Вслед за ним двинулись вооруженные московские силы под предводительством, по одним данным, удельного князя Константина Дмитриевича[2200], по другим — Андрея Дмитриевича[2201]. Но столкновения между московской и галицкой ратями не произошло, — почему, — об этом летописи говорят по-разному. Те летописные своды, которые приписывают руководство московскими вооруженными силами князю Константину Дмитриевичу, указывают, что Юрий, «убояся» его, бежал со своей ратью за реку Суру, а Константин не смог перейти через реку и, постояв несколько дней на ее берегу, повернул в Москву. В тех сводах, в которых руководителем войска, преследовавшего Юрия Дмитриевича, назван князь Андрей Дмитриевич, говорится в неясной форме, что он «брата князя Юрья не дошед, да воротился»[2202]. А в Устюжском летописном своде имеется указание на то, что Андрей, выступая официально на стороне московского великого князя Василия II, тайно действовал в интересах Юрия Дмитриевича («и князь Ондреи, норовя брату своему болшему князю Юрью, не дошед, воротись»)[2203]. Допустить наличие тайного сговора братьев покойного Василия I против их племянника вполне возможно.

Так или иначе Юрий на этот раз избежал сражения с московской ратью и вернулся через Нижний Новгород в Галич. Оттуда он направил в Москву предложение о заключении между ним и Василием II перемирия на год. Вопрос этот разбирался в Москве на специальном совещании под номинальным председательством великого князя, с участием его матери Софьи Витовтовны, митрополита Фотия, удельных князей Андрея, Петра и Константина Дмитриевичей и ряда «князей и бояр земли…» На совете было решено добиваться от Юрия согласия на заключение не перемирия, а прочного мира и с этой целью отправить в Галич митрополита Фотия. Решение это было согласовано с великим литовским князем Витовтом, с которым московское правительство стремилось поддерживать союзные отношения.

О дипломатической поездке Фотия в Галич в летописях имеются интересные данные. Желая продемонстрировать перед митрополитом свою мощь, Юрий Дмитриевич вышел к нему навстречу с представителями галицкой феодальной аристократии («с детми своими, и с бояры, и с лучьшими людьми своими»). Кроме того, Юрий собрал большое количество торгово-ремесленного населения городов Галицкого княжества и местных крестьян и велел всем им стать на горе, там, где должен был въехать в город митрополит. «…А чернь всю събрав из градов своих и волостей и из сел и из деревень, и бысть их многое множество, и постави их по горе от града с приезда митрополича, кажа ему многых людей своих». Очевидно, Юрий хотел наглядно показать Фотию, сколь сильна его опора в широких массах местного населения. Но на митрополита, по рассказу летописи, эта демонстрация не произвела впечатления или он сделал вид, что нисколько не удивлен количеством встретивших его людей. Он, судя по летописи, даже с иронией отнесся к попытке Юрия поразить его численностью войска, которое тот может выставить. «Князь бо хотя явитися, яко многы люди имея, святитель в глум сих вмени себе». Поскольку многие из встречавших Фотия были одеты в сермяжьи одежды, митрополит фиксировал внимание на этом обстоятельстве и насмешливо заметил галицкому князю: «сыну, не видах столько народа в овчих шерстех»[2204].

Какие выводы можно сделать из приведенного рассказа? Ясно, что, выступая против московского великого князя, князь галицкий рассчитывал на поддержку не только своих бояр, но и широких кругов горожан, наконец, сельского населения. И, вероятно, подобные расчеты имели под собой какую-то реальную почву. Хозяйственная замкнутость Галицкого княжества определяла известную консервативность жителей местных городов, способствовала сохранению элементов патриархальности в отношениях между ними и галицкими князьями. Галицкие посадские люди были в известной мере заинтересованы в том, чтобы помешать проникновению в пределы Галицкого княжества московских феодалов и купцов, которые становились их конкурентами, заводя здесь промыслы, торги. Захваты земель в Галицком уделе московскими боярами сопровождались углублением здесь крепостнических отношений. Поэтому местные крестьяне, недовольные усилением феодального гнета» вероятно, до известной поры поддерживали галицких князей. Хотя те боролись с московской великокняжеской властью за свои собственные политические интересы, в глазах крестьян эта борьба воспринималась как борьба за улучшение их положения, за возвращение порядков, которые существовали до усиления Московского княжества, сопровождавшегося ростом крепостничества. Трудно допустить, что галицкие князья вели войну с великим князем московским в течение почти тридцати лет, действуя в союзе только с теми или иными группами феодалов, не имея более широкой социальной базы, на которую они могли бы опереться.

Как надо оценить отношение митрополита Фотия к демонстративно построенной перед ним князем Юрием «черни»? В словах митрополита, приведенных летописями, чувствуется презрение духовного феодала к людям труда, к людям, просто одетым и пахнущим овечьею шерстью. Но «глум» Фотия прикрывал собою страх, хотя он дипломатично попытался не обнаружить состояние страха перед князем Юрием.