Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из всего вышеизложенного видно, насколько всколыхнуло общественную мысль нашествие Едигея и насколько оно содействовало дальнейшему развитию освободительной борьбы русского народа против ордынского ига.
§ 10. Обострение классовой борьбы в конце первой четверти XV в. Предпосылки феодальной войны второй четверти XV в.
Конец XIV и первая четверть XV в. (время княжения Василия I) представляют собой важный этап в процессе формирования Русского централизованного государства. Государственный строй этого времени отличается известной противоречивостью. С одной стороны, была еще достаточно крепка политическая система, представляющая собой союз ряда княжеств Северо-Восточной Руси под эгидой великого князя владимирского. С другой стороны, эта система уже начинала расшатываться в связи с расширением территории Московского княжества и усилением московской великокняжеской власти, которая присвоила себе функции, ранее принадлежавшие правителям других русских земель.
Значительных усилий стоило московскому правительству удержать от себя в зависимости присоединенные к Москве княжества. Особенно это следует сказать относительно княжества Нижегородского.
Во время нашествия на Русь в 1408 г. Едигея последний, по-видимому, передал Нижегородское княжество сыновьям бывшего местного князя Бориса Константиновича — Даниилу и Ивану[2168]. Они вели себя совсем по-разбойничьи. В 1410 г. Даниил Борисович послал русско-татарский военный отряд под предводительством боярина Семена Карамышева и татарского царевича Талыча к городу Владимиру. Участники этого военного набега произвели во Владимире полный погром. Посадское население было перебито и ограблено, церковное имущество расхищено. Грабители захватили золото, серебро, другие драгоценности, поделили между собой «мерками» деньги, а в конце концов подожгли город[2169].
Однако в Нижегородском княжестве Даниил и Иван Борисбвичи удержались недолго. В 1410 г. они, по-видимому, были вынуждены уйти в болгарские или мордовские пределы, откуда в 1411 г. снова направились в Нижегородскую землю, приведя с собой болгарских, жукотинских и мордовских князей. Василий I выслал против Даниила и Ивана войско под предводительством своего брата Петра Дмитриевича. Около села Лыскова произошло сражение. Результат его не очень ясен. По одной версии противники «разидошася кождо вь свояси»[2170]. По другой — победили нижегородские князья: «сташа же на костех князи новогородьскыи Нижняго Новагорода»[2171].
В 1411 г. Едигей был изгнан из Сарая. Ханский престол занял сын Тохтамыша Джелал-ад-дин (Зелени-салтан). К нему в Орду отправились великий князь тверской Иван Михайлович и его соперник князь Василий Михайлович кашинский. У нового хана побывали и нижегородские князья, вернувшиеся из Золотой орды «пожаловани от царя… своею их отчиною»[2172]. Опасаясь, что поддержка ханом тверских и нижегородских князей, собравшихся в Орде, таит опасности для великокняжеской власти, в Орду совершил визит «со множьством богатства», предназначенного для хана, московский великий князь Василий Дмитриевич[2173].
Джелал-ад-дин скоро был убит своим братом Керим Бердеем, В Орде начались смуты. Это дало возможность Василию I снова захватить Нижний Новгород в свои руки, изгнав оттуда Даниила и Ивана Борисовичей. Восстановление власти московского правительства в Нижегородской земле было осуществлено путем посылки под Нижний Новгород великокняжеской рати во главе с братом Василия I — князем Юрием Дмитриевичем. Нижегородские князья Даниил и Иван Борисовичи, Иван Васильевич (сын Василия Дмитриевича Кирдяпы) и Василий Семенович (сын Семена Дмитриевича) бежали за реку Суру. Нижегородские бояре и черные люди «вышли с кресты» навстречу московскому войску. При этом князь Юрий «не сътвори зла ничто же Новугороду»[2174]. Последнее известие очень глухо. Все же из него можно сделать два вывода. С одной стороны, среди нижегородского населения, вероятно, были противники московского правительства, которые ждали кары за свою поддержку нижегородских князей. Желая привлечь их на сторону Василия I, Юрий и не стал применять к ним репрессии. Но с другой стороны, торжественная встреча, оказанная князю Юрию не только боярами, но и черными людьми Нижегородской земли, дает право думать, что авантюрные действия последних нижегородских князей, втягивавших в борьбу с московским правительством за свои утраченные владения татарские полчища, разоряли трудовое население города и деревни. Поэтому московская великокняжеская власть, стремясь закрепить за собой Нижегородское княжество, могла использовать народный протест против грабежей, который творили татарские орды, призываемые нижегородскими феодалами.
В дальнейшем нижегородским князьям приходится искать убежища в Москве. Связь с Ордой уже не сулила им никаких политических выгод. Поэтому в 1416–1417 гг. в Москву приехали бывшие князья Нижегородской зёмли Иван и Даниил Борисовичи и Иван Васильевич. Несколько ранее в Москву прибыл сын Ивана Васильевича, Александр Иванович Брюхатый. Все эти бывшие «отчичи» Нижегородского княжества, по-видимому, рассчитывали вернуться в Нижний Новгород в качестве служебных князей Василия I. Но московский великий князь предполагал послать княжить в Нижегородскую землю своего сына Ивана Васильевича. Однако последний в 1417 г. умер. Тогда Василий I решил передать Нижегородское княжество Александру Ивановичу Брюхатому, женив его на своей дочери[2175]. Формально Александр Иванович пользовался правами великого князя Нижегородской земли, но фактически, вероятно, признавал протекторат своего тестя. После смерти Александра Ивановича Нижний Новгород перешел в состав московских владений[2176].
* * *Итак, в княжение Василия I были достигнуты определенные результаты в деле объединения земель Северо-Восточной Руси и укрепления московской великокняжеской власти. Тем более неожиданной кажется имеющаяся в его духовной 1425 г. фраза: «А даст бог сыну моему великое княжение, ино и яз сына своего благословляю, князя Василья»[2177]. Чем объясняется такая неуверенность в судьбах великого княжения? Почему московский великий князь лишь в условной форме говорит о передаче великокняжеского стола своему сыну? В другой своей работе я попытался дать некоторые ответы на поставленные вопросы[2178]. Сейчас же укажу, что, по-видимому, в конце княжения Василия I уже назревали предпосылки той длительной войны между различными группами класса феодалов, которая разразилась во второй четверти XV в. Эти предпосылки выразились: 1) в политической консолидации отдельных княжеств Северо-Восточной Руси, без решающей битвы между которыми не могло сложиться централизованное государство; 2) в сопротивлении удельных князей надвигающейся ломке удельной системы; 3) в усилении противоречий внутри господствующего класса (и его высшего слоя — боярства), отдельные группы которого по-разному понимали пути политического объединения Руси и государственной централизации. Сложной была при этом внешнеполитическая обстановка, в которой борющиеся группы русских феодалов прибегали к помощи иноземных захватчиков (татарских князей, литовских панов). Предпосылки большой феодальной войны на Руси назревали особенно интенсивно потому, что ко второй четверти XV в. снова обострились классовые противоречия на Руси, и это обстоятельство ставило перед господствующим классом задачу организации на новых началах системы властвования над народом.)
Особенно интенсивной была классовая борьба в Новгороде. Наиболее крупное восстание произошло там в 1418 г.[2179]
Ход восстания в Новгороде в 1418 г., описанный в различных новгородских летописях, представляется в следующем виде. «Человек некыи» Степан (Степанко) задержал боярина Даниила Ивановича Божина внука и при этом закричал, призывая других людей помочь ему расправиться с последним. Неясно, кто был этот Степанко. Возможно, боярский холоп (летопись Авраамки называет боярина Даниила Ивановича «господарем» Степанка), но вернее — горожанин, «черный» человек, ибо (как видно из летописей) к «черным людям» он обращается за помощью. Согласно Новгородской первой летописи, Степанко «изымаша боярина… держащи, вопияше людем: а господо, пособите ми тако на злодея сего». В Новгородских третьей и четвертой летописях речь Степанка передана несколько иначе: «О друзи, пособьствуйте ми на злодеа сего». Выражения «а господо», «о друзи» в одинаковой мере свидетельствуют о том, что Степанко желал, чтобы над Даниилом Ивановичем был осуществлен народный вечевой суд.
Летописец неодобрительно относится к поступку Степанка, подчеркивая, что он действовал «научением дияволим». Из этого лаконичного определения допустимо сделать два вывода. Во-первых, мало вероятно, что Степанко, случайно встретив боярина Даниила Ивановича, решил свести с ним личные счеты, обратившись за поддержкой к незнакомым прохожим. Нет, по-видимому, у него было заранее задуманное намерение задержать этого боярина. Действовал он не один, а вместе с другими черными людьми, которые были его соучастниками, а не случайными встречными, которые выполняли решение какой-то корпорации горожан о расправе с Даниилом Ивановичем. Второе, что ясно из краткой реплики летописца и что подтверждается дальнейшим его подробным рассказом: выступление Степанка и его товарищей носило антифеодальный характер.