Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - Василий Бабков

«Человеческая порода не неизменна и не неспособна к улучшению», – писал Мёллер. Он утверждал, что за несколько поколений даром «гения» можно будет наделить едва ли не каждого индивида, и «вместо близорукого, неправильного и зачастую губительного вмешательства в природу, осуществлявшегося людьми в досоциалистическую эпоху, будет сознательный социалистический контроль, основанный на разумной теории».

Изложив современные представления о гене, Мёллер определил отношение к взглядам Лысенко и Презента, назвав пустой фантазией их идею безграничного изменения организмов в желательном направлении. В качестве альтернативы он назвал меры позитивной евгеники: «…есть одно и только одно средство, с помощью которого может быть положено ценное начало в деле обеспечения все более и более благоприятными генами. Оно заключается не в прямом изменении генов, а в создании относительно высокого темпа размножения наиболее ценных генов, которые могут быть найдены повсюду. Ибо нельзя искусственно изменять сами гены в каком-либо особом специальном направлении. Представление о том, что это может быть сделано, является пустой фантазией, вероятно, неосуществимой еще в течение тысячелетий». Средство, на которое ссылается Мёллер, – искусственное оплодотворение здоровых женщин спермой выдающихся доноров [420] . К этой процедуре могут прибегать «брачные пары, желающие иметь детей с необычайно высокими генетическими качествами, причем это не нарушает любовных отношений между партнерами».

«Правда, мы сейчас, укоренившись в традициях буржуазного общества, проникнуты идеей о том, что наш ребенок должен происходить от наших собственных половых клеток», – указывает Мёллер на старое моральное чувство. Но оно не вечно: «…с постепенным ростом понимания больших социальных возможностей и обязанностей воспроизводства и при отделении воспроизводства от полового акта эти чувства все больше будут заменяться другими, столь же сильными и действенными для дела создания высокого типа семейной жизни».

В пользу позитивной евгеники в социалистическом плановом обществе Мёллер выставляет такой аргумент: «Многие матери завтрашнего дня, освобожденные от оков религиозных предрассудков, будут горды смешать свою плазму с плазмой Ленина или Дарвина, и дать обществу ребенка, наследующего их биологические качества» [421] . Изложив принципы генетики популяций, современной стадии развития учения Дарвина, Мёллер отмечает, что при социализме «становится возможным начать сознательный общественный контроль не только над социальной эволюцией как таковой, но через нее, также и над биологической эволюцией».

Имея в виду публичную дискуссию с лысенковцами, назначенную на декабрь 1936 года, Мёллер предлагает Сталину сформулировать отношение к генетике человека: «Ввиду непосредственно предстоящей дискуссии по вопросам, относящимся к генетике, важно, чтобы позиция советской генетики в этом вопросе была быстро выяснена. Она должна иметь свою точку зрения, позитивную большевистскую точку зрения в противовес так называемой «чистоте расы» и извращенным «евгеническим» учениям наци и их союзников, с одной стороны, и теории «лессе-фер» и «не торопитесь» отчаявшихся либералов – с другой стороны».

Мёллер отмечает, что этот позитивный или большевистский взгляд на проблему подробно сформулирован им в книге «Выход из мрака». Он подводит итог обращения к Сталину указанием на оптимистическую позицию, объединяющую его евгенику и большевистскую политику: «Отбросив ложных богов, человек, организованный при социализме, должен взять на себя роль творца, завоевывая с большевистским энтузиазмом также и ту неприступную крепость, в которой находится ключ к его собственному внутреннему существу».

Забегая вперед, скажем, что идеи Мёллера получили жизнь не в СССР, а в США, в частной программе Р. Грэма по созданию банка спермы от нобелевских лауреатов и других выдающихся мужчин и искусственного оплодотворения здоровых и умных женщин с целью получения выдающихся потомков. После первой информации 1960-х гг. о 15 детях все сообщения исчезли из печати (возможно, программа перестала представлять один лишь частный интерес), и дальнейшая судьба ее неизвестна.

Биограф Мёллера утверждал, что перевод книги «Выход из мрака» был сделан лишь в начале 1937 г. и тогда же Сталин прочел письмо и принялся за книгу. Основанием для утверждения послужил факт, что только тогда Мёллеру стало известно, что Сталин «недоволен» книгой и что все печатающиеся рецензии были сняты [422] . Логика действий Сталина не позволяет, однако, утверждать, что он мог оставить без внимания какой-либо документ по интересующему его вопросу. Совершенно беспочвенно навязываемое этой версией предположение, что для перевода интересующей Сталина книги может потребоваться восемь или девять месяцев (по неофициальным сведениям, такой перевод делался за одну ночь). Поэтому мы заключили, что Сталин не откладывая прочел письмо Мёллера и тогда же принял фатальное для русской генетики решение [423] . Машинописная копия письма Мёллера из личного архива Сталина, полученная Ю. Н. Вавиловым для публикации, датирована 19 июля 1936 г. О чем говорит факт заказа копий? (Рассылка определенному кругу лиц плюс копия в архив.) Быть может, Сталин желал опереться на этот материал в беседах с товарищами? А на этой основе можно в любой момент составить постановление ПБ, ЦК или СНК – скажем, о том, что VII Международный генетический конгресс в Москве в августе 1937 года окажется рассадником идей расизма и что поэтому его следует запретить – или о том, что всю медицинскую генетику в СССР, развивающую, должно быть, фашистскую идеологию, нужно ликвидировать.

VII конгресс и IV сессия

24-31 августа 1932 гг. в Итаке прошел VI Международный генетический конгресс. Лондон, Нью-Йорк, Париж и Берлин уже принимали конгрессы, и Международный комитет генетических конгрессов обратился при определении места VII конгресса 1937 года к скандинавским генетикам, но имел в виду также предложение советского руководства, за которое настоятельно агитировал Н.И. Вавилов. Менделевское общество в Лунде (Швеция) пожелало устроить конгресс, но вскоре отказалось от своего проекта. Воспоследовало предложение Президиума АН СССР, которое было с признательностью принято. После ряда бюрократических процедур Вавилов с энтузиазмом обнародовал план проведения VII конгресса в СССР [424] .

Вавилов, разумеется, видел все знаки симпатии Сталина и номенклатуры к группе Лысенко – Презента и их нарастающий скептицизм в отношении настоящих ученых. Стратегия Вавилова была ориентирована на выдающийся успех своих сотрудников в августе 1937 года, который означал бы также разоблачение лысенковцев. Конгресс мог поправить положение самого Вавилова: в 1935-м он был смещен с поста президента ВАСХНИЛ; в том же году он был выведен из состава ЦИК СССР. Ради социально значимого успеха в будущем в 1935–1936 гг. Вавилов допускал отдельные, но уже выстраивающиеся в систему уступки, неудачи, компромиссы. (По контрасту, Н. К. Кольцов мгновенно резко реагировал на каждую попытку ущемить автономию его области исследований или интересы его Института экспериментальной биологии [425] .) Вавилов согласился на включение в национальный оргкомитет ряда номенклатурных персон, симпатизирующих Лысенко; он не пытался противостоять изъятию генетики человека из программы конгресса, отмене приглашений генетикам из Германии, бюрократическим проволочкам в разрешении мелких забот, которые блокировали подготовку конгресса.

Нет царской дороги в геометрию, сказал Аристотель своему ученику, Александру Македонскому. Но Лысенко в ходе событий 1935–1936 гг. убедился, что есть быстрая дорога в сталинские сановники. Высочайшая похвала в начале 1935-го, персональный журнал в середине года, кинофильм о чудо-яровизации, выездные сессии АН СССР и ВАСХНИЛ на его базу летом 1935 и 1936 гг., безудержное восхваление в прессе – все это доставляло Лысенко исключительное положение. С целью окончательно установить его легитимное место в науке была организована дискуссия между группой Лысенко – Презента, с одной стороны, и селекционерами и генетиками – с другой. Дискуссия шла, в различных формах, с середины 1935 года; ее кульминацией стала грандиозная IV сессия ВАСХНИЛ 19–27 декабря 1936 г. «Я имею право входа», – ответил Лысенко на вопрос, как ему удаются такие крупные дела [426] .

Газеты о С.Г. Левите

В преддверии декабрьской сессии была развернута кампания против С. Г. Левита и Медико-генетического института. Зав. отделом науки МГК ВКП (б) Э. Кольман созвал 13 ноября 1936 г. в Доме ученых собрание биологов и медиков для разоблачения «жульничества фашистских и фашиствующих ученых» и «расистских фальсификаций биологии». Кольман обвинил в идеологических ошибках Штефко [427] , но особенно жесткая критика была адресована МГИ и его директору. С. Г. Левит опроверг все обвинения Кольмана: аргументировал его некомпетентность в разбираемых вопросах и необоснованность критики. Возразить Левиту по сути дела было нечего, тогда активистка Д. З. Комиссарук «указала, что Левит по своим взглядам меньшевиствующий идеалист и фактически не разоружился».