Фантастические тетради - Ирина Ванка

Экстрамутагенный синдром Естественных полей.

Нарушение структуры микрополярных включений и как побочные явления: массовые сумасшествия, изменение условий обитания вплоть до резкой смены климата, чреватой повальным мором.

Для тех, кто выжил, — реактивный мутагенез. По-человечески, он похож на вторую сигнальную систему, но от языка обычных фактуриалов отличается способностью неограниченного восприятия (первый информационный прорыв).

Соответственно, такой прорыв представляет собой колоссальный риск. Не знаю точной статистики выживания экстрамутагенных фактур. У диких оранжерей техногенной направленности шансов явно меньше, чем у заповедников, исповедующих интуитивно-эмпирические методы.

Примечательно, что, если в фактуре работает реактивный мутагенез, нормальная мутационная сетка оказывается на время парализованной. Ее динамика восстанавливается сразу, как только реактивный мутаген закончит работу. Если цивилизация до этого времени не совершила второй информационный прорыв — ее перспективы печальны. Скорее всего, это будет вяло текущая деградация до первого критического барьера.

Консервация нормального мутагенеза в период работы экстра… объясняется главным образом колоссальной энергетической затратой на экстрамутаген, лишней энергии не остается. По той же причине экстрамутаген выбирает для себя наиболее мутабельный материал из всего, что можно выбрать в данных условиях. И по этой же причине экстрамутаген берет один-единственный биотип, даже если он не самый высокоразвитый. Крайне редко активно мутирующими оказываются два или больше видов в одной фактурной среде, — обнаружив это, фактурологи обычно закрывают зону для всех прочих проектов. Все же наиболее вероятно, что в такой полифактуре выживет одна популяция, но случаются удивительные чудеса и выживают обе. Эти существа по природе своей уникальны и в Ареале называются «посредническим типом». Хотя никакого естественного родства с аритаборскими посредниками не имеют. Зато имеют одно замечательное свойство сродни аритаборскому: это потрясающая коммуникабельность по отношению к окружающему миру в любых его проявлениях. Такое полезное для сохранения биотипа свойство, как ксенофобия, у них отсутствует напрочь. Из них получаются незаменимые межрасовые контактеры, а эта специализация в Ареале относится к числу наиболее дефицитных. Поскольку далеко не каждое существо, потенциально готовое к таким контактам, в действительности сможет их осуществить. Полифактурные гуманоиды, кроме того, обладают свойством адекватного восприятия окружающего мира, а эта специализация не то что дефицитная — а прямо-таки на вес золота.

К сожалению, искусственная стимуляция фактур пока еще не дала эффекта «посредника» — это один из тех подарков Естества, которые вторичному воплощению не подлежат. Впрочем, может быть, это даже к счастью. Сложно сказать, что бы осталось от Аритабора, если б посредника удалось получить искусственным путем. Полифактурные гуманоиды — один из немногих биотипов, способных в полном объеме пройти аритаборские «школы» и не «сдвинуться по фазе». Со стороны их от посредников отличить не просто (я не имею в виду внешность — исключительно по мировоззрению и способу контакта, когда это существо норовит стать тебе братом по разуму), не знаю, правда, как они разбираются между собой. Знаю, что, если в Аритаборе приживается существо другой расы, смело называет себя посредником, а истинные аритаборцы не возражают, — абсолютно наверняка это полифактурный гуманоид и, скорее всего, оптимал по версии WW.

Заканчивая беглый обзор реактивного мутагенеза, стоит сказать, что это не предел развития в глобальном понимании процесса. Проблема глобального развития выходит за рамки фактурологии. К тому же теория реактивного мутагенеза не универсальна. Это одна из версий, выдвинутая одной из школ в рамках все той же пресловутой бонтуанской фактурологии. К слову сказать, «бонтуанская триада», о которой пойдет речь в следующем фрагменте, принадлежит авторству той же школы и находит себе гораздо более универсальное применение.

Глава 9

Ехидный босианин сидел на виду у всех, свесив ноги с перил на нижней веранде выруба.

— Янца, — начал Бароль оглашение списка смертников, — потому что только ей я могу доверить последнего дромадера; Саим… потому что только ему я могу доверить…

— Нет! — воскликнул Саим. — Босианин сожрет меня раньше, чем мы пересечем косогорскую параллель!

— Сядешь за его спиной, чтоб не возбуждать аппетит, — посоветовал Бароль. Аладон хищно облизнулся и подмигнул Саиму.

— А верблюд… Посмотри на этого тощего доходягу! Разве он пройдет северный склон? Его придется спускать на себе.

— Не расходись, — одернула его Янца, — а то вообще без верблюда останемся.

Бароль, не реагируя на истерические выходки товарища, упаковывал последний мешок багажа. Но Саим и не думал успокаиваться.

— На что годится такой дохляк! Это вовсе даже не верблюд, а верблюдица. К тому же у нее течка….

— Прекрасно, — ответил Бароль, — в низине к ней пристроится стадо диких самцов. Отсадишь Аладона подальше.

Саим схватился за голову. Бароль, не в силах больше участвовать в сцене прощания, ушел на нижнюю площадь навьючивать верблюдицу. Янца последовала за ним, а Гарфизиус, оставшись рядом с босианином совершенно один, пытался поделиться с дикарем последними открытиями в области ориентирования по галерее невидимого солнца. Аладон не взглянул ни на одну из схем. Они для него просто не существовали, как и все прочие достижения цивилизации.

— Не знаю, что делать… — жаловался Гарфизиус товарищам, — может, лучше пойти мне? Он ведь ничего не понимает в навигации. Разве можно так рисковать?

— Заткнись и благодари богов, — прицыкнул на него Фальк, — пойдешь с нами на Косогорье ставить поплавки — тебе до конца дней впечатлений хватит.

Логан, белее полотна, стоял у полога верблюжатни и нес полную чепуху, поучая Янцу обращаться с течной верблюдицей, а Янца, участь которой была предрешена с первого дня ее появления в вырубе, устраивала себе рабочее место на верблюжьей шее.

— Так что ж… И все? — кричал Саим. — Вот оно — прощание? А вдруг мы больше не увидимся?

— У меня от твоего воя шею свело, — рявкнул Бароль. — Полезай в седло и проваливай. Видеть тебя не могу…

Пока Саим старался попасть ногой в стремя, шеи свело у всех остальных, желающих наблюдать трагическую сцену с боковой веранды, чтобы не попасть под горячую руку Бароля. Шею свело даже у Янцы, которая не привыкла рассиживаться в седле попусту. Одному лишь Аладону были безразличны эмоции изнеженных вельмож. Но стоило верблюдице сделать первый шаг в направлении северного склона, Саим закрыл лицо капюшоном и с тех пор ни разу не оглянулся.