Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

— Вот что следовало сказать мне в Буживале, Эсперанс! Сколько счастливых дней потеряли мы!

— Нас ждут другие, более чистые, лучшие, заслуженные, неоспоримые. Король освободил тебя своей изменой. Подумай, Габриэль, что ты не можешь жить при этом проклятом дворе, где тысячи козней расставлены под твоими обожаемыми стопами.

— Не правда ли?

— Знаем ли мы, можем ли мы только подозревать, что эти демоны замыслили для твоей погибели? Надо иметь их душу, чтобы угадать их ум. Я приехал с испугом предупредить тебя, и теперь дрожу, ничто не успокаивает меня. Я не знаю, как мог жить с этим страхом. Один поцелуй, Габриэль, один поцелуй, чтобы доказать мне, что эти чудовища не сделали из тебя уже призрак.

— Да, Эсперанс, — сказала Габриэль с упоительной улыбкой, — и я также боюсь. Не стану скрывать от тебя: твоя мысль поддерживала меня, сверх того у меня была моя мысль. Что-то повторяло мне, что чем более ты удалялся, тем более наше свидание было ближе. Это справедливо до такой степени, что я видела без ужаса, почти с удовольствием приготовления к твоему отъезду. Я говорила себе, что я призову тебя вовремя, ты видишь, что я была права. Но этого счастья не надо лишаться, и если мы соединились, то не будем расставаться более. Эсперанс, эти злодеи убьют меня, если ты меня не увезешь.

— Скажи, когда? как? говори, я готов!

— Я все приготовила со своей стороны. Инстинкт заменил мне политику. Я условилась с королем провести неделю в Париже у Замета.

— У Замета? Не делай этого! — вскричал Эсперанс, бледнея. — Это гнездо ехидн, не езди туда!..

— Я это знаю так же, как и ты; да, я знаю, что Замет за одно с Антрагами, но Замет живет возле тебя, это соседство заставило меня забыть весь страх. Чувствовать тебя возле себя — может заставить меня пройти через пожар; ты подал мне пример.

— Не езди к Замету, умоляю тебя! — сказал Эсперанс, думая с трепетом о зловещем предсказании итальянки.

— Я обещала быть у него завтра и завтра утром уеду отсюда.

— Ты обещала? — спросил Эсперанс с криком отчаяния.

— О да, но Габриэль может уничтожить то, что решила герцогиня; есть у тебя какой-нибудь план?

— У меня будет тысяча, только бы ты не ездила к Замету.

— Ты знаешь что-нибудь? — спросила Габриэль с легким трепетом в голосе.

— Я ничего не знаю, но уверен, что если ты туда поедешь, то умрешь.

Она с трепетом прижалась к груди молодого человека.

— О, умереть! — прошептала она. — Теперь? Нет, я не хочу умереть!

— Как ты намерена сделать эту поездку из Фонтенебло в Париж? с гвардейцами?

— Нет, но шпионы будут тут, и король, пожалуй, захочет велеть проводить меня. Не надо надеяться на свободу до Парижа. Притом, я должна ехать по Сене в лодке, носилки будут ждать меня в Берси.

— Постарайся промедлить, чтобы приехать в Берси только при наступлении ночи.

— Это легко.

— Возьми с собой Грациенну.

— Непременно.

— Как только носилки сделают шагов двести, вели остановиться под каким-нибудь предлогом, и между тем как Грациенна займет кучера и слуг, выскользни из носилок; я буду тут с хорошими лошадьми.

— Очень хорошо. Грациенна будет продолжать путь и приедет одна к Замету.

— И скажет там, что ты отправилась сделать визит в городе.

— К моей тетке де Сурди, например.

— Да, что ты воротишься несколько поздно. Между тем мы уедем. У меня есть две лошади, способные сделать двенадцать лье за один раз. Но… ваш сын?

— О! Я об этом думала, — печально сказала Габриэль. — Мне хотелось бы взять его с собой. Но имею ли я право отнять его у отца? Король любит этого ребенка.

Оба потупили голову, вздох вырвался из груди обоих.

— Конечно, я делаю преступление, оставляя моего сына, — прошептала Габриэль.

— Вы предпочтете быть убитой, оставаясь при дворе, Габриэль; вы думаете о вашем сыне и уже забываете меня!

— Я сделаю преступление, если это нужно, но не низость, — прошептала герцогиня, пожимая руку Эсперанса, — я принадлежу вам; я должна была размыслить прежде чем вручать вам мою судьбу… Теперь слишком поздно! Если король справедлив, он скоро возвратит мне моего сына.

— Будьте спокойны, Габриэль; Анриэтта д’Антраг позаботится возвратить его вам. Итак, не надо колебаться; все ли решено?

— Все.

— Завтра вечером мы будем соединены или разлучены навсегда, потому что, предупреждаю вас, если нас остановят, я стану защищаться, а защищаться против короля значит вдвое подвергаться смерти.

— Мы будем защищаться, Эсперанс, — спокойно сказала герцогиня, — лучше пасть вместе, чем томиться отдельно в тюрьме.

— Если так, — возразил Эсперанс, тронутый этой твердостью, — ничто не удерживает нас более, и мы преодолеем все препятствия. Ночи еще длинны. Мы приедем в Диеши прежде, чем вздумают послать за нами погоню, потому что, для того чтобы нас догнать, король должен дать приказания через шесть часов, последующих за нашим отъездом, а он узнает о нашем отъезде, может быть, через двадцать часов спустя. Мы будем уже вне Франции.

— Да услышит вас Бог!

— Бог видит чистоту моего сердца, знает борьбу с этой любовью, знает непоколебимую преданность моей любви.

— Богу известно, Эсперанс, что вы мое единственное честолюбие и мое единственное счастье.

— Он слышит клятву, которую я произношу перед ним, — вскричал Эсперанс, — любить вас, пока мое сердце бьется, пока капля крови останется в моих жилах!

— Вам также вся моя жизнь, — сказала Габриэль, обвивая руками шею Эсперанса, на которого она посмотрела так страстно, что слезы выступили у них обоих на глазах и, смешавшись, потекли по щекам в торжественном поцелуе, которым они запечатлели эту клятву.

— Как мы печальны, — продолжал молодой человек, — для людей, уверенных в своем счастье, это неблагодарность.

— От печали, вы думаете, так переполнено мое сердце? Иногда плачут от радости; но есть верное средство осушить мои слезы: не уходи, сожми меня в твоих объятиях.

— Завтра ничто нам не помешает, но сегодня, прости, что я тебе напоминаю, Габриэль, становится поздно.

— Вы уходите? — вскричала она тоном, который впечатлил Эсперанса.

— Это необходимо.

— Нет! нет! останьтесь! Только здесь, возле меня вы в безопасности.

— Король может прийти после игры; не подвергайте меня необходимости спрятаться, Габриэль. Притом, как могу я потерять всю эту ночь, которую могу так полезно употребить на приготовления для вечного соединения?

— О боже мой, — сказала Габриэль задумчиво и уныло, — я не подумала, что вам надо уйти, какая темная ночь!