Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

правительства сотрясаются у меня под ногами от голосов жителей Новой Англии». Города жаловались на то, что их корабли простаивают в гаванях, а тысячи моряков, работников доков и других занятых в сфере торговли людей остаются без работы. Жители маленького приграничного городка Сент-Олбанс, штат Вермонт, заявили президенту, что не понимают, как прекращение торговли с Канадой может помочь Соединённым Штатам, если от этого пострадают жители Сент-Олбанса. «Обмен излишков своей продукции на многие удобства и даже предметы первой необходимости», — сказали они, — это то, чем занимаются жители города; это источник их повседневного существования.

Коммерческие потери были значительными. В первый год действия эмбарго флот Массачусетса, составлявший почти 40% всего тоннажа страны, потерял более 15 миллионов долларов только на фрахте, что равнялось всему доходу федерального правительства в 1806 году. В течение 1808 года американский экспорт сократился почти на 80% (со 103.343.000 до 22.431.000 долларов), а импорт — почти на 60% (со 144.740.000 до 58.101.000 долларов). Основной спад экспорта пришёлся на последние три четверти 1808 года, когда ужесточение эмбарго стало неуклонно набирать силу.

О том, насколько идеология превалировала над коммерческими интересами, свидетельствует тот факт, что республиканские законодательные органы территорий Миссисипи и Орлеана поддерживали эмбарго даже тогда, когда юго-западные хлопковые плантаторы несли серьёзные убытки. Стоимость экспорта из Нового Орлеана и Мобила стремительно упала и вернулась к уровню, существовавшему до введения эмбарго, только в 1815 году. Палата представителей территории Миссисипи сообщила Конгрессу, что «наша продукция лежит в амбарах непроданной и непригодной для продажи». И всё же, как добропорядочные республиканцы, большинство хлопковых плантаторов винили в своём бедственном положении Британию и Европу, а не администрацию Джефферсона.

Хотя чиновники администрации, возможно, преувеличивали масштабы контрабанды, они были полны решимости ещё больше ужесточить систему. Конгресс призвал закрыть все порты для вооружённых судов Франции и Великобритании и запретить весь импорт из обеих воюющих сторон. Летом 1808 года Галлатин сказал президенту, что «Конгресс должен либо наделить исполнительную власть самыми произвольными полномочиями и достаточной силой, чтобы привести эмбарго в действие, либо вообще отказаться от него». Столкнувшись с таким выбором, администрация решила ещё более жёстко обеспечить соблюдение эмбарго, и в начале января 1809 года Конгресс принял, а Джефферсон подписал чрезвычайно драконовский закон о его соблюдении.

Этот закон закрывал все дополнительные лазейки и предоставлял президенту чрезвычайные полномочия по поимке и наказанию любых нарушителей, включая полномочия, которые явно противоречили положениям Четвёртой поправки об обыске и изъятии. Почти ничего нельзя было погрузить на суда или перевезти в океанской торговле без разрешения или лицензии, обычно подкреплённой крупным залогом; федеральные власти получили огромную свободу действий в принятии решений о том, кому разрешать торговлю. «Это были регулятивные полномочия поразительной широты и административное усмотрение захватывающего дух масштаба», — заключает современный историк административного права. Правительство Соединённых Штатов фактически воевало с собственным народом, особенно с жителями Массачусетса, чьё противодействие эмбарго, по словам Джефферсона, «было почти равносильно бунту и измене». Со своей стороны, «народ Массачусетса, — заявил сенат штата, — не захочет добровольно стать жертвой бесплодного эксперимента».

Эмбарго оживило судьбу федералистской партии в Новой Англии, Нью-Йорке и Мэриленде, но не настолько, как ожидали федералисты. К 1808 году, например, из четырнадцати конгрессменов-федералистов, которых Юг направил в Вашингтон в 1800 году, осталось семь. Тем не менее, федералисты дразнили республиканцев лицемерием и непоследовательностью и высмеивали притязания джефферсоновцев на ограниченное правительство и их прежние страхи перед исполнительной властью. По мере того как партии меняли свои традиционные позиции, всё переворачивалось с ног на голову. Законодательное собрание Массачусетса осудило принудительные меры как «несправедливые, деспотичные, неконституционные и не имеющие юридической силы для граждан этого штата». В формулировках, напоминающих резолюции Вирджинии и Кентукки 1798 года, губернатор Коннектикута заявил, что законодательные органы штатов имеют право и обязаны «поставить свой защитный щит между правом и свободой народа и предполагаемой властью общего правительства». В ответ республиканцы выступили с защитой своих действий в стиле Гамильтона. Они не пытались установить военную деспотию, заявил сенатор Уильям Бранч Джайлс из Вирджинии; напротив, они просто искали средства, «необходимые и надлежащие для осуществления великой национальной и конституционной цели… и таким образом предпринять последнее усилие для сохранения мира в стране».

Давление в пользу отмены эмбарго нарастало, особенно среди конгрессменов-республиканцев с северо-востока. Когда единство республиканской партии, поддерживавшей эмбарго более года, окончательно распалось, Конгресс проголосовал за прекращение этого либерального эксперимента по мирному принуждению.

Оба лидера республиканцев, Джефферсон и Мэдисон, были против отмены эмбарго; они считали, что ещё несколько месяцев принуждения могли бы заставить Великобританию ослабить свои торговые ограничения. Оба республиканских лидера считали, что была упущена прекрасная возможность научить мир новому способу разрешения международных конфликтов. «Никогда прежде не было такой ситуации в мире, при которой подобные усилия, предпринятые нами, не обеспечили бы нам мир», — сетовал Джефферсон. «И, вероятно, никогда больше не будет». Он был полон сожаления, что этот грандиозный и просвещённый эксперимент провалился; он был «сделан по мотивам, которые должно одобрить всё человечество».

Эмбарго было отменено 4 марта 1809 года, в день вступления в должность нового президента Джеймса Мэдисона. Вместо него Конгресс ввёл режим невмешательства с Великобританией и Францией, то есть сохранил эмбарго с этими двумя странами, но разрешил торговлю со всеми остальными государствами. В то же время он уполномочил нового президента возобновить торговлю с той страной, которая прекратила нарушение нейтральных прав Америки. Три года спустя президент Мэдисон призвал объявить войну Великобритании; но поскольку республиканцы всё ещё возглавляли Конгресс и президентский корпус, это была война, подобной которой не было.

18. Война 1812 года

Война 1812 года — самая странная война в американской истории. Это была самостоятельная война, но также и война внутри войны, часть большой войны между Великобританией и Францией, которая продолжалась с тех пор, как Национальный конвент Франции объявил войну Великобритании в феврале 1793 года. Хотя общие потери американцев в войне были относительно невелики — 6765 человек, что намного меньше за все два с половиной года войны, чем убитых и раненых в одном из многочисленных сражений Наполеона, — тем не менее это была одна из самых важных войн в истории Америки. По словам философа аграрного республиканизма Джона Тейлора из Вирджинии, это была «метафизическая война, война не ради завоевания, не ради обороны, не ради спорта», а скорее «война за честь, как у греков против Трои», война, которая, однако, «может закончиться разрушением последнего эксперимента в… свободном правительстве».

В 1812 году Соединённые Штаты