Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

повсюду, и торговля продолжала процветать. Тем не менее, британские и французские торговые ограничения всё же имели определённые издержки. С 1803 по 1812 год Британия, Франция и их союзники захватили почти пятнадцать сотен американских кораблей, причём Британия захватила 917, а Франция — 558.

Однако эти захватнические действия Беллигерана не нанесли американской торговле в этот период такого ущерба, какой Соединённые Штаты в итоге нанесли себе сами. В отчаянной попытке разорвать удушающий контроль Великобритании и Франции над американской торговлей Соединённые Штаты начали то, что Джефферсон назвал «откровенным и либеральным экспериментом» по «мирному принуждению» — эмбарго, запрещавшее всем американцам отправлять любые свои корабли и товары за границу. Пожалуй, никогда в истории торговая страна размером с Америку не участвовала в таком акте самосожжения с таким незначительным вознаграждением. Этот эксперимент не только не смог остановить злоупотребления воюющими сторонами нейтральными правами Америки, но в итоге эмбарго нанесло серьёзный ущерб американской экономике и практически уничтожило джефферсоновский принцип ограниченного правительства и прав штатов.

Хотя истоки этого эксперимента с экономическими санкциями восходят к использованию экономических санкций против Великобритании в 1760-х и 1770-х годах, непосредственным толчком к эмбарго стало «дело Леопарда и Чесапика».

22 июня 1807 года американский фрегат USS Chesapeake отплыл из Норфолка, направляясь в Средиземное море в составе эскадры, отправленной для борьбы с барбарийскими пиратами. Неподалёку от Чесапикского залива пятидесятипушечный корабль HMS Leopard приказал «Чесапику» разрешить высадить абордажную партию для поиска британских дезертиров. Когда «Чесапик» отказался, «Леопард» открыл огонь по американскому кораблю, убив трёх американских моряков, ранив ещё восемнадцать и заставив его спустить свои флаги. Британцы взяли американский фрегат на абордаж и выдали четырёх моряков за британских дезертиров, только один из которых на самом деле был британским подданным.

Большинство американцев были возмущены этим нападением на американский военный корабль. «Эта страна, — заметил президент Джефферсон, — никогда не находилась в таком возбужденном состоянии со времён битвы при Лексингтоне». Президент искал почётный способ мирного урегулирования нападения, но в то же время готовился к войне на случай, если она начнётся. Он издал прокламацию, запрещающую всем британским военным кораблям заходить в американские порты, если только эти корабли не выполняли дипломатическую миссию или не терпели бедствие. Он отозвал все американские корабли из-за границы, укрепил оборону портов страны, рекомендовал построить больше канонерских лодок, тайно разрабатывал планы вторжения в Канаду, попросил губернаторов штатов мобилизовать сто тысяч ополченцев и созвал специальную сессию Конгресса на октябрь 1807 года. Он объявил британские корабли «врагами», с которыми следует обращаться именно так. Французские корабли, напротив, были «друзьями», которым следовало оказывать всяческую любезность.

Тем не менее президент стремился избежать войны с Британией и не без оснований опасался, что его прокламация не удовлетворит патриотический пыл его сограждан. Он прекрасно понимал, что в 1807 году Соединённые Штаты не были готовы к войне с Британией, но если война и должна была произойти, то он предпочитал, чтобы она была направлена против недавно обретённого и нелепого союзника Англии — Испании. В августе 1807 года он сказал Мэдисону: «Наши южные оборонительные силы могут взять Флориды, добровольцы для мексиканской армии будут стекаться под наши знамёна, а богатая добыча будет предложена нашим каперам для грабежа их торговли и побережья. Возможно, Куба присоединится к нашей конфедерации».

Британское правительство тоже не хотело войны. Поскольку британское правительство никогда не заявляло о своём праве производить впечатление на нейтральные военные корабли, оно дезавуировало нападение на «Чесапик» и отозвало командующего флотом, отдавшего приказ о нападении, хотя ему было дано другое командование. Британское правительство предложило выплатить репарации и вернуть трёх из четырёх дезертиров, которые были американцами; четвёртый, британский подданный, был без промедления повешен, что позволило британскому правительству, жаловался Мэдисон, избежать «унижения возвращения британского подданного» в Америку вместе с тремя другими моряками.

Однако Джефферсон хотел, чтобы британцы отреклись как от нападения на Чесапик, так и от политики импрессарио в целом, и поэтому считал британский ответ «недружелюбным, гордым и суровым» и полным недомолвок. Поскольку он по-прежнему с глубоким подозрением относился к намерениям британцев, он не мог не приветствовать разгромные победы Наполеона над армиями возглавляемой британцами коалиции, которые оставили французского императора под полным контролем на континенте. В августе 1807 года президент сказал, что он никак не ожидал, что будет «желать успеха Буонапарте», чьё принятие императорской короны раз и навсегда покончило с вымыслом о том, что Франция всё ещё остаётся республикой. Но англичане были так же «тираничны на море, как и на суше, и эта тирания затрагивает нас во всех вопросах чести или интересов, и я говорю: «Долой Англию». «Предупреждения британских федералистов о том, что Наполеон может сделать с американцами, относились к «будущему гипотетическому» злу; сейчас же, по его словам, мы испытываем на себе «определённое настоящее зло» от рук англичан.

Это зло проявилось в ряде новых действий Великобритании. Среди них — провоцирование угроз со стороны индейцев на Северо-Западе, жестокий захват нейтрального датского флота в Копенгагене (который, казалось, сделал каждый нейтральный флот уязвимым для британской конфискации), ужесточение политики импрессарио, разрешив импрессарио на нейтральных военных кораблях и отрицая действительность документов о натурализации. Особенно унизительными казались британские пошлины на американские товары, отправляемые в Европу; они могли лишь напомнить американцам о прежних колониальных правилах, от которых, как они думали, они избавились с принятием Декларации независимости. Уильям Коббетт, раздражительный журналист-федералист, вернувшийся в Англию, чтобы стать яростным критиком Соединённых Штатов, подвёл итог жёсткой позиции, которую теперь занимало британское правительство: «Наша власть на волнах позволяет нам диктовать условия, на которых должны плавать корабли всех наций. Ни один парус не должен быть поднят, кроме как исподтишка, без уплаты дани».

В условиях обострения международной обстановки мало кто из республиканцев хотел открытой войны, но в то же время они стремились сделать что-то, чтобы справиться с враждебностью монархического Старого Света по отношению к нейтральной Американской республике. Республиканцы всё больше беспокоились, что не только национальная независимость Америки была поставлена на карту, но и их республиканское стремление к всеобщему миру и отвращение к ужасам и расходам войны создавали ложное впечатление у европейских держав — впечатление, как выразился Джефферсон, что «наше правительство полностью придерживается квакерских принципов и подставит левую щёку, когда ударят по правой». Это впечатление, сказал он в 1806 году, «должно быть исправлено, когда появится подходящий случай, иначе мы станем грабителями всех народов».

После того как Акт о запрете импорта 1806 года вступил в силу после длительной задержки, 18 декабря 1807 года президент объявил