Пустующий трон - Кен Лю

– Попрошу Кинри и Цветочную банду последить за Тифаном и при необходимости предотвратить его происки, – сказала Мати.

Она не сомневалась в победе. Обслуживающий персонал «Великолепной вазы» любил и уважал Лодан не меньше, чем повара любили ее и старшего повара Нэфи Эдзуго. В их заведении почти отсутствовала текучка кадров – за работу здесь цеплялись. Тесон Васу не только хорошо платил, но и выдавал щедрые премии на Новый год и Праздник середины осени, а вдова Васу даже одалживала бывшим сотрудникам деньги на открытие собственных заведений или обучение. «Великолепная ваза» была все равно что семьей, причем весьма сплоченной.

Лодан уделяла много времени обучению персонала, и даже в самые хлопотные часы каждый знал, что делать. Тесон также твердо следовал заветам матери, гарантируя каждому посетителю, независимо от суммы заказа, гостеприимство и высочайшие стандарты обслуживания. Для соревнования подавальщикам пришлось выучить новое меню, но с учетом того, как часто Нэфи и Мати меняли блюда в течение года, а также доступности сезонных ингредиентов – оба считали, что свежайшие продукты можно добыть только у местных поставщиков – проблемы это не составило.

В «Сокровищнице», напротив, все работники были новичками, недостаточно знакомыми между собой, чтобы подружиться и проникнуться взаимным доверием. Тифан Хуто также слыл нетерпеливым управляющим, любящим вмешиваться даже в те дела, в которых ничего не смыслил.

Предварительное, пробное открытие «Сокровищницы» пару недель назад обернулось катастрофой. В ресторан набились желающие отведать удивительные блюда, представленные на первом раунде соревнования и затмившие «Великолепную вазу», но кухня Модзо не успевала за заказами, а подавальщики, большинство из которых наняли за минимальную зарплату, не успели выучить сложное меню и постоянно путались. Разъяренный Тифан уволил начальника смены и разразился гневной речью прямо посреди зала, так что ужин окончился с позором.

– Если все это дело рук Тифана, – осторожно произнесла Лодан, – то желаемого он добился.

– Об этом-то я и тревожусь, – вздохнула вдова Васу.

– О чем вы говорите? – не поняла Мати.

– Пошли слухи, что «Великолепная ваза» проклята, поэтому нас и преследуют собаки и прочие напасти, – ответила Лодан. – Работники волнуются и просят пригласить монахов из храма Луто, чтобы изгнать нечистую силу.

Мати удивилась. Она не верила в проклятия и злых духов. Для городского жителя такая позиция была обычной. Почитатели классики ано, как правило, следовали заповедям Кона Фиджи: ученый должен уважать богов и духов, но не ждать от них объяснения всех явлений. Как говорил Единственный Истинный Мудрец: «Окара са пиху юги и адинагакаю фи ки крудисади и анэ ко каса-га ки радотрэ лунагаю» («Свободой воли обладает тот, кто держит богов на расстоянии»). А Поти Маджи высказался менее дипломатично: «Изучение морализма в тысячу раз полезнее воскурения благовоний и мистической чепухи».

Мати не была ученой, но все равно отвергала суеверия. Ее родители были бедными кокрускими крестьянами, потерявшими все нажитое из-за засухи, высоких налогов и постоянных войн. Регулярные молитвы не приносили заметного результата, и Мати пришла к выводу, что богам, в сущности, все равно, выживут простые люди или нет. Слишком самонадеянно было предполагать, что боги захотят тратить свое время, чтобы проклясть или благословить случайного простолюдина. Если им и было дело до смертных, то разве что до власть имущих.

Поразмыслив, Мати поняла, что большинство работников «Великолепной вазы» происходят из бедных, но набожных семей, особенно расположенных к суевериям. Они не обладали ни богатством, ни образованием ученых, а также не испытали больших потерь. Их успокаивала сама мысль о том, что молитвы богам могут повлиять на повседневную жизнь, сделать ее более спокойной и предсказуемой.

– Я схожу в храм Луто, – предложила Мати. – Может, обряд воодушевит остальных и поможет им сосредоточиться на состязании.

– Нет! – Госпожа-хозяйка отчаянно помотала головой. – Чего нельзя делать, так именно этого.

– Почему? – хором спросили Лодан и Мати.

Вдова Васу не успела ответить, потому что в этот момент в комнату вбежала Пэнози.

– Монахи пришли!

Кинри и Одуванчик, разинув рты, смотрели на удивительное действо.

Восемь монахинь в строгих черных балахонах пели и танцевали напротив «Великолепной вазы», размахивая ритуальной утварью, наделенной силой Луто. За ними группа послушников играла на деревянных инструментах, посвященных Луто: погремушках, ритмических палочках, ксилофонах и поющих бочонках, наполненных водой до различного уровня. Еще дальше огромная группа помощников держала бамбуковые шесты с курильницами, окутывая улицу густым ароматным дымом.

Зеваки перешептывались:

– Вот это да! Сколько заклинателей!

– Аж восемь монахинь! Вдове Васу это наверняка недешево обошлось!

– Видишь, сколько у той женщины черепашьих заплаток? Наверняка одна из старейшин храма.

– А почему храм прислал монахинь, а не монахов?

– Забыл, что хозяйка «Великолепной вазы» вдова? Монахам не положено входить в ее личные покои, если вдруг возникнет такая необходимость.

Монахини пели все громче скрипучими и немного зловещими голосами, не слишком заботясь о гармонии. Кое-кто из зрителей вздрогнул и принялся сложа руки возносить молитвы:

– Го эфи отэ кри-э-га-му-а!

– Патемэ по гэ та па-пи-дза-ю!

– Понимаешь, что они поют? – шепотом спросил Кинри. – Вроде что-то о бурных морях? А еще кого-то восхваляют, а кого-то просят уйти.

– Понятия не имею, – пожала плечами Одуванчик. – По-моему, это даже не классический ано. Но по храмовым ритуалам я не специалист.

Двигаясь сквозь дым, монахини протанцевали к зонтичному дереву, лишившемуся многих ветвей и теперь напоминавшему скорее вилку для еды, чем зонтик.

Четыре монахини притащили за лапы некое приспособление в виде черепахи. «Черепаха» была изготовлена из какого-то темного дерева и весьма напоминала настоящую, но при этом всем видом своим выражала возвышенную мудрость. Пока монахини несли ее сквозь дым – делая по три шага вперед и по два назад, – казалось, будто черепаха плывет в бурных волнах.

– Одной моей тетушке это бы определенно понравилось, – прошептала Одуванчик. – Она была мастерицей иллюзий, настоящие представления с дымом и паром устраивала.

Кинри хотел было расспросить подробнее, но тут монахини достигли зонтичного дерева. Пока четыре из них раскачивали черепаху, еще одна поднырнула под нее, вставила в брюшную пластину посох в виде змеи и принялась быстро его крутить.

Глаза черепахи засияли потусторонним голубым огнем. Зрители оживились еще сильнее.

– Это и правда волшебство? – прошептал Кинри.

– Может быть, – ответила Одуванчик. – Но… давай дальше посмотрим.

Три оставшиеся монахини танцевали у головы черепахи, размахивая ритуальными то ли хлыстами, то ли короткими цепами. Ускоряя темп пения, они прицепили «хлысты» к голове черепахи так, что свисающие тонкие плети попали ей в рот. Продолжая держаться за длинные рукояти, монахини закрутили их, распевая все быстрее. Теперь их пение напоминало боевые кличи. Вращая рукояти, они вглядывались в дым в поисках