Гойда - Джек Гельб

пророчил долгую безлунную ночь. Фёдор покинул свои покои, направляясь вниз, во двор. Безлюдные коридоры отзывались тихим эхом, встречая спешный, даже суетливый шаг опричника. Тревожные, мятежные, крамольные и дерзкие, горькие и алчущие – всякая мысль утихла, точно смиряясь, что нет боле никакой им воли.

Басманов отворил конюшню, решив не будить конюших – только мороки больше будет. Холод коснулся сердца юноши. Он напрягал свой взгляд, всматриваясь в ряды лошадей. Он сглотнул, внимательно выискивая свою вороную любимицу. Опричник бросил последний беглый взгляд на ряды лошадей, дремлющих в своих стойлах, выбежал на улицу, и ноги его подвели. Фёдор едва не оступился, благо успел опереться рукой о стену.

Сердце часто забилось, и он схватился за грудь. Крупицы раскалённого рассудка твердили, что это всё не взаправду. Страх поднимался к груди пронизывающей дрожью. Басманов поднял взгляд, собирая разрозненные мысли воедино.

Фёдор воротился в Кремль, насилу совладав с собою. Ноги сами несли его вверх по каменной лестнице. Едва Басманов увидел, что двери приотворены, тотчас же ускорил шаг. Фёдор не обратил внимания, сколь безропотно его пустила стража. Лишь когда опричник суетливо и бегло оглядывал царские покои, уразумел – нет нынче здесь владыки.

Эта мысль пришлась новым ударом, и Фёдор упёрся руками о спинку резного кресла, чтобы удержаться на ногах. Он закрыл рот рукою, переводя беспокойное дыхание, страшась, что рассудок подведёт его. Взгляд кидался из стороны в сторону, едва поспевая за жуткими мыслями. Фёдор поднял взор, глядя на пустую стену.

– Где нынче царь? – вопрошал Басманов у рынд.

Стража, как и ожидал Фёдор, судя по недоброй его ухмылке, хранила холодное молчание. Басманов не помнил, куда брёл опосля того. Ноги несли его по знакомым коридорам, выведя к одной из многих крепостных стен. Меж каменных арок виднелась Москва, погрязшая в тяжёлом сне, и небо плавно светлело у самого краю. Фёдор опёрся руками о холодный камень, безвольно свесив голову. Он прикусил губу, сглатывая ком, вставший в горле.

* * *

Башня колокольни взывала к людским душам, возвещая о заутренней службе малиновым перезвоном. Литые чугунные гиганты бились, каждый в свой черёд, порождая единый зов. Но не всяк мог внимать ему. Когда Фёдор поднимался по узкой лестнице колокольной башни, точно не слышал этого грозного звона.

Басманов опёрся спиной о стену, переводя дыхание и взирая на мрачную высокую фигуру звонаря. Иоанн обернулся через плечо, явно ожидая увидеть своего слугу. Медленно занималась заря, точно бы нарочно тянула. Фёдор безмолвно взирал на владыку, и царь надолго запомнил сей взгляд. Сердце опричника забилось чаще при виде царских очей – холодных, но притом полных жгучего упоения людскою слабостью.

Басманов отстранился от стены. Губы его невольно дрогнули, покуда он опустился на колени пред государем. Иоанн едва вскинул брови, будто был поражён увиденным, да на губах всё яснее проявлялась жестокая ухмылка. Фёдор поднял взгляд исподлобья и в волнении сглотнул, не отводя глаз от царя. Иоанн медленно подступил к опричнику.

– Ты не мог со мною так поступить, мой добрый царь, – прошептал Фёдор, и голос его будто сорвался ночными терзаниями.

– О чём же ты, Федюш? – вопрошал Иоанн, протягивая руку опричнику.

Басманов усмехнулся, беспомощно, отчаянно. Он припал устами к перстню государя, а затем запечатлел жаркий поцелуй на царской руке.

– Ты бы не поступил так, не со мною, – пробормотал Фёдор и поднял очи свои.

Их едва не покинул рассудок. Иоанн объял лицо слуги своего рукой, направляя его на себя. Губы Басманова подрагивали от тех слов, что алчно пылали, но не смели боле обратиться мольбами. Фёдор молчал, взывая в смиренной кротости к своему всесильному владыке.

– Отныне не забывай места своего, Басманов, – улыбнулся Иоанн, глядя, как за одну ночь во власти его надломить душу человеческую. – И полно же. Поди да разыщи Малюту, и воротит твою ненаглядную.

* * *

До полудня оставалось несколько часов, когда Фёдор поглаживал крутую шею Данки. Лошадь фыркнула, тряхнув головой.

– Ну прости, прости, – приговаривал Басманов, трепля гриву её. – Не бывать с тобою ничего дурного, клянусь.

Казалось, лошадь и впрямь вняла его увещеваниям, и понемногу стихала буйная пылкость её. Фёдор напоследок погладил морду резвой любимицы своей да вышел из конюшни.

– Ты же не затаил злобу-то на меня, а, Федька? – вопрошал Малюта, поглядывая на Басманова.

– Да с тебя-то какой спрос? – пожал плечами Басманов.

Утомлённый рассеянный взгляд опричника блуждал из стороны в сторону, всё ещё не находя покоя.

– А коли не секрет – в чём провинился пред царём-батюшкой? – спросил Григорий.

Басманов усмехнулся, уставившись куда-то вдаль.

Глава 6

Полоска мягкого света протиснулась в приоткрытую дверь. Тихий скрип, и ему вторил стук захлопнувшейся двери.

– Звали, царе? – вопрошал Фёдор, протягивая слова, точно на мотив какой.

Он прислонился к двери спиной, закрыв её за собою. Басманов чуть наискось глядел на своего владыку. Ровно сколь веселы были улыбка да очи опричника, столь же холоден был царский лик. Владыка сидел в кресле. Иоанн смерил Басманова взглядом и лишь боле стыл от вида оного.

– Помнится, велел явиться трезвым, – произнёс царь, покручивая перстень на своём пальце.

Фёдор, верно, был не удивлён, но позабавлен речью царской, ибо улыбка его лишь боле разошлась.

– Каков есть, таковым и явился, царь-батюшка, – навеселе ответил Басманов, свесив главу в поклоне, да приподнял взор, точно поглядывая, что ж делается с государем. – Коли бы вовсе не явился, от тогда б несдобровать.

С этими словами Фёдор качнулся, с усилием отстранившись от стены. Всё то время владыка не сводил взору своего, но делался всё мрачнее. Взгляд же опричника, пустой и праздный, слонялся по тёмным сводам опочивальни.

– На кой чёрт ты так нарезался, Федюш? – вопрошал Иоанн, снимая перстень.

– Я ж и подумать не мог, что нынче пригожусь тебе. Знал бы – ни капли, – Фёдор мотнул головой, прикрывая очи.

В сей миг, как Басманов, верно, был утомлён да смирён крепким питьём, Иоанн метнул в него тяжёлый перстень. И всякую томность да слабину в движениях Басманова как рукой сняло. В мгновение всякий след пьяного расслабления исчез. Он ловко поймал кольцо прям пред своим лицом. Взгляд опричника прояснился. Та перемена была быстрою, едва ль не мгновенною, да владыку то, видать, ничуть не подивило.

Лик утрачивал ту напускную весёлость. С глубоким вздохом Фёдор опустил взгляд на перстень и принялся глядеть на тяжёлую драгоценность.

– Продолжишь бесовское своё притворство? – вопрошал владыка.

Басманов с ухмылкой примерил царское кольцо на большой палец. Лишь после того взор его обратился к государю.

– Тебе же