Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев

Работой Карамзин спасался от тоски и отчаяния. Он работал круглые сутки, даже во сне его не оставляли мысли о работе. Поражает объем написанного за этот год, библиографический перечень включает более ста названий произведений различных жанров — от крупных вещей до хроникальных журнальных заметок.

В 1803 году Карамзин написал повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новгорода», более десятка статей и очерков, среди них «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице и в сем монастыре», ради которых он специально ездил в Сергиеву лавру, подготовил для издания Собрание сочинений своих произведений в восьми томах.

Кроме того, он задумывает взять на себя еще одну огромную работу. В том же письме, в котором говорит об утешении работой, Карамзин сообщает о новом замысле: «Хотелось бы мне приняться за труд важнейший: за Русскую Историю, чтобы оставить по себе отечеству недурной монумент. Но все зависит от Провидения! Будущее — не наше…»

В 1821 году генерал Николай Петрович Высотский продал Свиблово за 240 тысяч рублей ассигнациями трем московским купцам — Кожевникову, Шошину и Квасникову. Главным покупщиком был Иван Петрович Кожевников — сын чаеторговца; он привлек компаньонов, потому что не имел в наличии полной суммы, необходимой для уплаты за имение. Фактически Шошин и Квасников (возможно, связанные с Кожевниковым родственными узами, во всяком случае, Кожевников был женат на Шошиной) давали ему деньги в долг, и включение их имен в купчую было формой обеспечения. В 1823 году, два года спустя, Кожевников выкупил у компаньонов их части, заплатив каждому по 85 тысяч.

Отец Кожевникова начинал приказчиком и, разбогатев, продолжал жить по-прежнему: ходил в тулупчике, ел щи да кашу, сына держал в строгости при своей торговле и женил рано для того, чтобы тот «не избаловался». Но Иван Петрович имел другое представление о направлении своей деятельности и об образе жизни.

В Свиблове и соседнем Леонове (также им приобретенном) он завел фабрики. В Свиблове была построена суконная фабрика, для которой Кожевников выписал из Англии самое лучшее оборудование. Его фабрика считалась образцовой, так что император Александр I выразил желание посетить ее.

Кожевников хорошо подготовился к визиту императора: в усадьбе и на фабрике все было вычищено, дорожки посыпаны песком, вдоль них высажены молодые березки, привезенные из леса, рабочие были одеты в новые щегольские красные рубахи.

Побывав на фабрике, Александр I остался доволен организацией производства и пожаловал ее хозяину орден Святой Анны третьей степени.

Сопровождавший императора в его посещении Свиблова генерал-адъютант К. К. Мердер записал в дневнике: «Вчера, 29 июля, мы были на суконной фабрике мануфактур-советника Кожевникова; на фабрике ежедневно работает 3000 человек, и выделывается сукна 300 000 аршин, различных доброт, некоторые не уступают иностранным. Фабрика и дом хозяина построены на живописном месте; Яуза обвивается вокруг зданий».

Но еще более Свиблово в годы, когда оно принадлежало Кожевникову, прославилось многолюдными празднествами, которые устраивал хозяин, не жалея на них средств.

Кожевников надстроил этажом прежний усадебный дом, сделал несколько пристроек специально для гостей.

Приспособленный для гуляний сад представлял собой широкую и длинную липовую аллею с боковыми куртинами и чудесными цветниками.

Пиры, которые Кожевников давал в Свиблове, современники называли не иначе как лукулловскими, застолья сопровождались музыкой, фейерверками и другими развлечениями.

Славились зимние катанья на тройках и кровных рысаках под звон валдайских колокольцев, в снежной буре, подымаемой копытами пристяжных.

В Свиблово приглашались отечественные артистические знаменитости и иноземные гастролеры, приезжавшие в Москву: певцы, танцоры, фокусники.

Здесь бывали и выступали московский знаменитый трагический актер Павел Мочалов, танцовщица Акулина Медведева и ее дочь — драматическая актриса Н. М. Медведева (для которой позже А. Н. Островский написал роль Гурмыжской в «Лесе»), а также многие другие.

Но особенно много гостей собиралось в Свиблове, когда там пела знаменитая цыганская певица Стеша — Степанида Сидоровна Солдатова — музыкальная легенда Москвы 1810-х — 1820-х годов. По мнению одного современника, с которым все соглашались, «у нее, как у соловья, в горлышке звучат, переливаются тысячи колокольчиков». Восхищение москвичей Стешей разделила знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани, гастролировавшая в России в начале 1820-х годов. Услышав в исполнении Стеши мелодичный и грустный романс (на стихи А. Ф. Мерзлякова):

Жизнь смертным — тяжелое бремя,Страдание — участь людей,Надейся на будущее время —И слезы украдкою лей… —

она растрогалась, прослезилась, обняла певицу и подарила ей, сняв с пальца, перстень (по рассказам других современников, Каталани подарила Стеше свою шаль). Несмотря на разноречие мемуаристов, этот эпизод крепко сохранялся в памяти москвичей. А. С. Пушкин, посылая свои стихи «царице муз» княгине Зинаиде Волконской, обращается к ней:

Не отвергай смиренной дани,Внемли с улыбкой голос мой,Как мимоездом КаталаниЦыганке внемлет кочевой…

Стеша пела романсы, народные песни. Современники вспоминали, что она «в простонародных песнях показывала еще более искусства и уменья управлять своим голосом, упадая вдруг с высоких тонов на низкие, выдерживая все изменения, сливая томные звуки с веселыми».

Песни из репертуара Стеши помнятся и исполняются и в настоящее время, среди них — «Лучина, лучинушка березовая», «Чем тебя я огорчила», «Волга реченька глубока», «Ах, когда б я прежде знала, что любовь родит беды» и другие.

Заботясь более о развлечениях, Кожевников запустил дела на фабрике и в 1830-е годы почти разорился. Музыкальные празднества в Свиблове прекратились. Он начал распродавать и сдавать в аренду свои земли более удачливым промышленникам. В «Указателе селений и жителей уездов Московской губернии» К. Нистрема (1852 год) о селе 4-го стана Свиблове сообщается, что, хотя оно является собственностью мануфактур-советника Ивана Петровича Кожевникова, на его территории находятся три фабрики, принадлежащие другим владельцам: шерстопрядильная купца Карасева, суконно-ткацкая купца Синицына, шерстопромывная цехового Вассена и суконная фабрика Шапошникова.

О прекращении свибловских праздников А. С. Пушкин писал еще в 1835 году: «Роговая музыка не гремит в рощах Свирлова (в начале XIX века Свиблово также называли Свирловым. — В. М.) и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями».

В восьмидесятые годы XIX века в Свиблове позакрывались фабрики из-за нерентабельности, и район, не став фабричным, возвратился к прежнему своему сельскому характеру. В Свиблове появились дачники, и его название попало на страницы путеводителя С. М. Любецкого «Окрестности Москвы», адресованного дачнику «для выбора дач и гулянья».

«Свиблово стоит на высоком месте, на самом берегу Яузы, — пишет Любецкий, — воздух там чистый, здоровый; сад в нем незатейлив и запущен, но длинная и широкая липовая аллея представляет приятное место для гулянья (в ней бывают балы); за ней начинаются леса, влево — к Медведкову, а вправо — к Леонову. Церковь там безмолвствует: редко-редко оглашает она окрестность колокольным звоном. Вид из большого дома чрез Яузу на Медведково хорош… Оттуда дорога в Москву идет чрез Татьянкин лес на Ростокино. Жаль, что в Свиблове нет порядочной овощной лавки для удобства дачников; на краю его, по направлению к Останкину, стоит неприглядный и грязный капернаум (кабак. — В. М.) для крестьян окрестных деревень. Фабрики в Свиблове унылы и безмолвны, дачников там немного; что было — и что стало!»

В 1890-е годы И. К. Кондратьев увидел в Свиблове «остатки когда-то хорошо распланированного сада» и «покинутое кладбище», на котором попадались надмогильные плиты с «немецкими» надписями. Это были могилы пленных шведов, привезенных в Свиблово Нарышкиным. Но Кондратьеву в селе рассказали предание в духе исторических анекдотов Н. С. Лескова: будто какой-то из владельцев Свиблова обещал какому-то немцу подарить участок земли, если тот перегонит его собаку; немец собаку перегнал, получил землю и устроил немецкую колонию, оттого и появились на кладбище немецкие могилы. Это предание Кондратьев напечатал в книге «Седая старина Москвы».

Об остатках могил пленных шведов на Свибловском кладбище упоминает и В. А. Капустин.

Перед революцией усадьба Свиблово принадлежала горному инженеру Г. Б. Халатову. В 1918 году она была занята под ревком села, затем приспособлена под семейные казармы железнодорожной охраны. В 1980 году жильцов выселили, дом поставлен на охрану как памятник архитектуры.