Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

На основании этих перехваченных документов создается образ националистической группы, которую полиция еще не могла распознать и отличить от общего социалистического движения. Однако общепольский характер ее деятельности и время ее возникновения (З. Балицкий создал «Зет» в Кракове лишь в 1887 г.) не могут не поражать. Из этих материалов становится известно, что уже в 1881 г. киевские студенты высылают небольшие суммы денег в Варшаву (50 рублей). Согласно донесению, сумма поступила из насчитывавшего от 3 до 4 тыс. рублей Общепольского фонда, созданного во время контрактовой ярмарки в Киеве. Уже само название фонда свидетельствовало о том, что он был создан по образцу парижской Национальной казны Агатона Гиллера. В то же время были очевидны контакты и с русским революционным движением. Сестра Б. Лисовского, Антонина, призналась на допросе, что вместе со своим женихом Михалом Колодкевичем состояла в «Народной воле». Это не мешало ей организовать у себя дома клуб, который, согласно донесениям, «составляет часть польского патриотического общества, преследующего цель самообразования в исключительно польском духе и в чаянии возрождения Польши». Точных данных об участниках собрано не было. Удалось лишь узнать, что З. Балицкий хотел купить в арсенале печатный станок за 300 рублей, но решил, что это слишком дорого. Было также установлено, что Ян Длуский часто ездил из Киева в Варшаву для согласования времени проведения пропагандистских акций в этих городах, а также в Вильне и Петербурге. Полиция считала, что «Общество польской молодежи» было связано с «Черным переделом». Такое сотрудничество казалось тогда совместимым с польским патриотизмом – члены общества говорили о новой Польше, которая будет создана благодаря революции. Определенное удивление вызывает поддержка этого движения помещиками. Взносы в счет Общественного фонда можно объяснить тем, что землевладельцы, о консерватизме которых уже не раз говорилось, по всей видимости, не имели точного представления о революционных целях организации. Тем не менее некоторые из них без колебаний оказывали поддержку молодежи. Богатую помещицу Янковскую из Ходоркова подозревали в том, что она поддерживала эту группу и выступала в качестве ее связной в Женеве. В ценных воспоминаниях одного из основателей польского национально-демократического движения на Украине говорится о чувствах, которые у помещиков вызывали подобные связи: «Более горячие головы приходили к мысли, что русское радикальное движение было нашим естественным союзником в борьбе с врагом, которым был царизм… Люди зачастую крайне умеренных взглядов, с отсталыми социальными и политическими убеждениями, некритично принимали русский радикализм, так как эта идеология была направлена против нашего общего врага»1363. Станислав Зелиньский удачно подметил существовавшую тогда идеологическую смесь, позволявшую, к примеру, утонченным польским барышням читать Бакунина или ультралевую русскую прессу и в то же самое время держаться идей польского позитивизма.

Однако глубокое различие между этими двумя направлениями, национальным и интернациональным, стало очевидным в 1884 г. во время студенческих волнений, приуроченных к празднованию пятидесятилетия Киевского университета. Именно тогда было избрано новое руководство, стремящееся к осторожности и скрытому культивированию польской идеи. Эта масса польской молодежи, выходцев из помещичьих семей, которые могли себе позволить учиться в университете, не была смелее своих отцов, о которых уже шла речь. Некоторые подробности об этой эпохе узнаем из воспоминаний в то время студента Яна Хмелевского, принадлежавшего, скорее всего, к социалистам1364. Он был родом из Вильны, в 1882 г. поступил на медицинский факультет Киевского университета. Ему удалось прекрасно показать, как произошел раскол между консервативно-националистическим большинством поляков на Украине и меньшинством, желавшим трудиться ради смутных идей общего народного блага, не осознавая (как и во времена «заговора» Шимона Конарского 1839 г.), что на Украине есть только украинский люд (народ), а польского нет. Неудивительно, что в 1884 г. из «Общества польской молодежи» выделилась крайне осторожная «Корпорация» – организация студентов-поляков, в которую входило около 140 – 150 человек, из которых в 1885 – 1886 гг. левых взглядов придерживалось от 10 до 30 членов1365.

Празднование пятидесятилетия университета оказало непосредственное влияние на рост противоречий между различными университетскими группами. «Kraj» сообщал на первой странице 28 сентября 1884 г., что собравшаяся у здания университета молодежь освистала выступавших, затем отправилась к памятнику Св. Владимира (что говорит о том, что среди этой группы большинство составляли украинцы), в то время как «завсегдатаи кафе» пошли бить стекла в доме ректора Н.К. Ренненкампфа и по пути забросали камнями карету почетного гостя К.П. Победоносцева. Полиции и казакам так и не удалось никого поймать1366. После того как были найдены листовки с обвинениями в адрес великороссийского молоха1367, всю вину свалили на евреев и украинофилов. Но лучше всех поступил Катков в Москве, его «Московские ведомости» нашли иных виновников – поляков, строящих бунтарские козни. Из университета, главным образом с первого и второго курсов медицинского факультета, было исключено более 100 студентов, университет был закрыт на полгода – до октября 1885 г., когда после визита царской семьи пришли к выводу, что Киев, мать городов русских, чересчур от этих самых городов отличается. Было решено поставить перед университетом памятник его основателю – Николаю I (теперь на его месте стоит памятник Шевченко), а на Софийской площади – памятник Хмельницкому, мнимому символу вечного союза украинских и русских земель. Несмотря на то что еще в 1859 г. Н. Костомаров совершенно в ином свете представил украинского героя, его образ продолжали эксплуатировать в имперских целях. Торжественное открытие памятника Хмельницкому состоялось в 1888 г.

Тем временем лишенные возможности учиться польские студенты основали «Общество помощи обездоленным» и организовывали благотворительные балы. В конце 1885 г. было подано 190 просьб об оказании финансовой помощи1368, но полицейский террор последующих лет царствования Александра III не давал возможности заниматься даже «органической работой». В 1887 – 1893 гг. эта организация существовала лишь на бумаге, во главе ее стояли будущий выдающийся думский депутат, адвокат Игнацы Лыховский и Марчин Корчиньский. Оба они закончили Житомирскую гимназию и уже тогда были тесно связаны с польскими землевладельцами. По воспоминаниям врача М. Лонжинского1369, в этот период в лучшем случае удавалось устраивать на частных квартирах тайные спектакли или ежегодные польские балы, на которых финансист Леонард Янковский оказывал помощь польским студентам, пожертвования делались, но, по мнению Лонжинского, денег ни на что не хватало.

После процесса над Л. Вырчиньским и разгрома «Пролетариата» в Варшаве (декабрь 1886 г.) роль левых организаций в Киеве стала еще более скромной, хотя теоретические споры среди них не утихли. Юрист Й. Солтан, врачи Л. Левкович, Х. Сарцевич присоединились в 1890 – 1891 гг. к Польской социалистической партии (ППС), в то время как В. Богуцкий и С. Бахницкий создали польскую социал-демократическую группу, ориентировавшуюся на идеи Р. Люксембург1370.

При чтении воспоминаний Б.К. Вежейского создается впечатление, что Киевский университет был рассадником революционных идей. Возможно, это не так уж далеко от истины, правда, с учетом того, что участие в этом движении поляков, в особенности местных, было минимальным. Среди участников забастовок и демонстраций были, прежде всего, русские и поляки из Белоруссии и Литвы. Так было на зверски разогнанной в феврале 1889 г. демонстрации студентов на Казанской площади в Петербурге. 18 – 19 марта 1897 г. после самоубийства курсистки М.Ф. Ветровой в Петропавловской крепости «Корпорация» вместе с русскими студентами организовала массовые протесты, в ответ на которые начальник Киевского жандармского управления генерал В.Д. Новицкий применил крайние репрессии. Однако заметное участие отдельных польских деятелей контрастировало с консервативной позицией большинства поляков. Действительно, среди 150 арестованных в начале марта 1898 г. были поляки с Украины: Людомир Скаржинский и Марьян Гурский, однако они действовали в рамках РСДРП, так же как и К. Петрусевич, Е. Чарновская, Лисецкие и др.1371

Однако лихорадочное беспокойство полиции Николая II по поводу неясных связей этого движения с польскими социалистами и даже с зарождавшейся партией польских национальных демократов, корреспонденция и отчеты об этом не идут в сравнение с замешательством, которое вызвала у Охранного отделения информация о тайных поездках на Украину Б. Славка или, немного позднее, Ю. Пилсудского. В то же время член ППС (скорее всего, из Вильны) писал 13 мая 1896 г. о том, что не доверяет связям с украинскими студентами: «В том, что касается Киева, то положение оказалось хуже, чем я предполагал. Г. не разобрался в том, куда клонят те, с кем он шел рука об руку, а мы не знали, что якобы “наши” – это тамошние “здешние” чистой воды. Cовершенно глупое положение, в котором мы оказались там, вынудило меня пойти на временный компромисс, и от него следует в течение месяца отказаться, т.е. решить вопрос раз и навсегда. Положение это я называю глупым, поскольку кроме тамошних “здешних”, которые хотя бы на нас не нападают, там есть еще и социал-демократы»1372. Немного позднее в том же году другой эмиссар писал о бессилии ППС в работе со студентами: «Хуже всего ситуация в Киеве… В Киеве у нас никогда не было организованной структуры, лишь отдельные люди, которые вели там нашу работу, и они уехали, никого после себя не оставив»1373.