За тебя, Родина! - Илья83
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос был неожиданным и застал Шольке врасплох. На мгновение он почувствовал раздражение но стоило ему представить ситуацию со стороны Роске как сам чуть не засмеялся. В конце концов, тот уже всё равно знал об этой дурацкой истории так что глупо отрицать очевидное…
— Нет, Бог меня миловал… — усмехнулся он, пробуя вино на вкус. Хм, весьма недурно! Интересно, Бруно догадается запастись несколькими бутылками вина у гостеприимных французов? — Пока мои засранцы воевали друг с другом из-за удобных нужников я добывал в Седане орудия и вообще всё что только можно, используя… ну, ты сам знаешь. Ночью приехал обратно а тут настоящая суматоха… Да уж, наверное посмеялись «лягушатники» над нами, глядя как немцы бегают держась за задницы. Кстати, узнали кто именно так нам испортил желудки?
— Нет, фельджандармы взяли несколько десятков человек и допросили, но никто не признался… — вздохнул Роске, закончив с рыбой и оглядывая стол в поисках нового блюда. — Получается, либо плохо спрашивали или на самом деле не знают.
Он отпил из своего бокала и вдруг засмеялся:
— Засранцы Шольке… Это будет узнаваемо! Прославитесь не только на весь «Лейбштандарт» но и на всё СС… Гиммлер будет в восторге.
— Если узнаю что такая мысль уйдёт в люди из-за тебя, то напущу на некоего унтершарфюрера своего Бруно. Уверен, ему очень захочется поговорить с тем кто ославил не только его но и других парней… — спокойно ответил Гюнтер, с наслаждением принимаясь за настоящий немецкий айнтопф и даже не глядя на Роске. С ума сойти! Как их отрядный повар умудрился такое приготовить в этой французской дыре? Настоящий кулинар-волшебник! Ему бы шеф-поваром в «Адлоне» работать а не кормить ораву здоровяков из СС.
Тот поперхнулся и замотал головой:
— Успокойся, я пошутил! Даже и не думал об этом!
— Я тоже пошутил! — подмигнул ему Шольке, вовсю работая ложкой.
Застолье продолжалось и никто, в том числе и сам Гюнтер, не собирался его прекращать. Сейчас он и его люди отдыхали душой и телом, отлично зная что каждый следующий день может стать для них последним. «Живи одним днём!» — этот жизненный принцип разделяют многие фронтовики и Шольке, сам будучи таким, во многом поддерживал эту точку зрения.
Заглушая гомон разговаривающих над столом раздался громкий голос Стефана Ковальски, отличного офицера, единственный недостаток которого состоял в отсутствии инициативы на поле боя. Он беспрекословно и точно выполнял все приказы Гюнтера но ожидать от него какой-то самодеятельности не стоило. Настоящий дисциплинированный немец, хоть и не пруссак а вюртембержец из-под Штутгарта. В одной руке Ковальски держал кружку а в другой листок бумаги. Лицо же выражало печаль и грусть.
— Друзья! — снова повторил он, дождавшись когда все затихнут и посмотрят на него. — Сегодня мы празднуем нашу победу. И это правильно, так и должно быть! Но я хочу напомнить вам о тех наших товарищах кто не дожил до этого момента и не может теперь сидеть вместе с нами! Мы все помним их дела и поступки… И всё же я хочу чтобы сейчас в этой комнате снова зазвучали знакомые имена!..
Не сговариваясь, все начали вставать из-за стола, в том числе и Гюнтер. Смех затих и тишину разрывал лишь голос самого Ковальски:
— Обер-шутце Кристиан Майнтопф… Эсэсманн Рольф Шмидт… Роттенфюрер Вальтер Кинцель… Шарфюрер Гердт Кларсфельд…
Имена и фамилии его погибших подчинённых словно тяжёлые камни обрушивались на Шольке, заставляя стискивать зубы от душевной боли и снова испытывать стыд и вину за их гибель. Совесть, получив такую щедрую поддержку со стороны, опять начала грызть его:
«Во всём виноват именно ты, Гюнтер! Только ты и никто другой! — обвиняла она. — Как их командир ты должен был сделать всё чтобы они выжили! Это был твой долг не только перед собой но и перед их родными! Теми кто доверил тебе своих мужей, сыновей и братьев! А ты просто бросил их в топку войны, заботясь лишь о выполнении приказа, словно очередной бездушный солдафон! Что ты скажешь их родителям? Как посмотришь им в глаза? Или трусливо напишешь стандартные письма — погиб за фюрера и Рейх⁈ С теми кто выше всё понятно, ни фюрера ни генералов давно уже не удивишь гибелью германских солдат, для них политические интересы превыше всего! Но ты⁈ Если ты тоже превращаешься в того кто считает своих солдат всего лишь поленьями для костра чтобы согреть самого себя, то больше у меня к тебе вопросов не будет, потому что какой смысл говорить с циничным ублюдком которому плевать на всех кроме самого себя и карьеры? Такому тебе я могу только пожелать сдохнуть как можно скорее и болезненнее, ибо другой участи подобный человек не заслуживает! Но если ты действительно заботишься о них и хочешь вернуть домой живыми, позволить жениться на любимых и обнять старых родителей, то прежде чем отдать приказ — думай! Трижды думай! Просчитывай все варианты, старайся сделать так чтобы умирали только враги а твои парни оставались жить дальше! Не глупи, не недооценивай врага, всегда делай контрольный выстрел даже если тебе кажется что вражеский солдат мёртв! Помни самое главное — жизнь одного твоего солдата намного важнее сотни вражеских!..»
Такую вот неумолимую сущность не убеждало то что потери в бою за Вадленкур могли быть ещё выше. Она просто заботилась о моральном облике Гюнтера, пусть и в довольно своеобразном понимании. И во многом Шольке был с ней согласен. Да, действительно, возможно был какой-то другой вариант, чтобы всё обошлось для них малой кровью… Но увы, в нужное время и в нужный момент такое решение не пришло к нему в голову и всё случилось так как случилось. Теперь ничего уже не исправишь, мёртвые лежат в земле а живые радуются жизни.
А Ковальски в гробовом молчании продолжал называть десятки тех кто уже никогда не улыбнутся, не обнимут товарищей, не смогут ни на ком жениться и
