Между Мирами - Андрей Валерьевич Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долговязый перелистнул у писаря несколько страниц записей и громко, с выражением, зачитал:
– «Допрос Тамары Ивановны С.». Так-так, это пропустим, это о произошедшем… А, вот! «На вопрос о странностях, которые происходят на императорской кухне сперва замялась, словно не знала, как ответить. Убедившись, что ее не признают лицом, укрывающим преступника и соучастницей, сообщила, что в период с мая по начала августа сего года повар лично готовил кофе для Анны Алексеевны».
– Так, а в чем же странность? – дрожащим голосом спросил сам повар. Вид его переменился, исчезли последние остатки уверенности в себе: лицо заблестело от пота, хотя в подвале было прохладно, а пальцы стиснули металлические подлокотники так, точно он хотел их оторвать.
– Сами скажите, господин повар. Лично меня интуиция не подводила никогда. Особенно вместе с логикой. Особенно, когда есть свидетельские показания. Продолжай, – обратился он к долговязому. – Наш повар отчаянно не хочет разговаривать.
– «Когда кухня наполнялась ароматом кофе, повар веселел так, словно был пьян. Вел себя необычно, но это состояние проходило через час-другой. Первое время грешили на водку, но в кухне не нашлось ни одной бутылки спиртного, даже маленького пузырька. Через неделю после этого мы с девочками сообщили о своем недовольстве лично повару. И буквально на следующий же день он, во время готовки кофе прижимал к лицу сложенный в несколько раз платок. На наши расспросы отвечал, что у него аллергия, однако нам ни разу не позволил самим приготовить кофе».
Долговязый передал тетрадь обратно писарю, а сам повернулся к повару:
– Ну и мразь же ты.
Даже третий привязанный тянулся в сторону от повара, словно тот мог уволочь его за решетку следом за собой одним только своим присутствием:
– Я же говорил, что я здесь не при чем!
– Ты поставлял кофе, – ответил ему Павел. – Что же ты, кормилец, – вернулся он к повару. – Говори, а то невинного человека за собой на тот свет отправишь. Твоя вина, считай что доказана. Ты готовил. Ты знал про эффект. Не мог не знать, раз веселился, как пьяный. Твоя судьба уже решена. Твою семью трогать не будем.
– Да что вы… – пролепетал повар, сутулясь и уменьшаясь на глазах, – вот они…
– Кто – они?
– Кто записки мне слали. Грозили…
– Их было несколько?
– Трое. Один, – уже чуть не плача, принялся рассказывать повар, – привел домой старшую из школы. Девочка рассказывала, что упала, а он помог ей дойти. И передал первую записку. С угрозами, что, если я не сделаю, что они просят, в следующий раз она домой не придет, – он всхлипнул.
– Дальше.
– Тем же днем, позднее, жена нашла запечатанный конверт в сумке и рассказала, как в трамвае незнакомец облил ее случайно чаем. Я вскрыл конверт, а там записка: «в следующий раз это будет кислота». В третий раз это был курьер. Он пришел рано утром, до того, как я отбыл на работу, и передал мне небольшой пакет, а потом показал флакончик с кислотой.
– Как ты это понял? – спросил Павел.
– Капнул на пол перед дверью и прожег… Я боялся за свою семью и согласился. Я тогда не знал, что меня просят сделать. Не позволили открыть пакет сразу же. Только на кухне я смог посмотреть, что внутри, – повар икнул и принялся широко раскрывать рот, как рыба без воды.
– Спокойнее. Тише, – Трубецкой положил ладонь на плечо повара и немного потряс его. – Договаривай до конца.
– Вы же ничего не сделаете моей семье? – почти неслышно прошептал повар, немного придя в себя. – Они не имеют к этому никакого отношения. Со мной делайте, что хотите, но их…
– Не спеши, а расскажи сперва про пакет, – Павел остановил его словоизвержение и посмотрел на писаря – все ли тот успевает заносить в тетрадь.
– Небольшой такой пакет, бумажный, с две ладони шириной и не слишком толстый. Внутри – еще один, поменьше, с порошком. И еще одна записка – как делать.
– Где пакет сейчас?
– Сжег вместе с запиской, как там было написано.
– А порошок?
– Весь израсходовал в кофе. Но сам кофе еще остался. Немного. Второй настенный шкаф от двери, верхняя полка, – подумав, сообщил повар, а потом умоляюще посмотрел на Павла: – я сказал все, что знаю. Моя семья…
– Мы не тронем твою семью, – Павел встал. – Свои показания подпишешь и пойдешь домой. О том, что случилось – никому ни слова.
– Клянусь здоровьем своих детей, – глотая слова, выпалил повар, когда Трубецкой принялся его развязывать.
– Но на работу больше не приходи, – шпион взял его под руку и повел к выходу. – Твои девочки за тебя поработают, – и добавил так тихо, что я едва услышал, хотя стоял рядом: – все будет официально, не переживай. Ищи другое место. Распишись.
Писарь подвинул ему тетрадь и перелистывал страницы с показаниями, пока повар не оставил кривоватый росчерк на каждой.
– Проводи его до первого этажа, – Трубецкой обратился к долговязому, – а потом найди кофе в кухне. Заберешь к нам.
Когда долговязый с поваром удалились, а мы со шпионом вышли в коридор, я не удержался:
– Странное человеколюбие для того, кто расчленяет допрашиваемых в подвалах чужих домов.
– Его кровь не должна быть на наших руках, – коротко ответил шпион. – Я к Ульяне, а ты забирай Аню и отправляйся с ней в поместье. Там сейчас – самое безопасное место.
Глава 32. Расстановка сил
Поскольку долговязый с поваром выбрались из подвалов куда быстрее нас, у меня было еще немного времени поговорить с Павлом, чтобы прояснить отдельные моменты, что до сих пор вызывали у меня вопросы. Например, по структуре их организации.
– Да, Виктория – это руководитель. У нас нет ранговой системы как таковой, но в общей системе она относится скорее ко второму рангу, а это довольно высоко. Я же – рядовой исполнитель, по факту.
– Но так не выглядишь, – заметил я. – Получается, над ней должен быть еще кто-то?
– Нет, перворанговые руководители – это уже самые главные в каждой организации, а у нас, как ты помнишь, про него никто не должен знать.
Я решил не углубляться в эту тему с новыми расспросами, потому что голова моя была занята другим. Жизнь повара – разменная монета в большой игре. Человека шантажировали, заставили делать то, чего он в обычном своем состоянии никогда бы не сделал. И вот, пожалуйста – его отпускают, прекрасно зная, что несчастного, скорее всего, убьют те же шантажисты.
– Тебя не должна волновать его судьба, – словно прочел мои мысли Павел. – В любой большой игре кем-то приходится жертвовать. Его арест и казнь вызвали бы слишком много вопросов. Понимаешь?
Конечно же, я понимал, к чему он клонит. Слишком часто я видел в нашем мире новости и комментарии о том, что «данное увольнение не связано
