Цеховик. Книга 11. Черное и белое - Дмитрий Ромов

— Пётр Николаевич, это вы что ли мне спать не даёте? Как говорится, кто потревожил сон артиста, а? Отзовись из мрака…

— Тоже мне, деревенский детектив выискался, — усмехается он. — Анискин доморощенный.

А в глаза не смотрит, рожа энкавэдэшная.

— От чего тебя и надо освободить, — продолжает Кухарчук, — вернее, от кого, так это от него же самого, от Злобина.

Я сажусь на своём железном ложе, а барсук садится на стул. Смотри-ка, он ещё и со стулом пришёл. Рыболов-любитель.

— Так хорошо же, что освобождать придёт, — потягиваюсь я. — Или вы хотите, чтобы я максимум впечатлений получил от этой удивительной экскурсии?

— Хочу. Я много, чего хочу. Ладно. Помолчи сейчас и послушай. Это у нас такое рандеву с тобой, романтическое свидание. Ты ж поди в Лефортово-то и не был ещё ни разу? Считай, это для убедительности. Шутка юмора.

Он расплывается в улыбке. Хотя, может, и не барсук, а хорёк.

— Я оценил. Ржал, чуть не описался.

— Да, с этим у нас просто. С почками так поработают, что не просто писаться будешь, а ещё и красненьким, причём до конца дней. Ну, хорошо. Значит, дело вот какое. Есть три животрепещущих вопроса. Всего три, но ответить надо на каждый. Число сакральное, сам видишь. Три. Первый вопрос — это лилия. Это просто, да? Отдаёшь её или хотя бы сообщаешь, где она находится.

Где находится, там тебе её не светит найти.

— Второй вопрос тоже простой, хотя тебе может показаться, что это не так. Но, на самом деле, проще некуда. Смотри, я знаю, что ты использовал силы своего «Факела», чтобы провернуть ту хрень, которую ты провернул. Даже уже знаю, где именно всё это было. Признаю, эффектно получилось. И мясника такого подобрали, и форму нашли, прям натурально. Хороший типаж. Настоящий палач, по призванию, это прям чувствуется, я таких знаю. В Афгане наверное во вкус вошёл, да? Личные дела твоих бойцов я, конечно, проверил, но его не нашёл пока. Я так понимаю, у тебя там не все официально трудоустроены. Мне пофигу, что хотите то и делайте, хоть в жопу друг дружку жарьте, вообще не беспокоит. Главное, ты мне этого палача отдай. Мы с ним не закончили ещё. Он ход сделал, теперь я сделать хочу. И сделаю, ты уж поверь.

Опять улыбается и встречается-таки со мной взглядом. Ненадолго, на мгновение всего. Но и мгновенья хватает, чтобы понять, глаза у него мёртвые, ледяные. Будто не человек это, а труп ходячий. Вампир.

— Ну, а третий вопрос, он… как бы это сказать… философский, что ли. Ты философию любишь? Это ещё не вопрос. А вопрос вот какой. Зачем тебе Злобин? Он слабый. Ненадёжный. А вот я — совсем другое дело. Если ты не кретин, то ты это поймёшь, может быть даже уже понял. Злобин тебя не защитит. Он всё ваше дело просрёт. Удивительно, что его на место зама взяли, но это ненадолго, поверь. Поэтому перспектива вырисовывается следующая. Сдаёшь Злобина и переходишь под моё начало. Нуждаться ни в чём не будешь.

— По вашему соображению? — уточняю я.

— Что? — хмурится он, глядя чуть правее меня.

— Не буду ни в чём нуждаться в рамках вашего разумения?

— Естественно, — пожимает он плечами.

— Понятно.

— Отлично. Если понятно, очень хорошо. Тогда, может быть, ты хочешь прямо сейчас дать мне вразумительные ответы?

— Нет, — качаю я головой.

— Не хочешь?

— Не могу просто. Не готов. Надо подумать. Как это… принять ва-а-анну, выпить чашечку кофэ.

— Ну, что же, будет тебе и ванна, и какава с чаем, — улыбается барсук Кухарь. — Всё предусмотрено.

Он подходит к двери и костяшками пальцев стучит в ритме спартаковской считалочки. Тук-тук тук-тук-тук тук-тук-тук-тук тук-тук. Дверь со стоном раскрывается, и в неё входят три жеребца, три кентавра с весьма выразительными физиономиями.

Двое из них подхватывают меня, как пушинку под руки, а третий рукой-молотом бьёт в солнечное сплетение. Горячо, больно, удушливо. Прям рекламный слоган. Поварёнок сочувственно кивает.

Чувствую себя рыбой, вытащенной на берег.

— Неприятно, — вздыхает он. — Понимаю, Брагин, очень хорошо понимаю, но только ты сам можешь вытащить себя из этой передряги. Крайне неприятно. Не останавливайтесь, не останавливайтесь, ребятки, пока Злобины не набежали. Время дорого.

Бац, бац, прилетают ещё два удара. У-у-х! Давненько я так не взбадривался. Вот же вы уроды.

— Хватит ему ливер взбалтывать, — усмехается хорёк. — Несите водичку. Переходим к водным процедурам. Я тут недавно познакомился с одной чудесной методикой, ищу автора, кстати. Так вот, мозги прочищаются и желание говорить появляется, просто чудо. Сейчас сам поймёшь.

Тварь… Ну ладно. Покуражься, пока имеешь возможность. Это, по-любому, ненадолго. Я тебя размажу. Катком по тебе проеду, а потом сверну в трубочку и пошинкую на мелкую соломку. Мелкую-мелкую. А вот радость я тебе точно не доставлю, умолять и пощады просить не буду. И орать не буду, не дождёшься, хорёк. Лучше сдохну, мразь. А если не сдохну, клянусь, ты пожалеешь. Горько пожалеешь. Правда, учить таких, как ты бесполезно. Поэтому, не обессудь, ты сейчас себе приговор подписал, гильотину, стул электрический и смертельную инъекцию. Три в одном, мудила.

Разозлился я, ага. Но это ничего. Я когда злой, я вперёд несусь. Завожусь и лечу как баллистическая ракета и ядрёная бомба, нах. Доигрался ты, дебил. Теперь тебе остаётся только одно — убить меня, потому что в любом другом случае тебе пи**а!

— Ну что, — щерится он, низко наклоняясь надо мной. — Мы нашли взаимопонимание? Брагин? Алё, ты раньше времени не отключайся, у нас же ещё водные процедуры впереди. Это знаешь, как весело?

Тут ты просчитался, дружочек…

Вот тебе, барсучина! Я запрокидываю голову, размахиваясь, и с яростным звериным хрипом, первобытным и древним, как сама жизнь, со всего маху врубаю ему лбом в сморщенный барсучий нос. Херак! Как неандерталец, как пещерный человечище, как Зинедин Зидан. Хрясь!!!

Раздаётся хруст. Какая сладкая музыка! Гори в аду! Не ждал, сучара⁈ И ещё ногой, сука, в брюхо, по яйцам, по морде, куда придётся, отсоси, чмо! Я, когда злой, я дурак, бля, на всю голову, отбитый. Я так-то контуженный, а ты меня разозлил, как с прошлой жизни меня никто не злил ещё. Война, нах! Война — это не шутка, тварь!

Вот бы справить