Война крыш - Леонид Словин

Кейт погасил свет в салоне. Бар Йохай уже спала, чтобы утром снова подняться спозаранку.

— Может, мы пойдем, Юджин? — Варда зевнула. — Поздно уже!

— Сейчас!

Уже выходя, они внезапно услышали голоса.

Хасид Ицхак Выгодски со свечой вернулся в салон. Кейт приблизился к окну.

Несколько подростков — девчонки и парни — стояли по другую сторону стекла, напротив, не видя его.

Окно квартиры «на дне» — в нижнем ярусе было вровень с подошедшими.

Кейт хорошо их рассмотрел.

Один из парней был вихрастый, белокожий. Кейт видел его днем на лестнице — он жил в этом доме. Девчонка его была гибкая, стройная…

«Русим!» — «Русские…»

Кейт ночевал на вилле у отца в Гиват Зеев. После смерти матери отец жил один. Вилла стояла на краю ущелья. Ночью непроглядная темень окружала её словно толща воды, утром вилла как бы всплывала. Корабельные сосны со дна ущелья карабкались к людям в небольших каменных особняках.

Когда Кейт приехал, отец уже спал. Утром Кейт тоже его не видел — отец уехал раньше, чем сын встал…

В 8.00 детектив поставил «ямаху» на стоянку у КПП на Русском подворье — тут располагался отдел полиции Иерусалимского округа. Снял шлем. Рядом ставили мотоциклы его новые коллеги.

Большинство, однако, предпочитали машины.

Из припарковавшейся «японки» вышел следователь Роберт Дов, грузный, ширококостный, с кривой улыбочкой, черными маслеными глазками.

Роберт Дов уже почувствовал в новом детективе главного соперника при выдвижении на административную должность.

Кейт остановился, прикурил, дав Роберту Дову время уйти через КПП. Но тот махнул рукой. Ждал.

— Привет, Юджин. Как ты?

— В порядке… — Кейт сунул шлем под мышку. Отмолчаться было бы теперь неприлично. — Как ты?

— Слава Богу!

Они и раньше, до того как Кейт ушел в Матэ Арцы — Всеизраильский Генеральный штаб полиции, — знали друг друга. Их отношения нельзя было назвать теплыми.

Как следователь Роберт Дов отличался удачливостью и цепкой хваткой. Его специализацией были профессиональные организаторы подпольных казино. Он вламывался в их ночные катраны с грохотом, как медведь, что, собственно, на иврите и означала его фамилия.

— Что у тебя есть по этому делу?

— Ничего особенного.

Вопрос, безусловно, был задан неспроста. Разговоры, которые Дов вел, крутились обычно всегда вокруг него самого, его дел, интересов.

— Зря ты мамзера отпустил! Я бы держал его на Русском подворье в камере до посинения…

— Это ты начальству скажи…

Дов махнул рукой.

— Прессу видел сегодня? «Барон Ротшильд с площади Кикар Цион».

— Я вообще газет не читаю.

— А ты посмотри. Там и о тебе есть.

Вместе молча прошли КПП. Поднялись к себе. Уходя, Дов с обычной кривой улыбочкой объяснил:

— Шмулик сказал, что, поскольку я умею ладить с прессой, он очень просит меня заткнуть рот этой братии. Короче, ты прочтешь — поймешь, о чем речь.

Дов знал два противоположных состояния. В одном он был в ладах собой. Считал, что все мужики мечтают быть его друзьями, каждая баба — лечь с ним. Его восхищение собой было безмерным и органичным. Во втором состоянии все было наоборот. Все подсиживали, интриговали, завидовали…

— Ну, давай! Держи меня в курсе…

— Бай!

Кейт свернул к себе.

«Скотина…»

Зная характер начальника управления Шмулика, можно было предположить, что Дов, любивший видеть своё имя на страницах прессы, сам предложил себя, намекнув, что у него уже есть данные и он быстро — в неделю — свернет все дело.

Значит, тучи сгущались, хотя начальство и Делало вид, что ничего не происходит.

«Роберт Дов мог намекнуть Шмулику на то, что я сам просил об этом… Впрочем, так ли все, как Дов преподнес?!»

«Неподнявшийся однослойный пирог…» — сказал о Роберте Дове прежний начальник Генерального штаба.

Итак, пресса опять его нашла. Начало положила журналистка, которой захотелось дать ему прямо в кабинете по окончании интервью…

Теперь было поздно искать причины случившегося.

Коллега-детектив, проходивший по коридору в туалет, отвернулся как-то поспешно…

Несколько детективов, постоянно державших нос по ветру, уже вели себя как-то отстраненно. Не хотели быть замеченными в компании с коллегой, отмеченным знаком беды.

«Что же они на этот раз написали?»

Кейт сходил в соседний кабинет, принес газеты.

Большая часть прессы сочла своим долгом уделить хотя бы несколько строк такому необычному происшествию, как убийство иерусалимского нищего. Мнения о мотивах преступления, впрочем, были одни и те же, как и заголовки…

«Барон Ротшильд с площади Кикар Цион…»

«Иерусалимский миллионер на реке Стикс…»

В упоминании одной из рек подземного царства, в котором, по греческой мифологии, обитали души умерших, содержался намек на неиудейское происхождение нищего миллионера.

«О чем он говорил… А, вот!»

В конце мелькнуло имя м а м з е р а.

Журналист не стал затруднять себя размышлениями и просто назвал услышанное имя подозреваемого: Рон.

Он, по-видимому, успел переговорить с кем-то из жителей Бар Йохай. Описание соответствовало действительности:

«Молодой хасид из религиозного квартала… Странные отношения с убитым: мытье в ванной… Совместные ночевки…»

В последней строке журналист вспомнил полицейского:

«Это недавно переведенный из Матэ Арцы в Иерусалимский округ детектив Юджин Кейт, звезда которого закатилась так же стремительно, как и взошла. Трудно объяснить взаимопонимание, которое полицейский быстро установил с задержанным.

Юджин Кейт тут же распорядился отпустить подозреваемого на все время совершения им обряда траура над убитым… Трудно сказать, что так умилило одинокого неженатого полицейского… Может, совместное мытье мужчин в ванной… В полиции Иерусалимского округа нам никак не смогли прокомментировать данный факт…»

Кейт бросил газеты на подоконник…

«Набить морду журналисту? Или подать в суд на газету…»

В редакции, должно быть, только и ждали этого…

В море израильской журналистики стоял полный штиль. Писать было не о чем. Дальше на несколько недель должно было наступить настоящее бестемье.

Приближались парламентские каникулы. Глава правительства Биньямин Нетаньяху с женой Сарой и деть-. ми собирался в отпуск. «Как и каждой молодой супружеской паре, — ответила на вопрос интервьюера Сара Нетаньяху, — нам тоже приходится ограничивать расходы…»

Миллионер Григорий Лернер, который должен был быть представлен израильскому обществу как злой гений русской мафии, уже был арестован…

Выбора не оставалось.

Пресса снова напала на него. На этот раз по делу об убийстве Амрана Коэна…

Журналисты старались наперебой. Тем более, что следствие о преступлении, совершенном в доме на Бар Йохай, перешло в кризисную стадию.

У потерпевшего обнаружилось полное отсутствие корней на этой земле. Было неясно, родился ли он в стране или попал извне. На основании чего? Откуда? Каким образом?

Убитый по-прежнему именовался в документах Амра-ном Коэном, на деле оставаясь все тем же «иксом» — абсолютно неизвестной величиной. Он мог запросто оказаться подданным иностранной державы и её агентом в Израиле.

Кейт связывал свои надежды с комплексной судебно-медицинской и биологической экспертизой.

В распоряжение специалистов покойный предоставил все, что уже не в состоянии был скрыть, — тело, внутренние и наружные органы, поверхностный волосяной покров…

Эксперты должны были дать однозначный ответ на вопрос о происхождении убитого и возможных путях идентификации его личности.

Скрытая от глаз, вторая жизнь подпольного миллионера должна была очень быстро указать на его убийц.

Снизу детективу позвонили:

— Юджин, к тебе человек. Ты знаешь кто…

— Иду…

На стенах кабинета Кейт развесил портреты убитого — многократно увеличенную репродукцию с удостоверения личности и еще несколько снимков, сделанных в Институте судебной медицины после «туалета трупа».

Кроме того, Кейт достал и увеличил фотографии еще одного Амрана Коэна — умершего двадцать лет назад и похороненного на кладбище в Герцлии.

Выставка фотопортретов ждала своего зрителя, о котором сообщили снизу, с КПП.

Иаков Бен Дор, широкий плешивый старик, старый полицейский служака, живая история израильской полиции, приехал на недавно купленной новенькой «даятсу», модели «шарейд», наиболее популярной у покупателей автомобилей в этом году.

Он еще с КПП направо и налево демонстрировал свою мощь, II особенности ставшую легендой цепкую память.

Бен Дор помнил еще первого израильского убийцу Эли Гольдберга, по кличке Рыжий, из Польши, который сел в 1948 году! На его памяти было грандиозное ограбление банка «Апоалим» в Иерусалиме в 1982-м — Ицхак Дрори, по кличке Мозговитый, загремел тогда на 12 лет…