Владимир Набоков: русские годы - Брайан Бойд

Как-то в феврале 1904 года Владимира повели из детской в отцовский кабинет показаться генералу Куропаткину, военному министру, который в тот день, меньше чем через две недели после японского нападения на русские эсминцы в Порт-Артуре, был назначен главнокомандующим Маньчжурской армией59. После этой гибельной для страны кампании Россия уже никогда не будет прежней, но с точки зрения ребенка почти все оставалось по-старому. В зимний день с легкой заметью Владимира одевали в теплые вязаные рейтузы поверх чулок и штанишек, и мисс Норкот вела его в сквер перед Исаакием, где он катался с горки на санях, или на прогулку в близлежащий Александровский сад, мимо пушистых белых холмиков, выросших на месте цветочных клумб, или на Невский, где двухаршинная модель коричневого спального вагона напоминала о романтике осенних путешествий. Медленно наступала весна: на Вербной неделе, прежде чем город успевал согреться, на Конногвардейском бульваре устраивали ярмарку с веселыми представлениями и лотками, полными ярких деревянных игрушек[19]. Проходило еще несколько недель, и дворники начинали сбрасывать талый снег с пологих крыш, которые в Санкт-Петербурге не принято выставлять напоказ, как будто кровельное железо столь же интимно, как кринолин или корсет; еще позднее рабочие выламывали восьмиугольные торцы мостовой и вбивали новые — город принимался за весеннюю уборку улиц, и баржи снова скрипели на Неве и на Мойке, прямо за Морской.

Обычно это было время отъезда в Выру. Но в апреле 1904 года Набоковы отправились в Рим и Неаполь60. Владимир Набоков не оставил воспоминаний об этом трехнедельном путешествии, однако у него были все основания запомнить более длительную поездку позднее в том же году — сначала на Норд-экспрессе в Париж, а оттуда на Ривьеру, в Болье. Здесь, в отеле Бристоль, пятилетний Володя, кажется, впервые влюбился, не устояв перед чарами черноглазой румынской девочки со странной, как ему показалось, фамилией Гика61. Возможно, это и было самое ценное, чем одарило Набокова его счастливое детство в семье: способность любить, которую он восславит в рассказе «Первая любовь», посвященном другой девочке, на другом французском пляже, пять лет спустя, и которую он впоследствии превратит в чудовищную пародию на отцовскую и романтическую любовь еще в одной истории, начавшейся еще на одном пляже Французской Ривьеры со встречи двух вымышленных подростков — Гумберта Гумберта и Аннабеллы Ли.

ГЛАВА 3

Первая революция и Первая Дума: Санкт-Петербург, 1904–1906

Возможно, я наконец напишу отдельную главу об отце, если смогу попасть в Вашингтон, где есть необходимые материалы. Пульман плюс пара ночей в неплохом отеле составляют сумму, которой я пока не располагаю.

I

Пятилетний Владимир, естественно, не знал, что позорные неудачи России в войне с Японией скоро станут детонатором первой русской революции. Даже в 17 лет, когда еще одна губительная война ввергла страну еще в одну революцию, он, поглощенный любовными переживаниями, сначала не обратил на это особого внимания.

В отличие от своего сына, В.Д. Набоков был в центре событий обеих революций. Когда в июле 1904 года был убит хитрый, как Макиавелли, министр внутренних дел граф фон Плеве, снискавший почти всеобщую ненависть, а в ноябре того же года на его место назначен князь Святополк-Мирский, в России появились проблески возможных перемен. Несмотря на богатство и положение при дворе, Владимир Дмитриевич скоро оказался в первых рядах сторонников реформ. В течение следующих двух лет политика часто отрывала его от семьи, но его отсутствие и его деятельность только придали ему героизм в глазах сына.

И раньше В.Д. Набоков отнюдь не бездействовал. Он продолжал читать лекции в Училище правоведения. Его работы по юриспруденции, в которых он пытался гуманизировать борьбу с преступностью, создали ему репутацию одного из «выдающихся деятелей на поприще русской науки уголовного права»2. Его этюд о сексуальных преступлениях был лучшим из того, что в данной области дала русская криминалистика: отец писателя, придумавшего Лолиту и Кинбота, настойчиво добивался большей защищенности детей и в то же время критиковал существующую систему наказаний за гомосексуальные связи совершеннолетних по обоюдному согласию3.

Подлинную же известность В.Д. Набоков приобрел как политический деятель. С 1899 года оппозиционные выступления в России стали принимать все более организованный и открытый характер. В 1902 году либералы, активно участвовавшие в движении земств, объединились с радикальной интеллигенцией и организовали нелегальную и весьма влиятельную газету «Освобождение», которую выпускал в Штутгарте Петр Струве, — впоследствии он вспоминал о В.Д. Набокове как о своем близком союзнике, печатавшемся в его газете с момента ее основания4.

На еврейский погром в Кишиневе в апреле 1903 года, в результате которого было убито 45 человек, сотни человек ранено, разрушено более тысячи домов и лавок, В.Д. Набоков откликнулся в газете «Право» статьей «Кишиневская кровавая баня»5. Эта сдержанная по тону статья, содержавшая четкий анализ событий, — один из самых ярких образцов русской подцензурной публицистики — взбудоражила всю столицу6. В ней В.Д. Набоков не только возложил на полицию непосредственную ответственность за то, что она не препятствовала погромам, дожидаясь, пока они утихнут сами собой, но также вынес обвинительный приговор интеллектуальному убожеству антисемитизма, поощряемого режимом, при котором с евреями обращались как с париями, а погромщики чувствовали себя безнаказанными. На единомышленников В.Д. Набокова — а они ставили на карту гораздо меньше, чем он, — произвело особенно сильное впечатление то, что он, зная о последствиях публикации для его карьеры и положения в обществе, сделал этот шаг без малейших колебаний7.

II

Убийство фон Плеве, министра внутренних дел, который насаждал полицейские порядки во всех сферах русской жизни, почти ни у кого не вызвало скорби. Сменивший его на этом посту князь П.Д. Святополк-Мирский — человек гораздо более широких взглядов — предоставил печати относительную свободу именно в то время, когда только что образованный (и также нелегальный) «Союз освобождения» решил бросить вызов монархии, подняв против нее общественное мнение с помощью широкомасштабной кампании. Россия терпела одно поражение за другим в войне с Японией, появились первые признаки грядущих волнений, и многие представители русского общества уже не могли мириться с тем, что их лишают права высказать собственное мнение. Выражая свое негодование и свои надежды, интеллигенция подогрела те настроения, из которых вспыхнул пожар революции.