О чем молчит ласточка - Сильванова Катерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот ответил только ближе к обеду: «Я еще еду, постараюсь вечером. Время и место – позже».
И теперь, сидя в своем кабинете, Володя пытался собрать последние силы, чтобы дожить до встречи с Игорем.
Он поднял взгляд от документов и посмотрел на две пустые чашки кофе – белые, с логотипом компании. Подумал, что надо сходить еще за одной, но тут же себя остановил – бесполезно. Кофе уже не бодрил, только добавлял нервозности.
Пискнул телефон.
«В пять на Спортивной. Успеешь?»
Володя взглянул на часы, принялся рассчитывать, через сколько ему нужно выйти из офиса, чтобы забрать машину из двора Маши и не опоздать к Игорю. Рассчитать получилось со второго раза.
Ответив на сообщение, он снова попытался заняться накладными, но спустя минуту понял, что это бесполезно. Сегодня он не был способен на хоть сколько-то продуктивную работу, еще и пасмурная погода давила на виски.
До встречи с Игорем оставалось чуть меньше двух часов. Володя откинулся в кресле, уперся затылком в мягкий подголовник и прикрыл глаза. А очнувшись, понял, что уже опаздывает. Короткий не сон даже, а провал в бессознательность, какой бывает от сильного переутомления, придал немного сил. Володя попрощался с Лерой, натянул пиджак, выбежав из офиса, заспешил к метро – он передумал садиться за руль сегодня.
Игорь же был на машине. Посигналил вышедшему из перехода Володе, открыл перед ним дверь пассажирского места, достал из портфеля и протянул ему листок с рецептом. Володю позабавила мысль, что все это похоже на кино, в котором он – наркоман с ломкой, а Игорь – его драгдилер.
– Выглядишь совсем уныло, – прокомментировал тот, отъезжая от метро и паркуясь у ветхого многоэтажного здания. – Этот препарат значительно сильнее, принимай по половине таблетки. Целую – только в крайнем случае. Те, которые я раньше выписал, вообще не помогают?
– Очень слабо. К тому же кошмары снятся, выспаться вообще не могу.
– Какие кошмары? Как раньше?
– Да вроде того, только…
Игорь перебил его:
– Это из-за отца? Прости, из-за его смерти? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Это прозвучит цинично, но скоро тебе действительно станет легче, потому что из твоей жизни навсегда ушел главный раздражитель.
– Отец? – нахмурился Володя. Ему стало некомфортно.
– Да, – невозмутимо ответил Игорь. – Помнишь, каким ты был, когда мы только познакомились? – Он указал на Володины руки. – И как быстро тебе полегчало, когда ты переехал от источников проблемы – от родителей?
Даже в начале их отношений Игорь раскладывал все по полочкам и, казалось, знал про него больше, чем сам Володя. Копаясь в его голове, кроме прочего, Игорь нашел причину, из-за которой дома Володя не чувствовал себя в безопасности. Вот только сейчас все это было совершенно ни при чем. Володя прекрасно понимал, что смерть отца – это лишь спусковой крючок всей той эмоциональной нестабильности, в которую он погружался. А самая главная причина – его внезапно воскресшие воспоминания, что, казалось, должны были уже давно потускнеть. Но про них Игорю рассказывать не хотелось. Слушать еще один психологический ликбез на тему причин и следствий, почему у Володи едет крыша? Пожалуй, он обойдется без этого.
Володя и сам понимал, что крыша у него уже давно не на месте.
Отрешенно глядя в окно, он зацепился взглядом за огромную пыльную вывеску с названием «Старт» и спросил, будто Игорь и не ждал от него никакого продолжения разговора об отце:
– Ты спешишь?
– Не сильно. – Тот взглянул на наручные часы. – Мне в семь нужно забрать Соню…
– Может, мы тогда… – Володя кивнул на двери под вывеской.
Игорь удивленно изогнул бровь.
– Серьезно – сюда?
– А какая разница?
– Мне – никакой, это ты у нас помешан на чистоте. Хотя… Учитывая твое состояние, вижу, что тебе все равно.
– Зато тут точно есть свободные номера.
Игорь нахмурился.
– А ты вообще хоть на что-то способен?
Володя лишь пожал плечами, а про себя подумал, что, если внезапно уснет в процессе, такой результат его тоже вполне устроит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Неприветливая грузная женщина за стойкой администрации, даже не поздоровавшись, сразу выдала:
– Номера только двухместные!
– Хорошо, подходит, – просто сказал Володя, проигнорировав хамский тон, и спокойно положил на стойку паспорт. – Любой.
Пока она записывала данные в старый пожелтевший журнал – ни о каком компьютере и речи не шло, – Володя лениво обвел взглядом холл. В другой раз его, может, и удивила бы обветшалость и неопрятность обстановки, но сейчас он едва ли был способен на удивление. Гостиница будто застыла во временах СССР: давно не видела ремонта, лишь разрушалась с годами. Тяжелые волнистые шторы, пыльные ковры, искусственные пальмы в пластиковых горшках – всей этой бутафорией пытались скрыть тот факт, что раньше здесь было обычное то ли семейное, то ли студенческое общежитие. Тут даже пахло совком: из буфета в холл выносило аромат пережаренного кофе и эклеров.
Лифт и вовсе оказался едва ли не археологической находкой – дребезжащий и гремящий, он так хлопнул створками, что Володя вздрогнул. Этому лифту не хватало лишь матерных надписей на стенах и выжженных кнопок.
Когда Володя открыл двери номера, Игорь угрюмо хмыкнул, оглядев потемневшую деревянную мебель в трещинах лака.
– Какой-то клоповник. Вов, куда ты меня притащил?
– Ты можешь уйти, – не подумав, бросил Володя. Прозвучало, наверное, обидно. За спиной раздался тяжелый вздох.
Скинув пиджак, Володя уныло оглядел комнату. Ее ровно пополам делил вытертый ковер – красный с зелеными полосами. Пара старых тумб – кажется, действительно еще общажных. У стен друг напротив друга – две одноместные кровати, а на них – подушки, торчащие у изголовья треугольниками.
– Если я принесу домой Лидке блох, она меня убьет.
Володя пожал плечами.
– Блохи на людях не живут.
Он уселся на кровать, уперся затылком в стену. Лениво оглядел Игоря. Красивый вообще-то. За прошедшие восемь лет его внешность стала привычной, но Володя помнил, как когда-то приходил в восторг от мысли, что этот мужчина принадлежит ему. Не полностью, да: была еще жена и, наверное, другие любовники. Но в моменты близости Игорь вел себя так, словно Володя у него единственный.
– Рассматриваешь, будто впервые видишь, – подойдя ближе, хмыкнул Игорь. Склонился над ним, протянул руку, ослабил узел его галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, задел прохладными пальцами шею. Володя дернулся – не от пальцев, а от внезапного образа, что ворвался в голову.
Там тоже был галстук, только красный. И холодные пальцы – Володины. И вздрагивающий, смущенный Юра перед ним, его теплая шея, которой ненароком касался Володя, помогая завязывать тот злосчастный галстук. Тогда он считал себя преступником – ведь допускал эти прикосновения, а самому себе врал, что это просто случайность.
Игорь его поцеловал – быстро, напористо, пылко, а у Володи ни один нерв не дрогнул. Он не спал, но казалось, что проваливается во что-то очень напоминающее сон – там пахло пылью, и его тоже быстро и напористо целовали.
Телом он был тут – хотел Игоря, действительно хотел, прямо сейчас. А сознание было значительно дальше и не могло ухватиться за реальность. Будто спичка чиркала о вымокший коробок – трение есть, а огня нет.
Внезапно щека вспыхнула болью. Игорь ударил его – несильно, скорее пытаясь привести в чувство.
– Эй, ты вообще здесь?
Володя поднял на него мутный взгляд.
– А сильнее можешь?
И Игорь даже не стал ничего уточнять – замахнулся и ударил раскрытой ладонью по другой щеке, гораздо сильнее, чем в первый раз.
Скулу обожгло, реальность стала ярче. Володя почувствовал, как горячая волна спускается от щеки по шее и ниже, а сознание возвращается.
Он подвигал нижней челюстью и приказал:
– Еще!
Володя хватал ртом воздух и, прислушиваясь к ощущениям, прикрыл глаза: в голове звенела пустота, будто боль отгоняла воспоминания и ненужные сейчас ассоциации. Они копошились где-то там глубоко, придавленные болью, пытались прорваться. Но снова замолчали, стоило услышать шорох вытягиваемого из шлевок ремня. Володя открыл глаза.