Почти как мы. Вся правда о свиньях - Кристоффер Эндресен

было воспринято как унижение, особенно теми, кто считает, что фильм не отражает их настоящие будни. Журналисты, разумеется, не пытались показать частные случаи, в выпуске проливали свет на структурную проблему, которая, по мнению редакции телеканала и авторов фильма, имеет отношение ко всей отрасли.

– А вы что думаете о программе? – спрашиваю я.

– Ничего хорошего. Нет, конечно, часть того, что показали, это тихий ужас. Свиноматка, которую из-за болезни точно надо было давно усыпить, а еще хряк, которого так варварски кастрировали. Да и вообще много жестокого обращения с животными. Но она со скрытой камерой пять лет по фермам шаталась!

У Лейва сложилось примерно то же впечатление, что и у меня. Несмотря на все ужасы и общественный резонанс, не было ли отчасти нечестным монтировать фильм именно так? Можно ли сказать, что мы видели объективную картину, если в фильм вставили самые неприглядные сцены, отснятые за пять лет? А если другие профессии показывать по тому же принципу? Есть ли такие, где за пять лет было бы не набрать мрачного антуража, предвзятых суждений и морального разложения на часовой материал? Спрашиваю Лейва, не почувствовал ли он себя обвиняемым, когда программа вышла.

– Да не сказал бы. Что бы там ни говорили активисты, а отношение со стороны государственных надзорных органов к нам не лучше. То и дело заявляются инспекторы. Сами в этом разбираются как свинья в апельсинах, но выносят постановления, из-за которых фермеры несут колоссальные убытки, часто по совершенно необоснованным поводам. Ясно, что к отрасли относятся не слишком тепло.

За последний год Государственная служба по контролю безопасности пищевой продукции Норвегии проводила исключительно внеплановые проверки свиноводческих хозяйств. Обусловлено это тем, что в течение нескольких лет свиноводство считалось худшей отраслью в плане соблюдения закона об обращении с животными. Никому не уйти от ответственности, или, как стали говорить многие фермеры, когда было принято решение о постепенном закрытии пушных производств: «После норок придет очередь свиней»[104].

– Я сам первый скажу, что есть такие фермеры, которых к животным на пушечный выстрел подпускать нельзя. Как и в других профессиях, у нас, фермеров, существуют правила, которых надо придерживаться. И если у кого рыльце в пушку, ему в отрасли не место. Но ведь как сложно работать, когда нас все критикуют, даже если лично у тебя совесть чиста. Ну, или когда всю отрасль осуждают, потому что некоторые люди не работают как надо. Что инспекторы, что общественность никак не могут понять, что не можем мы дневать и ночевать в свинарниках. Бывает, за ночь что-нибудь случается. Свинью могут укусить за хвост. И тогда крови много. Приходишь утром, а там такое… И если по закону подлости именно в этот момент кто нагрянет, штрафов не оберешься.

Хотя на вид Лейв удручен и раздосадован, в его словах чувствуется печаль. На ферме «Ругланн» Лейв и Эйрик – хозяева уже в третьем и четвертом поколении. Они рождены для этого ремесла и другой жизни не представляют. Мне становится интересно, ощущают ли они профессиональную гордость.

– Да про гордость как-то и не задумываешься. Мне приятно знать, что я обеспечиваю людей едой, – отвечает Лейв и берет черенок от метлы со скребком на конце. – Вот так. Пора за дело.

Лейв показывает, что надо делать, и движения кажутся весьма простыми: отскребаешь пол от навоза, счищаешь его под решетку в одном из концов отсека, присыпаешь пол опилками и кладешь немного сена.

– Ничего сложного, – говорит он. – Только не забудь, что нельзя делать резких движений, и давай свиньям немного обнюхать себя, когда входишь. Их очень легко испугать, особенно когда приходят чужие.

Делаю, как он сказал, и вхожу в отсек № 13, где в прошлый приезд присутствовал при родах. Поскольку на дворе стоит лето, а отпуска у нас с Лейвом пришлись на разное время, прошло больше месяца, прежде чем я смог снова приехать. Поросятам уже почти пять недель, они теперь в два раза крупнее и живут уже одни. Их мать снова перевели в загон для свиноматок ждать новой течки. На этих 6 м2 поросята проведут всю жизнь, да и будет она недлинной: всего через полгода после их рождения за ними приедет грузовик со скотобойни. Нельзя сказать, что эта короткая жизнь полна событиями. Животным здесь совершенно нечем заняться. Они только лежат и ждут следующего кормления. Вот и все. Не к чему проявить любопытство, не к чему приложить инстинкты, вокруг только немного опилок и сена, которые поросят, кажется, не особо интересуют.

Сажусь на корточки и вытягиваю руку. Поначалу поросята боятся подходить, жмутся в углу сектора, как испуганный косяк рыб, а в глазах читается недоумение: «Чего это он от нас хочет?»

Но вот уже один подается немного вперед. Не пойму, самец или самочка, пока так сразу и не скажешь. Поросенок нерешительно наклоняет голову и протягивает вперед копытце, словно проверяя, не уйдет ли из-под него пол.

Потом детеныш подходит ближе, и в тыльную сторону моей ладони упирается пятачок. Он влажный, но на удивление твердый, почти жесткий. Треплю малыша по холке, но тот сразу же испуганно отскакивает.

Он отпрянул стремительно, а ведь я читал, что свиньи – социальные животные.

Пытаюсь снова его выманить. Начинаю ласково:

– Поди сюда. Ну? Иди, иди.

Не помогает. Может, посвистеть? Нет. А посвистеть и ласково позвать? Точно нет. Под конец начинаю издавать какие-то причмокивания, даже толком не понимаю, как именно, но теперь поросята воззрились на меня с таким выражением морд, которое я истолковываю как настороженное. Еще немного, и я совсем растеряюсь. Каким же они меня видят?

Немецкий зоолог Якоб фон Икскюль назвал особое восприятие биологическим видом своей среды обитания словом «Umwelt». Возможно, это понятие проще определить через выражение «картина мира». У свиней одна картина мира, у меня – как человека – другая, своя. Икскюль разрабатывал это понятие, изучая таких созданий, как клещи, морские ежи и медузы – виды в эволюционном смысле от нас, людей, столь далекие, что уместно будет задаться вопросом, насколько вообще мы способны поставить себя на их место. Впрочем, Икскюль и не подразумевал попытку полностью вжиться в роль другого существа. Сам он называл свои эксперименты «экскурсиями в неизведанные миры»[105].

Хотя как биологический вид свинья человеку намного ближе, чем медуза или морской