Почти как мы. Вся правда о свиньях - Кристоффер Эндресен

Открытое вино оставили подышать на кухонной столешнице, на плите шкварчало блюдо из оленины, а гости спешили к нам по темным улицам зимнего Осло: все было готово к уютному дружескому вечеру.

Когда все были в сборе, я не без труда с громким стуком водрузил на подставку дымящуюся чугунную жаровню.

– Приятного аппетита!

Вино разлили по бокалам, тарелки наполнили горячим тушеным мясом. И тут послышалось:

– Это же не свинина, нет?

Видно было, что спрашивавшему неловко: он улыбался, переводя взгляд с одного гостя на другого. Он спрашивал не для себя, а для жены, которая была родом из Сомали. Та сидела рядом, смущенно опустив глаза.

– Нет-нет, оленина. Попробуйте!

Тут меня ткнули в бок. Я повернулся и поймал удивленный взгляд.

– А ты разве не…?

Меня осенило. Точно же!

– Стойте!

Голоса смолкли, к моему лицу прилила кровь.

– Бекон. Я добавил бекон.

Один из гостей ойкнул. Кто-то другой не сдержал нервный смешок.

– Ничего, ерунда, – быстро сказала девушка, чтобы разрядить обстановку. Она не хотела, чтобы кто-то из-за нее беспокоился.

Я кинулся на кухню и принялся оглядываться в поисках того, что можно ей предложить, распахнул дверцу холодильника и стал обшаривать взглядом полки. Бесполезно. Грибы, оленина, овощи – я все смешал, когда готовил блюдо. И теперь все замарано свиным беконом.

Не успел я вернуться в гостиную, как девушка поспешила меня заверить:

– Не переживайте. Мне хватит одной картошки.

Я поглядел на ее тарелку. Это печальное зрелище напоминало обед привередливого ребенка: две бледные картофелины и немного клюквенного варенья.

– В холодильнике есть сметана.

– Пойдет, спасибо!

Для антропологов до сих пор остается большой загадкой, почему некоторые народы по культурным или религиозным причинам воздерживаются от свинины, и эта тема все больше начинает касаться и нас, представителей западной цивилизации. Так распорядилась история: однажды после одомашнивания свиньи кому-то пришло в голову, что есть ее нельзя. Фактическое обоснование этому известно: и в исламе, и в иудаизме существует запрет на употребление в пищу свинины, закрепленный в религиозных текстах. А вот что послужило предпосылкой такого запрета – уже совсем другой вопрос.

Никто точно не знает, когда составлялось Пятикнижие Моисеево, но можно с большой долей уверенности сказать, что как минимум к 500 г. до н. э. оно уже существовало. В отношении свиней там говорится так: «Мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас»[107][108]. Спустя тысячелетие запрет повторился в Коране: «…мертвечина, или пролитая кровь, или мясо свиньи… – скверна»[109][110]. Существует множество версий, объясняющих запрет. Начнем, пожалуй, с самой распространенной, согласно которой он связан с охраной здоровья. Первым об этом заговорил прославленный еврейский мыслитель Моисей Маймонид, который в XII в. писал, что свинина тлетворно влияет на тело[111]. Сегодня такое объяснение подкрепляется знаниями, что в свинине могут содержаться трихинеллы – паразитические круглые черви, способные вызывать у человека трихинеллез, если мясо плохо прожарено или сварено. Простая и понятная теория, но ее нельзя назвать правдоподобным объяснением, и с этим согласно подавляющее большинство искателей разгадки тайны происхождения запрета. Трихинелл впервые обнаружили в 1835 г., а то, что паразиты вызывают заболевание, научно доказали только спустя несколько десятилетий. Можно, естественно, возразить, мол, в старину люди заметили взаимосвязь между употреблением в пищу свинины и симптомами, пусть даже не зная точно, что именно приводит к болезни, но верится в это с трудом. Симптомы трихинеллеза развиваются спустя несколько дней после употребления инвазированного личинками мяса. Если за этот период человек успел поесть и другое мясо, причинно-следственные связи оказываются уже не такими очевидными. К тому же по степени опасности свинина была далеко не на первом месте в те времена[112]. Коровы, овцы и козы – все они могли быть носителями куда более опасной, даже смертельной болезни – сибирской язвы (свиньи же ей практически не подвержены). Логичнее было бы воздержаться от употребления мяса этих животных, раз люди так боялись заразиться, но такого, как известно, не происходило. Если же вы продолжаете опасаться трихинелл и потому отказываетесь от свинины, знайте, что этих паразитов в Норвегии на находили с начала 1990-х г., да и то мясо на рынок не попадало. Прошли уже десятилетия со времени последнего выявления трихинелл. В основном свиньи цепляют этого паразита, когда гуляют на свободном выпасе и встречаются с мелкими грызунами, такими как крысы, мыши и белки. Хотя вдоль стен норвежских свинарников шныряет немало мышей, приятно все-таки знать, что на самом деле шанс столкнуться с трихинеллами в промышленном мясе намного меньше, чем если бы мы имели дело со свиньями, которые могли вольно гулять на природе.

Совершенно иное объяснение запрету выдвинула авторитетный этнограф Мери Дуглас. Основным тезисом ее книги «Чистота и опасность» (Purity and Danger)[113], изданной в 1966 г., стало утверждение: «Грязь – это, по сути, беспорядок»[114]. Дуглас показывает, как представления о «чистом» и «нечистом» находят отражение в различных культурах. По мнению этнографа, наши взгляды на то, что чистое, а что нет, определяются культурными нормами принадлежности различных объектов. Испражнения относятся к туалету, а не раковине; обед подается на тарелках, а не на самом столе. Сегодня гигиена ассоциируется у нас в основном с подобными правилами. В прежние же времена чистое и нечистое в большей степени представляло собой вопрос порядка и беспорядка.

Дуглас считает, что свинья нарушала представление евреев о порядке и системности природы. Исследовательница показывает, что в правилах кашрута в иудаизме, изложенных в книге Левит, видна строгая категоризация природы и животного царства. Ее главный принцип состоял в том, что наземные животные представляют собой либо хищников с лапами, либо жвачных с раздвоенными копытами. Бог говорит Аарону: «Вот животные, которые можно вам есть из всего скота на земле: всякий скот, у которого раздвоены копыта и на копытах глубокий разрез, и который жует жвачку, ешьте»[115][116]. У свиньи на копытах «разрез» определенно есть, но жвачку она не жует, так что вместе с еще несколькими наземными животными попала в опалу. Свинья оказалась, «по сути, беспорядком», она портила всю стройную «таксономическую» систему.

Основное слабое место версии Дуглас усматривается в возможности запросто поменять причину и следствие. Может, это не представления