Последняя возможность увидеть солнце - John Hall

Я нахожу его сидящим под окном. Теперь он молчит и продолжает двигать грани, собирая цвета.

Смотрю в окно. Там темно. Ночь окутала этот проклятый город вместе с жителями. Город лежит смирно. Биение его сердца практически не слышно. Жители спрятались под одеялами в своих теплых квартирах. Они скрыты в своих пенобетонных камерах общего поселения.

– Город – колония, мы в ней муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены, – начинает напевать чертенок.

– Город – колония, мы в ней муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены, – повторяю за ним, лежа на воняющем мочой матраце, что лежит на ржавой-скрипящей постели в холодной кладовке при церковном кладбище.

– Интересно, что будет, когда он разгадает эту головоломку? – первый голос.

– Разгадает ли он ее вообще? – второй.

– А если разгадает? – третий.

– Что случится? – четвертый голос.

– Он прекратит свое существование, – хихикая, вырывается из меня пятый голос, что предвкушает кайф от кончины бесенка.

А тот недвижимо сидит под окном и напевает свою песенку. Его освещает луна, что незваным гостем зашла в мое скромное жилище. Но я благодарен за такой визит. Белые лучи отгоняют от меня щупальца спрута-ночи, что накрыл собой этот ужасный город. Он, миновав зашторенные занавески, пробрался в камеры с людьми, пробрался в их мысли и теперь высасывает их жизни. И лишь я спасен от этого гнета, лишь я впустил спасателя и теперь он помогает мне следить за чертенком.

– Город – колония, мы в ней муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены, – поет чертенок, и я неосознанно повторяю за ним и продолжаю наблюдать битву луны и спрута ночи за душу города, что спит лежа на боку, лежа на костях его основателей…

– Это не муравьиная колония, – темная материя, оживая, подает голос. – Наш город – это скорее тюремная колония с единственным выходом отсюда…

– Каким? – перебиваю я сам себя.

– Смертью, – отвечает темная материя. – Что повлечет за собой другие смерти, что повлекут за собой еще больше смертей, что переплетутся в плотный узел взаимоотношений между жителями.

– Смерть… – думаю я. – Лишь еще один виток спирали нитей, что образуют канат существования.

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда… Город – колония, мы в ней муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены, – слышу голос чертенка и вновь понимаю, что тот сменил место своей дислокации и теперь его вновь придется искать.

Я бегаю взглядом по всей комнате, но его нет… Его нет, но я слышу щелканье граней разноцветной игрушки. Я ищу его на полу, ищу там, где кинул одежду, ищу около лопаты и лома, под окном, но его нигде нет, а щелканье граней продолжает будоражить мои мысли.

– Где же ты? – думаю я, и поднимаю взор выше, на полоток. Его нет ни в углу напротив меня, ни около лампочки… Он сидит ровно надо мной. Он сидит на потолке, поэтому я вижу его голову, вижу длинные заостренные ушки, вижу то, как он крутит в руках головоломку и продолжает подбирать правильную комбинацию. Он вновь затих, будучи увлеченным игрушкой.

– Все перевернулось кверху дном, с ног на голову… Все поменялось до неузнаваемости, – думаю я, смотря навязчивый мультик моего сознания.

– Кверху дном перевернулось все. Прошлое, что будет и сейчас, в плотный канат сплетено, – начинает напевать чертенок новые строчки своей дурацкой песни.

– Кверху дном перевернулось все. Прошлое, что будет и сейчас, в плотный канат сплетено, – напеваю я эту песенку дьяволенка.

Он ровно надо мной, он пассивен своим вниманием по отношению ко мне, он активно двигает цвета, и я наблюдаю за тем, как он постепенно приближается к достижению гармонии. Он стремится преобразовать хаос до гармонии. Он, чертенок, хочет преобразовать разрушенное совершенство до первозданной прелести. Чертенок старательно воссоздает целостность головоломки… Я наблюдаю за тем, как ангел, тот, кто им должен быть, пинает ногой в спину порядок вещей, сталкивая его таким образом в бездну. Я помогаю сыну этого святого человека тащить еще живую тушу социума, захватив ее под ключицы крюками из пакетиков доз.

– Все неправильно, – первый голос.

– Все совершенно неправильно, – второй голос.

– Все настолько неправильно, что страшно, – третий голос.

– И мы выступаем мерилом неравных сил зла и того добра, что является еще большим злом, – появляется четвертый голос.

– Это как сопротивляться влиянию секты спасителя, – пятый голос начинает говорить что-то вразумительное. – Который сам выберет кандидатов в достойных жителей нового общества….

– А всех остальных он сожжет в праведном огне без сожаления, без чувства вины… Так должны поступить и мы с этим семейством: разрубить их тела, положить в бочку вместе с рубленной шиной, залить бензином и бросить в этот адский супчик спичку… Чтобы напиток был пикантнее… Чтобы сам сатана явился попробовать специальный коктейль из подчиненных, что считали себя служителями отца падшего ангела.

Все эти мысли наполняют меня, в то время как где-то на полу, где-то в углу, экран продолжает показывать фильм, компиляцию из других моих жизней, нарезку кровавых историй со мной в главной роли, и от этого пятый голос внутри моих мыслей смеется истерическим смехом. В это время где-то за окном я вижу громадного спрута, что тянет свои щупальца в сторону колонии, возведенной из пенобетонных и кирпичных коробков. Этот ужасный сон бросил свое тело на кладбище подобно тому, как люди выбрасывают туда отработавшие милые тела или останки…

Я вижу чертенка, что продолжает свою игру, не обращая на меня ни капли внимания. Таким жестом он указывает мне мое место в этой жизни… Я пустое место.

Таким меня сотворила моя профессиональная деятельность, от которой по сей день я получаю кайф и удовольствие, которая наполняет мое сердце самым действенны наркотиком – адреналином, которая дает мне повод не просто прогуливаться, – жить на самом краю. Жить и умирать несколько раз за отведенное мне время.

Вот о чем я думаю, наблюдая за маленькими ручками, в которых вращается игрушка.

– Кверху дном перевернулось все, прошлое, что будет и сейчас, в плотный канат сплетено, – продолжает напевать существо, сотворенное моей фантазией, а я вспоминаю те дни, когда слезно клялся самому себе, что никогда не позволю дурманить мысли допингом и градусами. Вместо этого теперь это часть меня, это часть моей профессии, которая сейчас выражена в форме землекопа.

– Прости меня, Господи… – произношу я шепотом. – Но я не сожалею о содеянном…

Чертенок связывает кусочки песни, словно нанизывая на иглу.

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда… Город – колония, мы в ней