Воровской излом - Равиль Рашидович Валиев

Он неодобрительно покачал головой.

Пестрая жизнь Петра Ивановича Мацкевича предстала перед Борисом во всем своем мутном «великолепии».

Преступная деятельность для него началась весьма рано – в тринадцать лет, в компании таких же недорослей, после грабежа магазина они убили случайного прохожего. С особой жестокостью. Что сразу же повлекло за собой восемь лет колонии для несовершеннолетних, или попросту – «малолетки», где молодой пацан из белорусского города Мозырь заработал и свое прозвище, и направление всей своей дальнейшей жизни.

Звериная жестокость, приправленная порядками в этой цитадели воспитательной мысли, соткали из пластичной детской души страшного монстра.

Тридцать три года колоний! И все по самой суровой статье – сто второй, пункты «г», «д», «е»… алфавит менялся, а жестокость только увеличивалась.

Среди его жертв был и участковый, и случайный собутыльник, была даже женщина – девица легкого поведения, подаренная ему дружбанами на день рождения, но не сумевшая сдержать язык за зубами.

Все они лежали на кладбище, став вехами его преступной карьеры.

Пятьдесят пять лет – как одно мгновение, большая часть жизни прошла за решеткой.

Мозырь смотрел на Бориса прозрачными глазами, шамкал беззубым ртом, а тот видел перед собой безжалостное чудовище из бездны – Ктулху, пожирающего младенцев.

Тяжелый комок подпер кадык, Борис еле сдержался, чтобы не вывалить содержимое желудка на стол.

Под усмешки окружающих Мозырь заботливо проговорил:

– Ты солью придави, к чифирку привыкнуть нужно. Поначалу организм ему сопротивляется, потом он радость приносит…

Братва дружно и угодливо засмеялась. Народ расслабился и загомонил. Появились карты, табачный дым пластом покрыл окружающее пространство.

Желудок Бориса успокоился, но сердце колотилось в груди, рождая слабость и головокружение. Сквозь шум и гомон ожившей камеры до него доносился голос Мозыря:

– Ты еще молод, Рама! Силен, но еще глуп, думай, куда идти. Мусорской рай на словах правильный, а на деле только фраера на них ловятся. Пацанва правильную дорогу рубит. По масти и уважение…

В голове билась мысль – он спалился! Почему Мозырь заговорил про ментов: он что-то знает или догадывается? Страх мутной волной захлестнул сознание.

Борис по-новому взглянул вокруг. Ужасная скученность, вонь и отвратительные рыла вокруг – ад слегка приоткрыл перед ним свои двери. Невыносимо хотелось орать и разнести все вокруг. Он набрался сил и привстал, но сухая рука придавила его плечо.

– Спокойно, Рама! Пережди приход, сейчас отпустит.

Борис с ужасом смотрел в испещренное морщинами лицо Мозыря.

– Я… мне… – Язык с трудом ворочался во рту.

– Не боись – отпустит. Ты с Мамонтом подписался на что? – заглянул он Борису в глаза.

– Пока нет… – наконец совладал с собой Борис.

– Если что, ты мне шепни, парень. Тебя не убудет, а мне в пользу… А мне в пользу – значит, тебе в радость. Понял?

– Да.

– Вот и молодец, кайфуй пока. – Он отпустил плечо и усмехнулся: – Держись правильной братвы, и все будет хорошо. Парень ты понятливый, по всему видно – далеко пойдешь, а мы тебе поможем, не сомневайся. Маякнем когда надо.

Мозырь сел поудобнее и проговорил:

– Давай, Горшок, раздавай!

Борис расслабился, и тошнота прошла вместе со слабостью. Но не страх.

Он прекрасно осознавал – по какой-то причине он оказался между двух огней. Одинаково опасных в случае провала. В том, что его не пожалеют и сотрут в порошок, если прознают про его двойную игру, он не сомневался ни секунды.

Включая его в свои игры, непонятные, но наверняка не сулящие ему ничего хорошего, оба авторитета сталкивались лбами между собой. И, к сожалению, посередине оказывался Борис собственной персоной.

Плеча осторожно коснулась рука. Борис резко оглянулся и встретился со взглядом Куделя.

– Там это… Мамонт зовет… – пробормотал он, косясь на Мозыря.

– Че тебе там старый козел вещал? – Мамонт с ненавистью покосился в дальний угол. – Законники, сука. Все просрали, а по прошлому плачут. Еще бы Мишку Япончика вспомнили… Копает под меня Мозырь, копает – только хрен выкопает! Давай, Рама, садись, махнем чифирку, погутарим…

Одна только мысль о коричневой отраве всколыхнула весь Борькин организм, он вскочил и, едва удерживая рвущееся на свободу содержимое многострадального желудка, рванул к параше.

Сзади раздалось довольное ржание: любое развлечение в камере – на вес золота.

Глава 6

– Странная у вас в милиции работа.

Ленка не отрываясь смотрела в настенное зеркало. Она старательно поплевала в маленькую коробочку, повозила внутри такой же маленькой колючей щеточкой и начала аккуратно подкрашивать ресницы. Несмотря на столь сложный, требующий пристального внимания процесс, она умудрялась еще и болтать при этом.

Бориса всегда приводила в изумление эта странная женская особенность – делать несколько дел одновременно и при этом говорить, практически не переставая.

Он сидел в одних трусах на табурете и старательно делал вид, что участвует в разговоре. Хотя, нужно признать, давалось это ему с большим трудом – голова раскалывалась, а горький комок в горле провоцировал сильнейший позыв к рвоте.

– Болтаешься целыми днями где-то, вчера пьянющий пришел… Ты хоть помнишь, как пытался начальнику своему звонить? – Она с укором посмотрела на окончательно осевшего Бориса.

Он мысленно чертыхнулся – еще одна проблема, которую предстоит разруливать.

– Да… нет, – прохрипел Борис и с тоской посмотрел в окно.

Часы показывали полседьмого, а сентябрьское солнце только пробивало себе дорогу. Освещая верхние этажи новеньких высоток, бликуя на далеких стеклах башенных кранов. Как же там просто и хорошо. Тоска просто съедала сегодня Борисову душу. И немудрено – вчерашние посиделки плавно перешли в беспробудное пьянство. Алкоголь лился рекой, затопляя берега человеческой сущности.

Были какие-то люди, велись какие-то важные разговоры, но восприятие мира закончилось для Бориса на третьей-четвертой рюмке. Все остальное, порожденное адской смесью пива и водки, слилось в калейдоскоп цветных картинок, в реальность которых трудно было поверить. Последнее, что он помнил, – это таксист, грузин или армянин, с которым они пели «Сулико»… хотя, может, это было еще в ресторане. И как он туда попал? История, видимо, никогда не откроет эту тайну.

– Во-во, – вздохнула Ленка и, тщательно уложив щеточку, захлопнула коробочку. Поприжимала губки, равномерно размазывая помаду. Не отрывая взгляда от зеркала, повертелась в разные стороны, оценивая свою фигуру.

– Красивая? – потребовала свою долю внимания.

– Очень! – Борис напрягся и изобразил максимальное умиление.

– Алкаш, – не оценила Ленка его актерские старания. – Я на работу, на завтрак есть масло в холодильнике и мамино варенье. Хлеб сам найдешь. Сумеешь?

– Ага… – Он на секунду задумался, любуясь изгибом ее бровей. – Ленк…

Ленка наконец сфокусировала на нем взгляд. У Бориса ухнуло сердце: «Господи, какая же она красивая!»

– Ну? – поторопила она, внезапно засмущавшись.

– Можно я тебя сегодня встречу? –