Узник иной войны - Мэрилин Мюррей

Радость помогала преодолевать трудности.

Моему Естественному ребенку придавали сил удовольствие и азарт от учебы. Он чувствовал себя увереннее благодаря тому, что я крепла физически, несмотря на рецедивы мигрени и боли в теле.

Я стала стройной, элегантной и загорелой. Джинджер и Мисси поддразнивали меня, заявляя, что в своих новых бикини я недостаточно похожа на бабушку. Вместе с Мисси я посещала занятия аэробикой, требующие немало усилий, и получала от этого огромное удовольствие. И Джинджер, и Мисси были профессиональными моделями. Они подобрали мне новые прически и макияж. Они подбили меня покупать одежду, которая приходилась по вкусу моему Естественному ребенку. Мой Контрольный ребенок носил только черное, синее и коричневое. Мой Естественный ребенок любил розовое и лиловое, предпочитал кружевное белье, мягкие шелковые ткани, пышные юбки. Строгие деловые костюмы остались в прошлом.

Джинджер и Мисси были в восторге от моей новой фигуры сорок четвертого размера - того же, что и у них. Они сошлись в том, что мамин гардероб – лучший бутик в городе. Мои новые непринужденные отношения с дочерьми казались восхитительными всей троице. Мы общались как друзья, как равные. Я становилась такой, какой я была на самом деле.

Время, которое я проводила с семьей, с доктором Эрлом, с Синтией, в группах «Больше чем друзей», на занятиях, на периодических консультациях у доктора Дэнилчака помогли мне вынырнуть из трясины и глотнуть воздуха.

Как и прежде час крайней радости сменился часом или двумя жуткого разочарования. Уныние, страх, унижение, боль, покой, удовлетворение и подьем порой умудрялись разом втиснуться в один день. Постепенно радость стала вытеснять разочарование. Увидеть эти перемены можно было только оглядываясь назад. Болото высыхало, путь и очень медленно.

Сущность человека по имени «Мэрилин» продвигалась все дальше и дальше по своему пути. Шаг за шагом она оставляла позади свои прежние границы – границы своего поколения, своей культуры, своего наследия.

Вернуться к старым личным границам значило бы заново похоронить своего Естественного ребенка. Но она берегла в себе этого Ребенка, прикасалась к нему, чувствовала этого Ребенка и была убеждена в одном: однажды встретившись со своим Естественным Ребенком, вы ни за что не согласитесь его потерять.

Но какой будет цена за встречу со своим подлинным «я»? развод? Потеря семьи, друзей, репутации, финансового благополучия? Мне не хотелось думать о том, чем мне придется расплачиваться.

12.

комья глины

стоя на холме и обозревая новый рубеж своей жизни, я видела долины, цветы, деревья, зеленую траву и – реки. Реки знаний. Оттавский университет в буквальном смысле стал для меня оазисом в пустынной Аризоне.

Мой Естественный ребенок верил, что обширные познания ума – это замечательно, но куда предпочтительнее веление сердца и души. Обрести то и другое средство стало целью, которая побуждала меня действовать.

Мне нужно было интеллектуальное знание, опираясь на которое, я могла бы понимать страдающих людей и помогать им. Я не желала интеллектуального знания, которое удаляло бы меня от Бога. Мне нужно было знание, которое помогало бы мне глубже понимать Его мироздание и людей в нем.

Едва приступив к учебе на бакалавра, я взялась за поиски подходящей программы для магистратуры. Я, как и прежде, чувствовала потребность прикрыть тылы и распланировать все наперед. Когда я подыскала подходящее для этого учебное заведение, доктор Эрл посоветовал мне обратиться к его другу доктору Сэнди Мэйзену, профессору факультета консультирования в Университете штата Аризона.

К моему разочарованию доктор Мэйзен убеждал меня поискать программу в другом месте. «Наша программа психологии подходит тем, кто может вписаться в ее рамки. У вас уже сложилась конкретная сфера деятельности, в которой вы становитесь специалистом. Принимая во внимание ваш возраст, вы едва ли захотите потерять уйму времени на бесполезную информацию».

Он помолчал уставившись в пол, затем перевел взгляд на меня. «Вы согласились бы выступить перед моими студентами и рассказать им о вашем опыте прохождения терапии?»

Мое разочарование как рукой сняло. «Я буду рада рассказать о регрессии, которая приносит результат. Тем более что было немало негативных случаев в результате неправильного применения регрессивной терапии».

Доктор Мэйзен поглаживал рукой свои усы. «Не могу отделаться от предчувствия, что вы сможете мне помочь еще в одном деле».

«Что это за дело?»

«Я веду группу индивидуальной терапии с заключенными, отбывающими срок за изнасилование и растление малолетних в тюрьме штата Аризона, во Флоренсе».

У меня перехватило дыхание. «В самом деле?» Сердце екнуло. Мои перепуганные внутренние дети заверещали: «Вернуться в тюрьму? К насильникам?»

Но мой Чувствующий взрослый ответил доктору Мэйзену: «Одна из причин, которая побудила меня делиться своей историей публично, - это то, что многие насильники считают, что их жертва вовсе не была «так уж обижена», и что она «позабудет» это «происшествие». Я помолчала. «У меня есть запись одного из сеансов, где я заново переживают нападение. Не думаю, что я готова отправиться в тюрьму собственной персоной, но возможно, эта запись может оказаться полезной».

Доктор Мэйзен задумался, его взгляд был обращен в никуда. Спустя мгновение он, как ни в чем не бывало, вернулся в нашему разговору. «Я сидел и пытался представить, какой будет реакция, если я прокручу эту запись моей тюремной группе».

Я подхватила эту мысль. «Может быть, это принесет пользу». Во многих случаях жертва сексуального насилия не в состоянии кричать. И даже если она кричит, насильник может быть настолько поглощен происходящим, что эти крики до него не доходят».

Доктор Мэйзен подался вперед. «Мэрилин, мужчины, с которыми я работаю, действительно пытаются стать другими. Я думаю, ваша запись может глубоко их потрясти».

Я покинула кабинет доктора Мэйзена, услышав от него на прощание: «Я абсолютно убежден, что ничто не бывает случайным. Надеюсь вскоре увидеть вас снова».

Я продолжала посещать занятия вопреки непрекращающим-ся мигреням и болям в теле. Мой любимый курс – теории консультирования – вел доктор Ларсен. Я тщательно конспектировала его лекции и то и дело кивала. Мне хотелось, чтобы весь остальной мир узнал о тех вещах, которым учил этот человек.

Доктор Ларсен расхаживал перед доской со спокойствием авторитета. «Игнорировать прошлое клиента, если это прошлое содержит физическое или эмоциональное насилие, и корректировать одно лишь поведение – неэффективно и несерьезно».

Я молчаливо одобрила это простое, но такое важно утверждение. Казалось, доктор Ларсен понимал самую суть терапии.

Как-то вечером после занятий он обратился ко мне, когда я убрала свою тетрадь. «Вы не против выпить кофе? У меня есть клиент, которого я хотел бы обсудить с вами».

Я охотно согласилась, льстя себе мыслью, что мой преподаватель обратился ко мне за содействием.

Его клиентка, Нэнси, была жертвой жестокого насилия, и сексуального и эмоционального. Она была склонна к суициду, в связи с чем ее не раз отправляли в психиатрическую клинику.

Слушая, как доктор Ларсен излагает подробности, я мысленно прослеживала свои собственные месяцы прохождения терапии. Перебирая воспоминания, я нашла переживая, подобные тому, что он описывал. Мы поговорили о том, что оказалось наиболее благоприятным и целительным для меня в тот период времени.

Спустя неделю доктор Ларсен заявил, что доволен итогами моих предложений. Он во второй раз обратился ко мне, чтобы узнать мою точку зрения, и я вновь дала ему ответ исходя из своего собственного опыта.

Шли недели, и я обнаружила, что моя терапия не ограничивается только лишь моим исцелением, но превращается в источник терапевтической информации, которая может оказаться полезной другим.

Итоговое задание курса поставило передо мной нелегкую задачу – исследовать мою теорию с целью установить различные теоретические концепции, которые мой терапевт использовал в лечении. Придя домой, я взяла большие листы ватмана, расстелила их по всему полу в моем кабинете и принялась чертить на них диаграммы семи месяцев пребывания в Берлингеме. Как-то ночью идеи и мысли, прокручивающиеся у меня в голове, настолько меня возбудили и вызвали желание тотчас приняться за дело, что мне совсем расхотелось спать. Следуя порыву, я выскочила из постели среди ночи и трудилась, пока не стало светать.

Я набрасывала втайне графики, круги, треугольники и контуры на листах ватмана – идеи так и сыпались, словно из какого-то потайного источника. Когда рассвело, огромные листы бумаги устилали пол подобно фрагментам громадного дневника, поведавшего историю в рваных линиях и пятнах чернил.