Кони - Сергей Александрович Высоцкий

«…Я здесь читаю «Голос». В нем иногда ужасно печальные факты представляются. Например, об расстройстве наших железных дорог (новопостроенных), об земских делах… Ужасное несчастье, что у нас еще людей, исполнителей мало. Говоруны есть, но на деле первый-другой, обчелся. Я, разумеется, не в высоких делах исполнителей разумею, а просто мелких чиновников, которых требуется множество и которых нет. Положим, на судей, на присяжных хватило народу. (Выделено мною. — С. В.) Но вот на железных-то дорогах? Да еще кое-где. Столкновение страшное новых людей и новых требований с старым порядком. Я же не говорю про одушевление их идеей: вольнодумцев много, а русских людей нет. Главное, самосознание в себе русского человека — вот что надо. А как гласность-то помогает царю и всем русским, — о господи, даже враждебная, западническая».

И Ф. И. Тютчев отмечал положительное значение новых уставов. «Право, поразительно, как эти новые судебные установления быстро привились у нас. Вот где могучий зародыш новой России и лучшее ручательство ее будущности».

Время покажет, как распорядится власть с этим «могучим зародышем».

Молодой Кони понимал — сердцем чувствовал, — что каждая судебная ошибка, каждое неправедно разрешенное новым судом дело могут скомпрометировать его, посеять недоверие. И каждый раз, надевая прокурорский мундир и усаживаясь за свой красный стол, Кони давал себе клятву служить только справедливости.

…В конце января 1868 года к Сергею Федоровичу Морошкину пришла вдова харьковского извозчика Гаврилы Северина, умершего от побоев, нанесенных ему губернским секретарем, управляющим Григоровскою экономией В. И. Дорошенко. Дорошенко, отказавшийся платить за проезд, избил извозчика еще в середине сентября прошлого года, и следствие, проведенное в традициях «отжившего ныне» судебно-полицейского характера, признало, что Дорошенко Северина не бил и в его смерти неповинен, а «покойник умер от водочки». Сам же Дорошенко заявил, что имеет полную возможность «бить всех извозчиков без исключения».

Харьковское общество, местная печать внимательно следили за тем, как развивались события. Энергичные действия молодого помощника прокурора Кони, принявшего решение провести эксгумацию трупа и новую судебно-медицинскую экспертизу, вызвали недовольство покровителей и друзей губернского секретаря, вновь, как и в деле серий, увидевших «антидворянскую тенденцию». Но это не остановило Анатолия Федоровича. Он уже прослыл к тому времени прокурором «малэньким, белэньким и злэньким». «Злэньким» к нарушениям законности, ко всякой несправедливости. И даже стремление прокурора судебной палаты Николая Сергеевича Писарева, горячо опровергавшего обвинительный акт, составленный Кони, прекратить дело, не остановило Анатолия Федоровича. Не смутило его и обвинение Писарева, что он «раздувает дело».

Суд состоялся. Председательствовал Эдуард Яковлевич Фукс. Защищал Дорошенко Александр Львович Боровиковский, в то время начинающий адвокат, ровесник Кони. Впоследствии Александр Львович завоевал широкую популярность и как юрист, и как талантливый, острый поэт.

По воспоминаниям Кони, ему пришлось на суде сильно поволноваться и даже подумать об отставке: у подсудимого оказалось несколько лжесвидетелей, доказывающих его невиновность, эксперты — профессора университета разошлись во взглядах на причину смерти извозчика… Выручила Кони его находчивость, умение оценить силу и убедительность, наглядность доказательств.

Одним из вещественных доказательств, представленных суду, было чугунное кольцо, которое носил Дорошенко на указательном пальце и которым он мог повредить голову потерпевшего.

— Прошу предъявить кольцо подсудимому и попросить надеть таковое на палец, — обратился Кони к председательствующему.

Судебный пристав взял с судейского стола кольцо и подошел к Дорошенко.

Тот снисходительно улыбнулся, пожал плечами. Судьи, присяжный поверенный, весь зал затаив дыхание следили, как подсудимый с натугой надвигал кольцо на указательные пальцы. На правой руке оно не пошло дальше первой фаланги, на левой — застряло на второй фаланге.

— Я очень пополнел в последние годы, — Дорошенко протянул кольцо судебному приставу. — И уже давно должен был снять его.

Председатель суда вопросительно посмотрел на Кони — будут ли у него еще дополнения к делу.

— Не могут ли эксперты определить: нет ли на руках подсудимого следов недавнего ношения кольца?

— Господин Дорошенко, — сказал Фукс, — подойдите к судейскому столу.

Подсудимого окружили эксперты, защитник, судебный пристав. Сидевшие в зале посетители жадно тянули головы с надеждой хоть что-нибудь разглядеть. С любопытством следили за действиями присяжные заседатели. Только Кони сидел, казалось бы, безучастно, но в голове у него тревожно пульсировала мысль: «Если никаких следов не окажется, присяжные Дорошенко оправдают». Анатолий Федорович следил за поведением председателя — вся процедура следственной экспертизы проходила у Фукса перед глазами. «Вдруг на умном и красивом лице Фукса выразилось изумление, он широко раскрыл глаза», а затем многозначительно взглянул на Кони. Анатолий Федорович понял, что победил.

— Не угодно ли одному из экспертов дать заключение? — сказал Фукс.

Перед судейским столом остались подсудимый и профессор Грубе.

— Прежде чем искать полоски от кольца, — произнес профессор спокойно, — мы попробовали надеть кольцо на руку господина Дорошенко и нашли, что при легком поворачивании оно свободно входит на весь указательный палец его правой руки, на котором есть еще слегка заметные следы пребывания кольца. — Он взял правую руку подсудимого и поднял вверх. На пальце чернело крупное чугунное кольцо.

Копи заметил, как переглянулись присяжные заседатели.

На следующий день в своей обвинительной речи Анатолий Федорович сказал: «Грубость нравов и малое понимание важности и строгости закона, охраняющего личное достоинство всех и каждого, — вот условия, при которых наносятся обыкновенно такого рода побои в той среде, где они наиболее часто встречаются, в среде простого народа. Но в настоящем случае обвиняемым является лицо более развитое, стоящее выше подсудимых, обыкновенно встречаемых в суде. В действиях его не может уже сказаться непонимание закона, а скорей должно являться полное неуважение к закону».

Решением присяжных заседателей Дорошенко был признан виновным.

В 1868 году в Харьков с ревизией Судебных установлений приехал министр юстиции Константин Иванович Пален. Энергия, с которой проводили молодые юристы в Харькове судебную реформу, произвела на министра (Па-лену в то время было тридцать пять лет) хорошее впечатление. Не последнюю роль сыграл тот порядок, в котором содержались присутственные судебные места — министр был из остзейских краев — под Митавой у него находилось большое родовое имение, — и весьма почитал аккуратность и благопристойность.

Назначение министром юстиции вместо Замятнина псковского губернатора К. И. Палена вызвало среди многих высших чиновников недоумение. Пален был остзейцем и лютеранином, человеком молодым и совершенно незнакомым с юстицией. Но всесильный в то время Шувалов, рекомендовавший Палена императору, надеялся,