Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

вошедшей в историю под именем Кровавой, Елизавета до двадцати пяти лет, то есть до восшествия на престол, все время царствования единокровной сестры Марии, чувствовала, что ее жизнь в опасности. Царствование этой королевы было очень неспокойное. В первый год, в феврале 1554 года, недовольные ее помолвкой с Филиппом Испанским задумали возвести на престол Елизавету. Заговор, перешедший на юге в открытое восстание, кончился провалом. Заговорщиков отправили в Тауэр, начались ежедневные публичные казни. Елизавета не была к бунту причастна, но замышлялся он якобы от ее имени. Советники Марии спорили между собой, решая судьбу сестры королевы, – казнить ее или миловать. Следствие показало ее непричастность к заговору. Но самый факт ее существования был постоянной угрозой для Марии.

Однако решиться предать смерти родную по отцу сестру Мария, несмотря на питаемые к ней недобрые чувства, не могла, к тому же она боялась этой казнью еще усилить недовольство народа. И было решено поместить Елизавету в Тауэр. А это означало смерть. Через много лет она вспоминала в разговоре с одним французом, что хотела просить палача отрубить ей голову одним ударом – так страшила ее мысль о тупом топоре. В Тауэре она пробыла почти два месяца. Несмотря на уговоры советников, Мария все-таки решилась только на высылку Елизаветы из Лондона в отдаленный средневековый замок, обветшалый, с осыпающимися каменными стенами. Здесь, в холодных, промозглых покоях, где дуло во все щели, Елизавета промаялась почти год. Вернули ее в Лондон в конце апреля 1555 года – у Марии в начале мая должен был родиться наследник. Беременность оказалась ложная. Наследницей престола опять стала ненавистная младшая сестра.

Мария Тюдор умерла через три с половиной года от рака. Умирала мучительно – физически и душевно: народ, ненавидевший королеву-католичку, не скрывая радости, ожидал ее кончины. К всеобщему ликованию, на трон короновали юную прекрасную девушку, рыжеволосую в отца принцессу, с которой так ж е с т о к о обращалась сестра. Ненависть «кровавой» католички, по милости которой страна была уставлена виселицами и столбами для сожжения еретиков, внушала людям надежду: в новом царстве не будет страха, что в любой момент за самую малую провинность, нарушающую католический ритуал, тебя бросят в застенок, вздернут на дыбу, еще усовершенствованную палачами, сожгут на костре. И Елизавета, сама испытавшая подобный страх, оправдала ожидания.

Говорят, о каждой семье можно написать роман. А уж жизнь королевы точно может стать сюжетом для увлекательного романа. Елизавета правила Англией сорок пять лет. Ратленд, Бэкон, Шакспер не застали самого начала ее царствования, когда Елизавета действительно была окружена любовью народа. Мы не знаем, как относился актер Шакспер к своей королеве, нет никаких документальных свидетельств. Но есть письменные свидетельства, говорящие о том, что Бэкон с почтительным восхищением относился к Елизавете. Сохранились также письма Ратленда из ссылки со словами любви и верности королеве. Что же касается шекспировского творчества, то отношение к королеве выражено в одном из сонетов и в пьесе «Генрих VIII». Пьеса содержит такое на современный взгляд беспардонное восхваление королевы, что читать тошно. И сразу чувствуешь – это не Шекспир писал. В этой пьесе действительно усматривается почерк другого автора. По мнению исследователей, этот автор – Флетчер. Но и не флетчеровский это слог. Полагаю, что дописал пьесу после смерти Ратленда его давний соавтор Бэкон. Панегирик написан в духе Бэкона.

Для нашего повествования не важно, сколь искренни были восхваления королевы, в какой мере это – дань тогдашнему протокольному восхищению. Нам важно отметить, что в восьмидесятые годы XVI века в придворных кругах расцвел пышным цветом культ королевы. Эта экзальтация шла рука об руку с воскрешением рыцарского духа среди придворных, с оставшимся от Средневековья поклонением даме. Молодая королева, прекрасная собой, образованная, знающая античную литературу, говорящая на шести языках – с европейскими послами говорила с каждым на его родном языке, – не могла не вызвать восхищения у вельможной знати, видевшей ее ежедневно. Она любила празднества, танцы, обожала статных, блестящих кавалеров. При таком дворе не могло не возродиться рыцарское обхождение, манера себя держать. Разумеется, это была лишь внешняя оболочка; нравы, если вглядеться, были довольно распущенные, правда, по сравнению со следующей эпохой, они могут показаться вполне пристойными. Старея, королева не утратила внешнего обаяния – не буду останавливаться на ее грубых выходках, особенно в отношении фрейлин. В восьмидесятые годы, к концу которых культ достиг апогея, ей было уже за пятьдесят, она все еще чувствовала себя «прекрасной дамой» и очень любила, когда восхищались ее внешностью и, конечно, гибким умом и силой духа. Блестящие молодые люди из ее свиты боролись за право быть фаворитом. Это совершенно особый придворный институт: приблизив к себе очередного молодого красавца, королева проводила с ним время в беседах, делала вид, что слушалась его советов, но и осыпала милостями, дарила подарки, хотя и была скуповата. И при этом у нее был до самой его смерти (1588 г.) «главный» фаворит – граф Лейстер, которого она знала и любила с детства.

Последним фаворитом был второй граф Эссекс, пасынок Лейстера, отчим графини Ратленд и двоюродный внук королевы. «Он имел все приметы старой аристократии: благородство, красноречие, чистоту помыслов, беспредельную отвагу. Честь, а в особенности честь личная, значила для него очень много… “Весь мир призываю в свидетели того, – горделиво писал он, – что не за дешевой славой я гоняюсь – это всего лишь тлен, не более чем дуновение ветра; мне нужно, чтобы Она оценила меня по достоинству, а иначе я готов забыть все и вся, и меня, пусть все забудут”» [56]. И вот еще из одного письма Эссекса «Самая прекрасная, дорогая, великолепная Госпожа! ‹…› Пока Ваше Величество дарит меня правом говорить о своей любви, любовь эта остается главным моим, ни с чем несравнимым богатством. Лишившись этого права, я сочту, что жизнь моя окончена, но любовь пребудет вовеки» [57]. Такие, же пылкие письма королеве писал и сэр Уолтер Рэли. Культ Елизаветы – важная примета времени.

Он накладывал отпечаток на действия, поступки и высказывания людей. Это надо помнить, чтобы правильно понимать все тонкости отношений между людьми той эпохи.

После смерти королевы на престол вступил шотландский король Иаков VI. И опять смена вех. Правление Иакова первого во многом отличалось от того, что мы видим в елизаветинскую эпоху. И прежде всего – резкое огрубление нравов. Сорок пять лет у кормила была королева-девственница. Теперь – король со своей семьей. Семья – королева-мать Анна, родная сестра