Литературные первопроходцы Дальнего Востока - Василий Олегович Авченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зимой 1892/93 года на Сахалине у вольного столяра Сергея Плисака и каторжанки Марии Ощепковой родился сын Василий – будущий первый русский мастер дзюдо, разведчик, создатель самбо. Появившийся на свет среди каторжан, Василий Ощепков умер в 1937 году в Бутырской тюрьме, куда попал по ложному обвинению в шпионаже в пользу Японии.
«Особенных беспорядков не замечается»
О Сахалине говорили: «Кругом море, в середине – горе». Или: «Вокруг вода, в середине – беда».
Официально сахалинскую каторгу образовали в 1869 году, когда Александр II[209] подписал распоряжение, в котором говорилось: «Немедленно приступить к высылке на Сахалин ссыльно-каторжных, для употребления их там в работы». Но первые ссыльные появились на острове раньше, в 1850-х. Ещё не став вполне русским, Сахалин стал каторжным – по примеру британской колонии Австралии. Тому были причины. Надо было, во-первых, обживать остров, создавать постоянные поселения. Во-вторых, развивать экономику, начиная с добычи угля. Избранные властями методы ускорили развитие восточных окраин страны, но одновременно наложили на Сахалин каторжное клеймо, которое пришлось потом долго изживать. В закреплении сугубо каторжного образа острова сыграл свою роль, конечно, и Чехов. В книге Льва Алпатова[210] 1930 года «Сахалин (путевые записки этнографа)» читаем: «Остров, проклятый тысячами людей, принявших в нём мучения и смерть. Кандалами прозвенел Сахалин на весь мир. Кто не читал Чехова и Дорошевича!»
В каком-то смысле царский каторжный Сахалин – прообраз Дальстроя, титанической административно-хозяйственной структуры со своими законами, существовавшей в 1930—1950-е годы как «государство в государстве» для добычи колымского золота и комплексного развития северо-востока СССР.
Необходимость не только наказывать преступников, но и осваивать новый регион неизбежно влияла на черты каторжной жизни. «Когда наказание, помимо своих прямых целей – мщения, устрашения или исправления, задаётся ещё другими, например колонизационными целями, то оно по необходимости должно постоянно приспособляться к потребностям колонии и идти на уступки», – пишет об этом Чехов. И действительно – приспособлялось. Каторжане получали серьёзные послабления. Так, «исправляющимся» позволяли «жить вне тюрьмы, строить себе дома, вступать в брак и иметь деньги» – по сути, это уже не каторга, а ссылка или колония-поселение. В 1888 году приамурский генерал-губернатор Андрей Николаевич Корф[211] разрешил и вовсе освобождать «трудолюбивых и доброго поведения» каторжан до срока. При Чехове уже «четверть всего состава ссыльнокаторжных живёт вне тюрьмы», причём, отмечает писатель, «особенных беспорядков не замечается». «Без всяких статей и приказов, а по необходимости, потому что это полезно для колонии, вне тюрьмы, в собственных домах и на вольных квартирах, живут все без исключения ссыльнокаторжные женщины, многие испытуемые и даже бессрочные, если у них есть семьи или если они хорошие мастера, землемеры, каюрыи т. п. Многим позволяется жить вне тюрьмы просто “по-человечности” или из рассуждения, что если такой-то будет жить не в тюрьме, а в избе, то от этого не произойдёт ничего худого, или если бессрочному Z. разрешается жить на вольной квартире только потому, что он приехал с женой и детьми, то не разрешить этого краткосрочному N. было бы уже несправедливо». Ещё: «Каторжные и поселенцы, за немногими исключениями, ходят по улицам свободно, без кандалов и без конвоя, и встречаются на каждом шагу толпами и в одиночку. Они во дворе и в доме, потому что они кучера, сторожа, повара, кухарки и няньки. Такая близость в первое время с непривычки смущает и приводит в недоумение. Идёшь мимо какой-нибудь постройки, тут каторжные с топорами, пилами и молотками. А ну, думаешь, размахнётся и трахнет! Или придёшь к знакомому и, не заставши дома, сядешь писать ему записку, а сзади в это время стоит и ждёт его слуга – каторжный с ножом, которым он только что чистил в кухне картофель. Или, бывало, рано утром, часа в четыре, просыпаешься от какого-то шороха, смотришь – к постели на цыпочках, чуть дыша, крадётся каторжный. Что такое? Зачем? “Сапожки почистить, ваше высокоблагородие”. Скоро я пригляделся и привык. Привыкают все, даже женщины и дети. Здешние дамы бывают совершенно спокойны, когда отпускают своих детей гулять с няньками бессрочнокаторжными».
Заручившись разрешением тюремного начальства, писатель частным образом провёл первое социологическое исследование Сахалина, заполнив со слов каторжан и поселенцев тысячи опросных карточек. «Я объездил все поселения, заходил во все избы и говорил с каждым; употреблял я при переписи карточную систему, и мною уже записано около десяти тысяч человек каторжан и поселенцев. Другими словами, на Сахалине нет ни одного каторжного или поселенца, который не разговаривал бы со мной», – писал он Алексею Суворину («инородцев» – коренных островитян – Чехов не переписывал; этим вскоре после его отъезда займётся этнограф, политический ссыльный Лев Штернберг[212] по поручению начальника острова генерала Кононовича[213]). Интересно, что семью годами позже, в 1897 году, Антон Чехов в качестве счётчика примет участие во Всероссийской переписи населения и получит за это медаль.
В целом каторжный Сахалин был относительно открыт (литератор всюду ходит, ему не чинят препятствий – напротив, всячески помогают) и даже, не побоимся этого слова, гуманен. По-настоящему угнетает в книге разве что сцена телесного наказания, при которой присутствовал Чехов. Он не смог выдержать зрелище порки человека плетьми и вышел поскорее на воздух.
После отбытия срока каторжных переводили в поселенцы, освобождая от обязательных работ (с условием: жить здесь же, на острове). «Задержек при этом не бывает», – свидетельствует Чехов. «В этом его новом состоянии всё-таки ещё остаётся главный элемент ссылки: он не имеет права вернуться на родину».
Поселенцам нередко приходилось труднее, чем каторжанам. «На новое место, обыкновенно болотистое и покрытое лесом, поселенец является, имея с собой только плотничий топор, пилу и лопату. Он рубит лес, корчует, роет канавы, чтобы осушить место, и всё время, пока идут эти подготовительные работы, живёт под открытым небом, на сырой земле. Прелести сахалинского климата с его пасмурностью, почти ежедневными дождями и низкою
