Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время - Ив Аман

Однако работа не должна быть самоцелью, деятельность человека не должна выродиться в «активизм». Наша короткая жизнь — это школа вечности, объяснял в одной из своих проповедей отец Александр.[165] Наша душа, личность, сознание, все то, что в нас божественного, должно расти и совершенствоваться. Вот почему нужно избегать, не давать увлекать себя потоку существования, нужно уметь остановиться и послушать Божий зов.

Приглашая видеть все прекрасное и хорошее в мире, он отнюдь не смотрел на него сквозь розовые очки, он прекрасно знал, как много в мире зла.

Однажды его спросили: «Существует ли дьявол?» Он ответил: «Увы! Я не только уверен, что он существует, но думаю, что в жизни это видно. Есть зло от несовершенства, от страдания, от невежества, от голода и от многих других причин… Но есть и зло, которое не имеет природного происхождения, сатанизм, сидящий в человеке, который пытался описать Достоевский… Оно темное до конца, иррациональное до последней глубины… Мне кажется, что осатанение человека происходит не путем непосредственного заражения инфекцией зла, а путем открытия собственной воли навстречу этим темным силам. Всякий грех сначала человеком допускается, он открывает ему ворота, а когда сатана в нем поселяется и правит бал, тогда и рождается одержимость».[166]

Если отец Александр призывал христиан жить нашим временем и не тосковать по прошедшим временам, это не значит, что он для них подслащивал евангельские истины. Нет. Он считал, что мы должны убеждениями, умом, всей жизнью оставаться истинными христианами.

«Я не сочувствую попыткам создать „секулярное христианство“, которые кое-где предпринимаются на Западе. Путь компромисса, связанный с именем епископа Робинсона[167] и других „модернистов“, ничего „модерного“ не содержит.[168] Все это очень наивно, поверхностно. Просто люди заворожены и оглушены „духом века сего“. Это далеко не ново и пройдет, как всякая мода».[169]

Отец Александр призывал не смешивать Предание с «преданиями» и напоминал, что формы богослужения на протяжении веков менялись и что оставаться абсолютно неизменными они не могут.

«Евангелие отнюдь не отменяет обрядов. Ритуал — это живая плоть таинств, русло духовной жизни, ритм, объединяющий людей и освящающий повседневность. Он соответствует самой природе человека. Угрозой и тормозом обряд становится только тогда, когда в нем начинают видеть самодовлеющую ценность, когда за вечное и Божие выдают то, что — само по себе — имеет земное происхождение».[170]

В то же время, правила, установленные Церковью, играют, в известной мере, ту же роль, что и наследственная устойчивость в жизни организмов. Никакое нововведение не принесет плода, если полностью отрываться от традиции.

Хотя она не должна стать самоцелью, тем не менее для духовного роста необходима дисциплина. Он не одобрял тех ортодоксов, для коих главная забота во время поста составлять список продуктов, разрешенных и запрещенных. В то же время, он находил, что католическая Церковь слишком далеко ушла в сокращении и послаблении поста. Но она вернется к старому, — говорил он.

Известно, что с приходом к власти коммунистов, православная Церковь не смогла успешно завершить реформаторский труд, начатый в первые годы XX века, даже сама идея реформы долго была скомпрометирована сговором между «обновленцами» и большевиками. Тем не менее, появление нового поколения верующих, без малейшей христианской культуры, в среде полностью лишенной христианской веры, вновь ставит очень остро вопрос о реформе, в первую очередь, о проблеме богослужебной реформы. В частности, язык, которым пользуются при богослужениях малопонятен. Это положение не могло удовлетворить отца Александра. И тем не менее, он не позволял себе действовать «партизанскими» методами и брать на себя личную инициативу, не согласованную с предписаниями Церкви. К тому же он остерегался всяких перегибов и считал, что тут верный путь лежит где-то посередине.[171]

Он вообще верил в значение иерархических принципов в Церкви, видя, в них «свойство структуры деятельного организма, имеющего практическое призвание на земле».[172] Он не забывал, что в православной Церкви священник действует только как помощник епископа, может действовать только в единении с епископом, и поэтому он старался не нарушать связей с епископатом.

Разумеется, он отдавал себе отчет в слабостях иерархии, но говорил об этом редко. Он понимал трудности ситуации, в которой находились епископы, и принимал распределение ролей: иерархия вела переговоры с гражданскими властями, шла на компромиссы, чтобы обеспечить выживание духовных институтов, между тем, как священники и миряне могли играть более активную роль.[173]

Отец Александр был открыт по отношению к другим христианским конфессиям, в частности, к католицизму. Его экуменические убеждения, окончательно сформировавшиеся к 1958 г., явились результатом долгих размышлений и поисков. Бесспорно на него имели определенное влияние труды Соловьева. Сильное впечатление произвела на него также личность Иоанна XXIII, он о нем много читал, будучи студентом.[174]

Он любил цитировать слова владыки Платона, митрополита Киевского, умершего в 1891 г., говорившего, что «наши земные перегородки до неба не доходят». Разделение Церкви он объяснял причинами политическими или национальными, этнопсихологическими, культурными. «Я пришел к убеждению, что Церковь по существу едина, и что разделили христиан главным образом их ограниченность, узость и грехи».[175] Отец Александр считал, что свое разделение христиане должны переживать как всеобщий грех и нарушение воли Христовой. Этот раздел будет преодолен отнюдь не путями превозношения, гордыни, самодовольства и ненависти, но в духе братской любви, без которой не может быть осуществлено христианское призвание.[176]

Конечно, нужно чудо, чтобы восстановлено было реальное единство между христианами. И отец Александр верил в это чудо. «Но пока все же возможно преодолевать непонимание, агрессивное отношение друг к другу. Если члены разных общин будут лучше знать друг друга, это со временем принесет добрые плоды».[177]

К сожалению, не все христиане способны признать достоинство других конфессий. Те, у которых вера не очень тверда, не чувствуя твердой почвы под ногами, предпочитают замыкаться в себе. Как-то один молодой человек стал время от времени посещать собрания баптистов и попросил совета отца Александра. Отец не стал его разубеждать, только объяснил ему, что он может оставаться православным, будучи открытым другим конфессиям. «Ах, как мне неуютно!» — ответил ему молодой человек. В конечном счете он стал баптистом. «Видите ли, — комментировал отец Александр, — этот молодой человек мог быть баптистом, не признающим православных, или православным, проклинающим баптистов. Ему нужна была своя маленькая норка. Существует психическое заболевание — боязнь пространства. Кажется царь Петр Алексеевич страдал им. Он всегда велел себе строить маленькие дома, маленькие комнатки. Ну что ж! Эта болезнь существует также в истории религий».[178]

Эту историю он рассказал в своем последнем интервью за несколько дней до убийства. Он добавил, что совсем недавно два или три человека покинули его приход, чтобы стать католиками. Тогда журналист его спросил, не думал ли он когда-нибудь о такой возможности. Он ответил короткой фразой: «Для меня Церковь едина и я не считаю это осмысленным».[179]

Отец Александр не одобрял переход из одной конфессии христианской в другую и считал, что межконфессианальные проблемы не могут быть решены подобными индивидуальными переходами.

Также он обращал внимание на то, что большие живые центры католицизма находились вне России, в частности, в Балтийских странах, и что в России переход в католицизм не позволил бы вести активную церковную жизнь.[180]

Препятствия, чинимые гражданской властью для активной жизни верующих, не позволяли организовывать регулярные встречи между христианами разных конфессий, как это много лет уже водится на Западе. Только в индивидуальном порядке могли встречаться христиане, принадлежащие к разным конфессиям. Некоторые духовные дети отца Александра проводили, например, летние отпуска на берегу Балтийского моря и пользовались этим, чтобы встретиться с литовским католическим священником, отцом Станиславом.

Бывал в те годы в Москве известный католический священник отец Жак Лев. В молодости, чтобы свидетельствовать о Христе, он нанялся после рукоположения простым рабочим в Марселе. Потом он долго нес свое служение в бразильских трущобах. Вернувшись в Европу, создал в Швейцарии духовную школу для мирян. Отец Жак приезжал в Москву и с величайшими предосторожностями проводил на квартирах библейские семинары. Здесь познакомился с отцом Александром.