Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время - Ив Аман

«Когда вы действительно будете готовы, я это почувствую и сам назначу дату крещения».[135]

«Приходит в церковь взрослый человек и хочет принять крещение. Это, конечно, хорошо, — писал отец Александр, — но радоваться еще рано. Вспомним, что сказал Господь: „Кто будет веровать и креститься, спасен будет“.[136] Спасен, то есть приобщен ко Христу. Заметьте — сначала он должен веровать, а не смотреть на Таинство как на добрый старый обычай, который мать в свое время не успела иди не смогла выполнить. Крещение не только дар благодати Христовой, но и принятие на себя ответственности перед Богом; оно выражает намерение жить по Его воле».[137]

Что же касается маленьких детей, то от их имени берут на себя эти обязательства их родители. К несчастью часто родители, приходящие крестить своих детей, сами едва умеют осенить себя крестом. И тем не менее священники их никогда не отсылают, потому что детям нужна Божья благодать.

«Одно желание приобщить дитя Церкви, пусть смутное и безотчетное, Господь вменяет людям в веру. Нам же остается только молиться об этих детях, чтобы Сам Бог просветил их в дальнейшем».[138]

Крещение — решающий этап в духовной борьбе, и иногда это проявляется ощутимыми знаками. Один из его друзей вспоминает о сомнениях, которые неожиданно овладели им, накануне дня крещения.

«Да что же ты делаешь?! — спросил он себя — Носить крестик, лобызать иконы, ставить свечки со старушками, говеть… Какого рожна? Как я мог дойти до жизни такой. По доброй воле отдать себя в объятия Церкви, поддакивающей государству во всем… Отец Александр Мень — просто исключение. А я, как всякий человек, не вписавшийся в систему, ищу утешения, способ забытья. Еще вопрос — есть ли эта вечная жизнь, Царствие Небесное?»

Решено, он не едет в Новую Деревню. Лег спать, но сон не шел. Вдруг у него началось своего рода помутнение разума. В глазах стали мелькать черные и белые полосы. Ничего подобного с ним никогда не было. Наконец его взгляд пал на стену, где висит образ Спасителя. Он с трудом перекрестился и мгновенно обрел спокойствие. Как и было предусмотрено, на другой день отец Александр его крестил. Тот поделился с ним всем тем, что испытал несколько часов назад. Тогда отец извинился, что не предупредил его: это случается нередко, типичное нападение темных сил. Бывало, что люди, ехавшие креститься, засыпали в вагоне, а просыпались уже проехав остановку, а бывало садились не в тот поезд и оказывались совсем в другом месте.[139]

Отец Александр тщательнейшим образом наставлял тех, кто хотел креститься, внимательно следил за тем, чтобы привести их ум и сердце в должное состояние. В частности, он делал это, проводя их через долгую исповедь. Одна из его прихожанок вспоминает, как она удивилась, когда он предложил ей сесть в кресло напротив него и довериться ему как другу. Но начала повесть о своей жизни, длившуюся несколько встреч.[140] «Во время моей первой исповеди, — рассказывает другой, — он мне объяснил, что такое призвание, христианская ответственность, которую мы берем на себя, становясь учениками Христа. Крещение для него никогда не было просто обрядом. Он истинно крестил нас во Христе, Сыне Божьем, ставшем человеком».[141]

Членам малых групп отец Александр рекомендовал исповедоваться и причащаться, по крайней мере, раз в месяц.

В православной Церкви давно установился обычай, как раньше это было у католиков, причащаться только раз в году иди в случае угрозы смерти. Такой обычай оправдывался греховностью человека, его недостоинством, но не соответствует практике древней Церкви. Правда, в России были люди, такие как преподобный Серафим Саровский, которые советовали причащаться часто. После революции в пору преследований некоторые священники и маленькие общины мирян сами обнаружили жизненную необходимость в частом причащении. Общая практика, однако, оставалась прежней. Отец Александр принадлежал к числу тех, кто сегодня, в лоне православной Церкви, ратовал за возврат к частому причащению.

Чтобы подготовить верующих к принятию тела и крови Христовой, православная Церковь требует, чтобы причащались обязательно натощак (нельзя ничего ни есть, ни пить с вечера) и советует накануне причащения быть на всенощной, если причащаешься в воскресенье. К тому же принято перед причащением исповедоваться. Желательно, чтобы священники исповедовали до литургии, но обычно они вынуждены продолжать исповедь в течение почти всей службы, а иногда и вплоть до самого причащения. Если литургию служат в главном алтаре, исповедь проводится в боковых приделах. Когда народу бывает очень много, священник проводит общую исповедь. Такие общие исповеди нередко носят механический характер: священник перечисляет грехи по списку, а верующие мысленно каются в тех, которые они совершили. Потом, один за другим подходят к священнику за разрешительной молитвой.

Отец Александр не довольствовался перечислением грехов и всегда произносил проповедь, помогая верующим разобраться в самих себе. Здесь проявлялись одновременно его талант как проповедника, опыт духовной жизни и чуткое отношение к состоянию души каждого прихожанина. Неслучайно поэтому многих в эти мгновения охватывало такое чувство, что слова, произнесенные отцом, направлены лично к ним. Подходя к отцу за разрешительной молитвой, каждый мог поговорить с ним в течение нескольких минут. В свое время подобные общие исповеди ввел о. Иоанн Кронштадский. Позже, после революции его примеру последовали другие священники, в частности, о. Н. Голубцов, бывший духовным отцом о. Александра. Во время преследований, в эпоху Хрущева, о. Н. Голубцов мало проповедовал, вероятно, поскольку это было невозможно, зато он прославился своими общими исповедями.[142]

Однако о. Александр считал, что верующие не могут обходиться одной общей исповедью, но должны обязательно чередовать ее с исповедью индивидуальной, во время которой у священника с прихожанином может быть установлен истинный личный контакт, и очень на этом настаивал.

Он придавал исповеди особое значение, подчеркивая одновременно и свою концепцию деятельности священника, и контекст, в котором он ее осуществлял.

Советская система оказала разрушительное действие на человеческие души. Иногда даже говорят об антропологической катастрофе, подразумевая, что она оказала такое же губительное воздействие на умы и сердца, как Чернобыль на физическое здоровье. Режим требовал от каждого участия во лжи, оно становилось проверкой на лояльность, а переживалось это как тайное унижение и наносило каждому глубокую рану. Сталин называл писателей «инженерами человеческих душ», подчеркивая этим, что личность можно конструировать на манер автомобиля. Чтобы исправить эту порчу, нужны были целители душ. Церковь, напоминал о. Александр, сравнивает духовника с врачом. Сам он был как раз таким врачом, терпеливым врачом, который сначала выслушает, ободрит, вселит большую надежду. Он лечил обильной любовью. Во время исповеди он, наверно, вспоминал слова пророка Осии, дважды повторенные Христом: «Милости хочу, а не жертвы».[143] Вот что о. Александр говорил об отношениях верующих с их «духовным отцом», иначе говоря, со священником, перед которым они регулярно исповедуются. «Они не должны принимать никаких важных жизненных решений, не получив благословения, или, по крайней мере, не посоветовавшись с ним. Они должны пользоваться его указаниями во всем том, что касается молитвы, причащения, постов, служения людям. Следуя этим указаниям они также ставят свою жизнь в согласие с тем, к чему призывает Церковь».[144]

К сожалению, сегодня в России некоторые неопытные священники, кстати, из числа неофитов, желая подражать старцам, превращают духовное руководство в настоящую тиранию. Отец Александр предупреждал об этой опасности, напоминая, что приходский священник не может брать на себя духовное руководство в той форме, что старец: «Нередко полагают, что в отношении к духовнику следует придерживаться принципа послушания. На самом же деле этот принцип приложим главным образом к монашескому образу жизни. Монах дает обет послушания и обязуется исполнять любое требование своего духовника. Приходской священник не предлагает мирянину такого подвига, а на себя не берет права давать непререкаемые указания. Он лишь напоминает церковные заповеди, руководит духовной жизнью человека, помогает ему в его внутренней работе».[145] Он должен остерегаться патернализма и авторитарности.

Отец Александр хотел каждого привести к тому, чтобы он сам принимал решения. Он не хотел приказывать, настаивать. Он сравнивал свою роль с акушером, который всего лишь помогает матери произвести на свет ребенка. Один из его друзей сказал: он был «выше и одновременно рядом».[146]