Это ужасное поместье - Шон Уильямс

просто странный дом, полный странного народа – прости, Олив, но ты и сама должна признать, – а не то мы бы всё же могли уйти в любое время.

Неделю назад они придумали новый план – караулить под воротами. И когда кто-нибудь (скорее всего, Сайлас с ключами лорда Найджела) отопрёт, выскочить и сбежать.

Но никто не пришёл. Никто даже мимо ворот не проходил, если не считать нескольких пугливых овец, разбежавшихся при виде детей. В конце концов Этта с Альманахом забросили этот план, поскольку в самом доме хватало куда более насущных тайн и загадок.

– Может, есть ещё какой-то способ развеять чары, – сказала Этта.

– Отлично, – отозвался Альманах, допивая чай. – Ты подумай, а я пока поработаю.

Не то чтобы он был с ней не согласен, просто у него тут было в буквальном смысле дел по горло. Он всё ещё надеялся дорыться до отгадки.

Он повернулся к недавнему оползню, засыпавшему часть очищенного раньше участка. До сих пор раскопки ни к чему не привели. Осознание бесплодности усилий беспокоило Альманаха ничуть не меньше, чем Этту, и, надо признаться, уже довольно давно. Он лишь надеялся, что не сглазил сам себя, выразив свои опасения вслух.

Из съехавшей лавины торчал какой-то металлический каркас, на котором болталось несколько обрывков некогда яркой ткани. Альманах вытащил его и собирался уже отбросить в сторону, но вдруг застыл.

– В чём дело? – спросила Этта, заметив, как он рассматривает каркас.

– Это старая настольная лампа.

– Тебе виднее. Хочешь поставить у себя в комнате?

Она шутила, но мальчик не рассмеялся.

– Тебе это ничего не говорит?

– А должно?

– Список, который ты мне только что показывала. На пятой странице «Коварства Купидона» Саманты Борджес было слово «лампа». А через четыре слова, на четвёртой странице «Науки шейха» Исмаила Филдберри – слово «настольная». А мы только что нашли настольную лампу!

– Ты всё это помнишь? – На миг поразительная память Альманаха затмила для Этты даже значимость его слов. – Постой! Хочешь сказать, Вероника, оставляя подсказки, имела в виду именно эту настольную лампу?

– А вдруг это и есть тот самый метод в безумии мастера Исаака?

Они пристально осмотрели остатки лампы. Магией от неё не пахнет, доложила Этта. Никаких явственно различимых надписей тоже не нашлось. Что же это всё значило?

– Потому что должно же это что-то значить, – твёрдо заявила девочка, вглядываясь в горы и долины мусора.

Вероника с Исааком оставили для них какое-то послание. И если они хотят отсюда выбраться, надо это послание расшифровать. Может, если в подвале обнаружатся и прочие вещи из списка, смысл проявится сам собой?

– Ой, да! – воскликнула она вдруг, преисполняясь уверенности. – Поняла!

Альманах удивлённо посмотрел на неё.

– Что?

– Готова держать пари на самый роскошный торт, который ты только когда-либо видел, что в библиотечном списке отыщутся слова «тележное» и «колесо».

– Как то тележное колесо, о которое ты споткнулась?

– Не просто «как то», а именно то самое. Думаю, слова в библиотеке выбраны не случайным образом. Сдаётся мне, это каталог.

Девочка так победоносно сияла, что ему самому обидно было не разделять её энтузиазма.

– Каталог хлама? Зачем бы?

– Не знаю. Пусть это всё и не магические предметы, но запросто могут быть важными в каком-то другом отношении.

– А номера страниц тогда что означают?

Вот тут он её уел.

– Не знаю.

– И вообще, как это хоть что-то меняет?

– Пока, может, и никак… но всё равно! – Сложив листы со списком, она спрятала их в карман. – И нечего вредничать!

– Да я разве вредничаю? Я вовсе не хотел…

– Просто пока роешь, посматривай, не найдётся ли чего ещё, – сказала она, поворачиваясь и хмуро бредя к лестнице. – Может, тогда тоже проникнешься!

– Этта…

Но девочка ушла, а он остался жалеть, что наговорил лишнего. Ведь их открытие и правда было интересным, даже если он и не понимал, что оно значило. Может, это как имя Стормлей – деталь, которая расширила их познания о поместье, хотя толком ничего не прояснила. Пока.

Любое знание полезно, напомнил он себе. В конце концов, предназначение альманаха – хранить информацию, которая может когда-нибудь пригодиться.

Он лишь надеялся, что это «когда-нибудь» настанет скорее раньше, чем позже. А тем временем оставалось только копать что было сил.

Глава 17

Пока Альманах вечером отмокал в ванне, Этта написала записку – что сегодня пойдёт гулять в одиночку, а он пускай сам себе готовит ужин, когда захочет. Оставив её на кухонном столе, она ушла, не переживая, съест ли он тост или останется голодным. Себе она приготовила сэндвичи, а ещё прихватила одеяло, чтобы на нём сидеть, и плед – закутаться, если замёрзнет.

Девочка собиралась снова покараулить у ворот, хотя бы пока не стемнеет. Честно говоря, ей требовалось побыть некоторое время одной, без Альманаха. От постоянного пребывания в обществе друг друга они, по выражению её матушки, трепали друг дружке нервы. И, никуда не деться, очень много спорили. Обычно в результате более или менее приходили к одному мнению, но как тут договоришься, если он упорно принижает значимость того, что ей кажется огромным открытием, и ведь только потому принижает, что не он это открыл!

Этта задумалась, а хочет ли вообще Альманах, чтобы они и вправду разгадали тайну. Поглядеть на него, он вполне счастлив, разгребая подвал, – это придаёт его жизни размеренность и предсказуемость. Доктор Митили не нашла бы для этой задачи никого, кто любил бы чистоту и порядок больше, чем Альманах.

Тогда как Этта…

Она привыкла иметь доступ к книгам. Смирившись с фактом, что ей никогда не стать чародейкой, как Катти, маленькая Этта приучилась читать просто так, для собственного удовольствия, поэтому теперь взяла в привычку прихватывать книжки из библиотеки особняка и читать их по ночам, когда не спится. Вообще-то она предпочитала приключения, но на их фоне нынешний её жизненный горизонт казался совсем уж ограниченным. Мало того что её может в любой момент убить злой волшебник, чьи призрачные слуги обманом заманили её в этот дом, так вдруг она ещё вообще никогда отсюда не выберется, даже если и уцелеет? Что за участь для способной молодой девицы с несгибаемой силой воли?

Этта жаждала вырваться на свободу. Или, по крайней мере, добиться признания. А как, скажите на милость, если Альманах совершенно не ценит её по заслугам – и ей тут так же плохо, как и в родном доме! Все её игнорируют! Не ценят! Забывают!

Близ ворот росли густые кусты. Этта уселась между двумя папоротниками на