Ангел мести - Элизабет Грегг

– Отчего же мы тогда не пошли к Орегонскому тракту? Дорога была бы не в пример легче.

– Мы ведь направляемся в Грассхопер-Крик, то есть к северу от форта Ларами. Да тебе бы там все равно не понравилось. Ничего, мы так или иначе одолеем эти горы. До нас с этим справилось множество народу – трапперы, к примеру, или индейские колдуны. Во мне намешано довольно крови и тех и других, так что беспокоиться тебе не о чем.

Тресси решила, что так, видно, никогда и не узнает, почему Рид упорно избегает населенных мест. Сама она не прочь была бы хоть ненадолго вернуться к цивилизованной жизни.

Больше всего ее поразило то, что на вершинах гор лежит снег – а ведь сейчас, по всем приметам, разгар июля! Каково же здесь зимой? Тресси всем сердцем молилась о том, чтобы никогда не узнать этого… но, господи, когда же наконец они доберутся?

Вскоре им стали попадаться груды причудливо сложенных валунов – точь-в-точь гигантские растения. Рид указал Тресси на кустарник с корой медного цвета и назвал его горным акажу. Снова им пришлось включить в свое меню кактусы. Тресси так ни разу и не удалось проглотить без гримасы вонючий, отвратительно горький сок – отрава похуже, чем настойка из женьшеня или сассафрасовый чай.

– Глотай, глотай, – подбодрил Рид Бэннон, когда однажды Тресси замотала головой и плотно сомкнула губы. – Он полезный. Будешь пить – никогда не подхватишь шулерию.

Тресси подчинилась, с новым уважением глянув на своего спутника.

– Что такое шулерия? – спросила она, вытирая губы и глядя, как Рид, запрокинув голову, запросто выжимает сок в свой открытый рот и даже не морщится.

– Болезнь такая, – хмыкнул он. – Случается с теми, кто не пьет кактусовый сок. От нее ноги чернеют.

– Правда?

– Истинная правда. Сначала все тело обсыплет болячками, потом пронесет так, что света белого не взвидишь, ну а в конце концов почернеют ноги.

– И что тогда? – У Тресси округлились глаза. Рид наверняка шутит, но ведь и вправду каких только хворей не бывает на свете – в два счета уморят совершенно здорового человека.

– Помрешь, – ответил Рид со смаком и проглотил остатки сока.

Тресси так испугалась, что он решил сменить тему. Собрав в пучок длинные черные волосы, он крепко стянул их на затылке кожаным ремешком.

– Мы здесь обросли, как сущие дикари, – пожаловался он. – Где бы подыскать хорошего парикмахера?

И добавил, задумчиво потирая отросшую бородку:

– Вот будь я чистокровный индеец, никогда бы в жизни не пришлось бриться.

С этими словами Рид проказливо дернул Тресси за длинную рыжую прядь. Тресси отпрянула и рассмеялась, но сколько они ни дурачились, рассказ Рида не шел у нее из головы. Она решительно не хотела умирать, и уж тем более с почерневшими ногами, а потому мысленно дала себе страшную клятву пить проклятущий кактусовый сок каждый день.

На следующую ночь, после изнурительного дневного пути, когда, по словам Рида, они прошли всего лишь пять миль, Тресси проснулась от рези в животе. Голова у нее кружилась, и все тело сотрясалось в горячечном ознобе. Она попробовала переменить позу, но легче от этого не стало. Казалось, что она лежит прямо на остром осколке гранита, среди которых они брели весь минувший день. Тресси онемела от ужаса, решив, что это и есть обещанная болезнь. Так она и пролежала без сна остаток ночи, попеременно дрожа то от холода, то от сильного жара. Когда резь в животе усилилась, Тресси сунула кулачок в рот, чтобы стонами не разбудить Рида.

Он проснулся на заре и отошел от стоянки. Вернувшись, он окликнул Тресси:

– Подъем, детка, пора в путь! Она шевельнулась и застонала:

– Не могу! Больно!

Рид присел рядом с ней и тыльной стороной ладони коснулся пылающего лба. На миг его черные глаза словно остекленели, уставясь в никуда. «Господи, – взмолился он мысленно, – только не это!»

– Я сейчас приду в себя, – пролепетала Тресси, – дай мне немного отлежаться. Наверное, это из-за кактусов… или тухлой оленины.

В ответ на эту слабую попытку пошутить Рид в упор, без тени улыбки поглядел на Тресси и покачал головой.

Сраженная новым приступом боли, она схватилась за живот и застонала. Глядя снизу вверх в бородатое, озабоченное лицо Рида, она вспомнила вдруг, как глядел он на нее той блаженной ночью, в ручье, как улыбался, что-то шепча, и в черных глазах светились нежность и страсть…

– Ты вернулся, Рид! Как я по тебе соскучилась! Где же ты пропадал?

И тут волна желанного забытья накрыла Тресси с головой… но и в бреду она все твердила имя Рида.

Он подхватил узкую загрубевшую ладошку и нежно прижал к губам. С той самой ночи у ручья они больше не были близки – грубая и жестокая реальность все время разделяла их, а незабытая ссора мешала заговорить об этом вслух. Какая же она маленькая и слабая! Только бы выжила, только бы не умерла…

Он понимал, что должен найти место, где они могли бы пока остаться. Рид боялся, что у Тресси холера, исход этой болезни почти всегда смертелен… но ему случалось видеть и выживших. Надо попытаться. Он сплел из березовых веток волокушу, перенес на нее девушку, закрепил вещи и впрягся в наскоро связанную сбрую.

Тресси между тем блуждала в жутком мире бреда, преследуя человека, который видом и голосом был похож на отца… но потом он обернулся, и она увидела, что у него кабаньи клыки, изо рта течет слюна, а голова лысая, как речной валун. Порой кошмар отступал, и тогда девушка ощущала на губах вкус ледяной воды. Изредка, она ненадолго приходила в себя, но тут же начинала корчиться от нестерпимой боли. Ей казалось, что нечто страшное поймало ее в силки и теперь волочит прочь. Один раз Тресси даже закричала, зовя на помощь отца. О боже, если б только он спас ее от этой чудовищной пытки, вернул домой, в Миссури, чтобы снова увидеть маму…

Весь день Рид Бэннон упорно тащил тяжелую волокушу. Каждая клеточка его тела ныла от усталости, в глазах мутнело, но он все искал места, где можно укрыть Тресси от холода и непогоды – ночью в горах зябко и сыро, да и весенние грозы нередки… К тому времени, как Рид наткнулся на трапперскую хижину, ему уже начало казаться, что он опять на войне, бредет по полю боя между раненых и умирающих, оглохнув от их жалобных стонов.

Неприглядное строеньице прилепилось к скальному выступу на тропинке, тянущейся вверх по склону горы. Эта хижина вполне могла послужить неким подобием форта – при известной сноровке в ней можно выстоять и против человека, и против дикого зверя. Да это и неважно – есть стены и крыша, а для Тресси это спасение. Кроме того, здесь была вода – рядом с тропинкой журчал ручей, сбегавший с гор.

Рид выпутался из сбруи и долгое время так и стоял, ссутулясь и постепенно приходя в себя. Нельзя тащить волокушу вверх по узкой козьей тропе – это слишком рискованно. Значит, придется нести Тресси на руках, потом переносить припасы, а это значит – самое меньшее три похода вверх и вниз по предательской, ненадежной тропе. Сил у него почти не осталось, вот-вот свалится с ног… и что тогда?