Избранное - Тауфик аль-Хаким

Те, у кого не было золота, — рассыпали по полу мелкие монеты, и певцы вместе с лакеями, слугами и служанками бросались их подбирать.

Около двух часов ночи, насладившись пением и танцами, новобрачные выразили желание удалиться в свою опочивальню и под руку сошли по ступенькам возвышения. Госпожа Шахла и другие певицы встали, высоко подняв над головой свои инструменты, за ними выстроились все гости.

Шествие двинулось под приветственные крики и восклицания. Новобрачные прошли в опочивальню и заперли за собой дверь.

Смолкли последние приветственные пожелания, и гости стали расходиться. Снова поднялись шум и суета. Все торопились подойти к хозяевам дома и пожелать им благословения Аллаха.

— Да пошлет Аллах счастье всем невинным девушкам! — говорили они.

Свадьба кончилась. Хозяева и гости осыпали госпожу Шахлу комплиментами по поводу ее успеха и всеобщего восторга, который она вызвала в эту незабываемую ночь.

Опьяненная успехом, певица, весело напевая, пробиралась в толпе к своим подругам. Уже собираясь выйти из дома, она вдруг вспомнила о Мухсине и испуганно ударила себя по лбу:

— О, горе! О, беда! Где же Мухсин, детки?

Увлекшись проводами новобрачных в опочивальню, все забыли о бедном маленьком Мухсине, и никто не подумал, что уже больше двух часов, а ребенок не может бодрствовать всю ночь.

Шахла тревожно и горестно осматривалась, ища Мухсина, и наконец нашла его. Он лежал прямо на полу, забившись под кресло, и слегка похрапывал во сне. Певица быстро схватила мальчика на руки и осыпала его лицо поцелуями.

Мухсин открыл глаза, узнал госпожу Шахлу, и сон мгновенно покинул его. Ресницы его дрогнули, лицо вспыхнуло, сердце забилось сильнее. Он вырвался из ее объятий и соскочил на пол.

Прошло много лет, но время не изгладило из памяти Мухсина того счастливого сладостного мгновения, когда, открыв глаза, он увидел себя на руках у госпожи Шахлы, покрывавшей его поцелуями. Позже Шахла волею судьбы вышла замуж за хаджи Ахмеда аль-Мутайиба, и мальчик почувствовал печаль и разочарование, словно простился с какой-то смутной мечтой.

Душа его была полна тоски, хотя он и не понимал ее причины.

Глава десятая

Время летело незаметно.

Мухсин не пел, и Санния не играла на рояле. Оба задумчиво молчали, опустив головы. Лицо Саннии было серьезно, Мухсина мучили страх и сомнения.

Дело в том, что, кончив рассказывать о своем раннем детстве, Мухсин, без всякой связи с предыдущим, повинуясь внезапному порыву, сказал Саннии, что ее шелковый платок не пропал и не унесен ветром. Он у человека, который постоянно носит его при себе, бережет и дорожит им.

Имя этого человека Мухсин не назвал и, несмотря на настойчивые просьбы девушки, упорно отмалчивался.

Потеряв надежду что-нибудь у него выпытать, Санния старалась отгадать, кто бы мог хранить у себя ее платок? Время от времени она просительно посматривала на Мухсина, терзаясь недоумением и любопытством. Наконец она подняла голову и крикнула, потеряв терпение:

— Так ты не скажешь, у кого мой платок?

Но гнев ее быстро прошел, и Санния чарующе улыбнулась.

— Почему ты не хочешь сказать? И тебе не стыдно? — укоризненно спросила она.

Мухсин молчал.

— Ты, конечно, знаешь, кто это?

Мальчик вздрогнул и, запинаясь, пробормотал:

— Знаю?.. Кого?..

Не заметив его волнения, девушка задумчиво проговорила:

— Ты мне только что говорил, что платок мог упасть и не к вам на крышу.

Мухсин успокоился, ему удалось ввести ее в заблуждение.

— Да, конечно, мог, — лукаво улыбаясь, подтвердил он.

— Хорошо, — продолжала она. — Но на чью же крышу он тогда упал?

Вдруг Санния быстро поднялась и подошла к окну. Она выглянула на улицу, внимательно посмотрела на кофейню хаджи Шхаты и прошептала:

— Может быть… Нет, вряд ли… А вдруг?..

Потом она взглянула на окна нижнего этажа соседнего дома и тихо проговорила:

— Под вами есть открытое окно…

И хотя Мухсин не понимал, зачем она встала и подошла к окну, сердце его сжалось от внезапной тоски.

В эту минуту в дверях показалась Заннуба.

Вероятно, она на самом деле была у портнихи или еще где-нибудь очень далеко — после ее ухода прошло немало времени. Однако ее план, по-видимому, не удался, так как Мустафа-бек все еще сидел перед кофейней хаджи Шхаты, не отходя от нее ни на шаг. Заннуба с порога заметила, что Санния смотрит в окно, и, не сдержавшись, сердито крикнула:

— Зачем ты торчишь у окна?

Девушка вздрогнула и оглянулась. Увидев Заннубу, она пробормотала:

— Ах, это ты, тетя? Уже вернулась?

Заннуба овладела собой.

Войдя в комнату, она сняла изар, положила его на стул и спокойно спросила:

— Ну, что, кончился ваш урок?

— Мы сегодня лентяйничали, — ответила Санния, отходя от окна и садясь в кресло… — Все время болтали. А ты, тетушка, где была?

Заннуба смешалась и кратко ответила, явно уклоняясь от разговора на эту тему:

— У портнихи.

— Все время?

— Да, все время.

Говоря это, она вспомнила полчаса, о которых не упомянула, проклятые полчаса, проведенные ею на улице Селяме, когда она расхаживала взад и вперед перед кофейней. А тот дурень даже не взглянул на нее!

Мухсин стоял неподвижно, облокотившись на рояль. Он спрашивал себя: поняла ли что-нибудь девушка? Стоило ли вообще говорить о платке? Как подействовал на нее его рассказ? Зачем она вдруг подошла к окну? Что это значит? Во всем этом столько непонятного! Как разобраться во всей этой таинственности? Загадочное поведение Саннии начинало его пугать.

Вошла чернокожая служанка и доложила о приходе Мабрука. Вслед за ней появился и сам обладатель этою имени в своем праздничном кафтане. Бросив на него презрительный взгляд, Заннуба спросила:

— А ты чего сюда пожаловал?

Мабрук, который вошел в комнату очень торжественно, растерялся, кашлянул и многозначительно произнес:

— Я пришел вам сказать…

— Ну, что же ты нам скажешь? — насмешливо перебила Заннуба.

Мабрук смущенно молчал. Он жалобно посмотрел На Саннию, но не получив у нее поддержки, стал беспомощно озираться по сторонам. Заннуба следила за каждым его движением.

— Погляди, Сусу, — воскликнула она наконец. — Он не может слова вымолвить и ведет себя точно шут на свадьбе.

Мабрук выпрямился, откашлялся и, обернувшись к Заннубе, повторил:

— Я пришел вам сказать…

Но Заннуба уже потеряла терпение.

— Мы это уже слышали! — крикнула она.

Наконец бедняга набрался храбрости и пробормотал:

— Ведь ты не даешь мне договорить…

— Говори, сообщи, пожалуйста, свою важную новость, говори же, — насмехалась Заннуба.

Мабрук помолчал, поглядывая то на нее, то на Саннию, и вдруг выпалил:

— Ужин!

Заннуба разразилась таким насмешливым хохотом, что Мабрука прошиб холодный пот.

— И это все? — спросила она. — О, горе! И для этого твоя милость облачилась в выходной кафтан, разрядилась на двадцать четыре кирата? Только ради этого важного сообщения?

Саннии тоже стало смешно, но, увидев, что Мабрук совсем запутался, она побоялась еще больше его сконфузить. Желая помочь слуге и выручить его из беды, она ласково сказала:

— Клянусь Аллахом, Мабрук в своем кафтане настоящий деревенский староста.

Мабрук приблизился к девушке и, кашлянув в широкий рукав, серьезно заявил:

— Поверь, ради Аллаха, Санния-ханум, в свое время я и был деревенским старостой.

Несмотря на свою подавленность, Мухсин не выдержал и расхохотался. Заннуба подняла голову и насмешливо спросила:

— Когда же это было, о свет моего глаза?

Мабрук подмигнул ей, прося замолчать, но она продолжала, наслаждаясь своей местью:

— В свое время ты был мужиком на скотном дворе. Ложился и вставал, жил и спал вместе с осленком, теленком и буйволом. Это мы привезли тебя в город, обтесали и обучили. Мы научили тебя прилично жить и сделали человеком.

Мабрук понял, что заврался. У него был такой растерянный вид, что все снова рассмеялись. Но Санния опять сжалилась над ним.

— Нет, тетя, не говори этого, — возразила она. — Клянусь Аллахом, Мабрук очень похож на старосту из папиной деревни, но только наш староста носит очки…

Услышав это, Мабрук снова обрел самоуважение.

— Клянусь господином нашим аль-Хусейном, — заявил он, — у меня тоже, без шуток, есть очки!

Все снова рассмеялись.

— Очки! — воскликнула Заннуба. — Да благословит тебя Аллах! Что тебе с ними делать? Будь ты грамотный, мы подумали бы, что они тебе нужны для чтения газет. Ведь у тебя даже чересчур зоркие глаза! — ехидно добавила она.

Но Мабрук не обратил на Заннубу никакого внимания. Он смотрел только на Саннию.