Избранное - Тауфик аль-Хаким

— Да, безусловно, — продолжал он, — я обязательно должен посмотреть, в чем там дело! Во всяком случае… Чтобы обследовать…

Мабрук услышал его слова и, улыбаясь, подмигнул Мухсину.

— Да, конечно, си Селим обязательно должен обследовать рояль! — подтвердил он.

Но Мухсин даже не улыбнулся. Побледнев, он спросил:

— Кто тебе сказал, что рояль не в порядке?

— Санния сказала, — ответила Заннуба. — После того как ты ушел.

Мухсин помрачнел.

— Я только вчера играл на этом рояле, — сказал он. — Должно быть, она не говорила, что рояль не в порядке. Вероятно, он просто расстроен.

— Нет, эфенди, — сердито перебил его Селим, — она именно сказала: «Не в порядке!» Отвяжись!

— Не может быть! Я только вчера…

В голосе мальчика звучало отчаяние. Он весь раскраснелся. Их пререканья продолжались бы еще долго, но в комнату вошел Ханфи-эфенди, который вернулся из города с пачкой тетрадок. Положив их на стол, он осведомился:

— Что опять случилось?

Когда Мабрук сообщил ему новость, он откашлялся и, взглянув на Селима, произнес:

— Поздравляю!

— Вы что-то сказали, си Ханфи? — холодно произнес Селим.

— Нет, ничего… Только… Не понадобится ли тебе подмастерье? Это ведь рояль, а не какое-то жалкое электричество.

Селим улыбнулся, но сейчас же снова принял серьезный небрежный вид.

— Клянусь Аллахом, ты меня удивляешь! Соседи обращаются к нам с просьбой, а ты устраиваешь из этого целую историю. Ведь дело проще простого: я пойду к ним, посмотрю рояль, узнаю, что нужно сделать, и взгляну…

— Короче говоря, ты идешь обследовать, — перебил Ханфи, коварно поглядывая на него через толстые стекла очков.

— Вот именно. А дальше что?

— Ровно ничего! Прошу прощения у Аллаха!

Ханфи направился к своей кровати, разделся, надел халат и шапочку и, как всегда, растянулся на постели.

К счастью для Селима, Абды не было дома, когда Заннуба рассказала свою новость. Вернувшись из училища, он застал брата за переодеванием. Юзбаши извлек из большого шкафа свою полицейскую форму и, невзирая на возражения родных, собирался в нее нарядиться, хотя и находился в отставке. Абда осведомился, что произошло, и, узнав, в чем дело, угрюмо замолчал. Он с трудом сдерживался, на его дрожащих губах блуждала улыбка холодной ярости. Он смотрел на Селима, который, основательно нафабрив усы, тщательно причесывался и говорил Мабруку, указывая на медные звездочки на плечах мундира, потускневшие от долгого пренебрежения:

— Смотри хорошенько почисти звездочки.

А Мабрук, насмешливо улыбаясь, отвечал:

— Есть, ваше благородие юзбаши-бек!

Он сходил за тряпкой и принялся начищать звездочки, улыбаясь и подмигивая неподвижно стоявшим Абде и Мухсину. Селим натянул брюки с лампасами и нетерпеливо спросил:

— Ну, готовы звездочки?

А Мабрук невозмутимо отвечал:

— Все в порядке, юзбаши-бек, и звездочки и кузнечики[41].

Он подал Селиму мундир, помог ему одеться и предостерегающе проговорил:

— А вдруг тебя задержат в этом наряде, си Селим? Красиво будет?

— Кто это меня задержит?

— Как кто? Власти! Не шутя говорю!

Абда не выдержал и вмешался:

— Оставь его! Разве ты не знаешь, что он уволен со службы?

Селим обернулся к нему и хладнокровно сказал:

— Пожалуйста, выбирай свои выражения. Я не уволен, а только отстранен.

— А какая разница?

— Полагаю, что все знают разницу между увольнением и временным отстранением, господин инженер.

И Селим продолжал заниматься своим туалетом. Ханфи лениво приподнялся на постели и, взглянув на него удивленно, воскликнул:

— Что такое? Ты вырядился в парадную форму?

Не глядя на брата, всецело поглощенный созерцанием своего отражения в зеркале, Селим небрежно ответил:

— Конечно!

— Великолепно! — одобрительно воскликнул Ханфи. — Иди себе на здоровье, дядюшка! Хорошо, хорошо. Нас тоже когда-нибудь попросят что-нибудь исправить. Интересно только, что именно?

— Тетрадки, — быстро сказал Селим, очень довольный своей остротой. И, взяв кожаный полицейский хлыст, он щелкнул им, оповещая, что туалет закончен и можно идти.

Селим явился к соседям еще до наступления вечера, и Заннуба со служанкой провели его в гостиную. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что в комнате никого нет, подошел к роялю, поднял крышку и пробежал пальцами по клавишам. Потом он принялся одной рукой наигрывать мотив популярной песни и, обернувшись к Заннубе, спросил:

— Что же с роялем? Он в полной исправности. Почему Санния-ханум говорит, что он не в порядке? Должно быть, что-нибудь все-таки неладно. Я думаю, Саннии-ханум лучше всего явиться сюда и самой показать мне, что надо сделать.

Заннуба вышла, чтобы передать его просьбу, служанка последовала за нею. Прошло немало времени, и наконец Селим услышал приближающиеся шаги. Он приосанился, торопливо подкрутил усы, одернул мундир, пригладил волосы, повернулся к двери и вдруг увидел… Мухсина! Лицо Селима омрачилось.

— Аллах! А тебя что сюда принесло? — холодно, с досадой воскликнул он.

— Я каждый день здесь бываю, — угрюмо ответил мальчик.

Селим промолчал и, повернувшись к нему спиной, взволнованно зашагал по комнате. Мухсин почувствовал, что атмосфера накаляется, и хотел уйти, но дверь распахнулась и появилась Заннуба. Она потребовала, чтобы Селим немедленно вышел из гостиной, так как сейчас придет Санния. Открыв дверь в какой-то коридорчик, она жестом предложила ему пройти туда.

Санния подошла к двери гостиной.

— Входить мне, тетя? В комнате никого нет? — с очаровательным кокетством спросила девушка.

Услышав ее голос, Селим пришел в восторг. Он вытянул шею, и его быстрые глазки забегали, стараясь разглядеть эту прекрасную газель.

— Никого нет, ханум, пожалуйте! — сказал он как можно мягче из своего убежища.

Заннуба поспешила навстречу Саннии и подвела ее к роялю. Она попросила, чтобы девушка сама сказала Селиму-эфенди, что нужно исправить.

— Вот если бы Санния-ханум согласилась что-нибудь сыграть, мне надо знать, какой у рояля звук! — поспешно проговорил Селим.

Девушка смущенно засмеялась и, положив руку на плечо Заннубы, сказала, указывая на одну из клавиш:

— Только «до» не в порядке! Посмотри, тетя! — Она несколько раз ударила по клавише, но Селим продолжал настаивать, украдкой поглядывая на нее из-за двери:

— Это бесполезно, Санния-ханум! Ты должна сыграть какую-нибудь песню. Сыграй, например, «О счастливая звезда». Это очень красивая песня. До моего отъезда из Порт-Саида у меня была команда полицейских музыкантов, конных и пеших, и каждое утро, после развода, я приказывал ее играть. Да я и сам исполнял ее на своей гармонике даже лучше полицейских музыкантов. Куда ушло это чудесное время? Я уже давно забросил гармонику и хотел бы услышать эту песню в исполнении Саннии-ханум.

Санния улыбнулась, притворяясь смущенной, бросила быстрый взгляд на Заннубу и стоявшего рядом с ней Мухсина.

— А что скажет мама? — шепотом спросила она и, не дожидаясь ответа, села за рояль.

Стоя за дверью, Селим следил за каждым ее движением. Видя, как в такт музыке покачивается стройное тело девушки, он совсем потерял голову.

Санния заиграла песню «О счастливая звезда», то сильно ударяя по клавишам, то слегка их касаясь. Но Селим весь ушел в созерцание ее высокой груди, которая мерно вздымалась под звуки песни.

— Жизнь отдам… Жизнь отдам за эту грудь! Апельсинчик на дереве… Жизнь отдам! — неслышно бормотал он.

Санния кончила играть и встала. От смущения ее голос прозвучал еще кокетливее, чем всегда, когда она сказала:

— Ну вот, Селим-бек, теперь ты слышал, как изменился звук рояля. Не знаю, отчего это, из-за одной ноты или нужно настроить весь инструмент.

— Клянусь Аллахом, Санния-ханум, — быстро ответил Селим, — ты так прекрасно играла, что я заслушался и не обратил на это внимания. Извини, но я в жизни не слышал лучшей игры.

Санния посмотрела на Заннубу, лицо ее очаровательно зарделось, и сердце Мухсина сжалось. Очень тихо, но так, что Селим услышал, она шепнула:

— Мерси!

Заговорили о настройке рояля. Селим дал несколько советов и обещал через день-два привести опытного мастера. Он лично отвечает за доброкачественность его работы. Все, что ни прикажет Санния-ханум, он, Селим, немедленно сделает с величайшим наслаждением.

Санния скромно поблагодарила его в мягких и вежливых выражениях. Служанка принесла кофе. Селим выпил чашку и ушел, решительно заявив:

— Если захочет Аллах, я сегодня же пошлю кого-нибудь из солдат или свободных унтер-офицеров узнать, где хорошая мастерская.