Немой свидетель - Агата Кристи

– Боюсь, что не смогу. Мы мало общаемся. По-моему, его нет в Англии.

– Понятно.

Пуаро молчал. Прошла минута, потом вторая.

– И это все, что вы хотели узнать?

– Нет, у меня есть и другие вопросы. Первый – вы удовлетворены тем, как ваша тетушка распорядилась своим состоянием? И второй – как давно вы помолвлены с доктором Доналдсоном?

– Смотрите-ка, как вы расстарались!

– Eh bien?

– Eh bien, раз уж мы такие иностранцы, то отвечу вам сразу на оба вопроса: вас все это абсолютно не касается. Ça ne vous regard pas, мосье Эркюль Пуаро.

Пуаро какое-то время внимательно ее разглядывал. Потом, ничем не проявляя своего разочарования, встал.

– Ладно, пусть будет так. Я готов был это услышать. Позвольте мне, мадемуазель, отдать должное вашему прекрасному французскому произношению. И пожелать вам доброго утра. Пойдемте, Гастингс.

Мы уже дошли до двери, когда раздался ее голос. И опять я почему-то подумал о занесенном над головой кнуте. Она не двинулась с места, но, словно щелчок кнута, нам вслед прозвучало:

– Вернитесь!

Пуаро медленно подчинился. Он сел и с любопытством уставился на нее.

– Хватит валять дурака! – сказала она. – Вполне возможно, что вы можете оказаться мне полезным, мосье Эркюль Пуаро!

– С удовольствием, мадемуазель. И чем же?

Между двумя затяжками сигареты она тихо и ровно спросила:

– Научите меня, как опротестовать это завещание.

– По-моему, любой адвокат…

– Да, если бы я знала нужного мне адвоката. Но все адвокаты, с которыми я знакома, – люди респектабельные. Они мне скажут, что завещание составлено по закону и что любая попытка его опротестовать не увенчается успехом.

– А вы им не верите?

– Я верю, что всегда можно найти обходной маневр, если быть неразборчивой в средствах и хорошо заплатить. Я готова платить.

– И вы заранее уверены, что я готов быть неразборчивым в средствах, если мне заплатят?

– По-моему, так поступает большинство. Не понимаю, почему вы должны быть исключением. Впрочем, все поначалу любят потолковать о своей честности и незыблемых моральных устоях.

– Вы верно подметили. Это как часть игры, да? Итак, предположим, я соглашусь быть неразборчивым в средствах. Что я, по-вашему, должен делать?

– Не знаю. Но вы человек умный. Это известно всем. Вот и придумайте что-нибудь.

– Например?

Тереза Аранделл пожала плечами.

– Это ваше дело. Украдите завещание, заменив его поддельным… Проберитесь к этой Лоусон и запугайте ее, докажите ей, что она силой заставила тетю Эмили написать завещание на ее имя. Предъявите еще одно завещание, написанное тетей Эмили на смертном одре.

– У меня перехватывает дыхание, мадемуазель, от вашей изобретательности.

– Так да или нет? Я была с вами достаточно откровенна. Если это отказ праведника, то вот вам дверь и вот порог.

– Это не отказ праведника, – начал Пуаро, – но тем не менее…

Тереза Аранделл засмеялась. Она посмотрела на меня.

– Ваш друг, – заметила она, – просто потрясен. Может, ему лучше пойти прогуляться?

Пуаро обратился ко мне с легким раздражением:

– Пожалуйста, не давайте воли вашей благородной натуре, Гастингс. Прошу извинения за моего друга, мадемуазель. Он, как вы заметили, человек честный. Но и преданный. Он полностью лоялен по отношению ко мне. Во всяком случае, позвольте мне подчеркнуть тот факт, что все, – он посмотрел на меня твердым взглядом, – что бы мы ни собирались предпринять, будет совершенно законным.

Она чуть приподняла брови.

– Закон, – объяснил Пуаро, – допускает обширное толкование.

– Понятно. – Она мельком улыбнулась. – Ладно, значит, мы поняли друг друга. Хотите обсудить то, что вам причитается, вернее, будет причитаться?

– О чем разговор? Кругленькая, но в разумных пределах сумма – на большее я не претендую.

– Договорились, – бросила Тереза.

Пуаро подался вперед.

– А теперь послушайте, мадемуазель. Обычно – в девяноста девяти случаях из ста, скажем так, я на стороне закона. Но сотый случай может быть иным. Во-первых, это обычно бывает гораздо более выгодно… Но действовать надо осмотрительно, вы понимаете? Моя репутация не должна пострадать. Мне следует быть осторожным.

Тереза Аранделл кивнула.

– И я должен знать все факты. Я должен знать правду. Согласитесь, когда знаешь правду, понимаешь, где уместнее соврать!

– Да, это ваше требование вполне разумно.

– Значит, мы поняли друг друга. Каким числом датировано это завещание?

– Двадцать первым апреля.

– А предыдущее?

– Тетушка Эмили составила его пять лет назад.

– И согласно ему…

– После небольших сумм, оставленных Элен и предыдущей кухарке, все имущество делится между детьми ее брата Томаса и дочерью ее сестры Арабеллы.

– Деньги доверяются попечителю?

– Нет, они передаются непосредственно нам.

– А теперь будьте начеку. Вам были известны условия завещания?

– О да. Мы с Чарлзом и Беллой всё знали. Тетя Эмили не делала из этого секрета. В самом деле. Если кто-либо из нас просил у нее взаймы, она обычно говорила: «Когда меня не станет, все деньги отойдут вам. Так что наберитесь терпения».

– Она бы отказалась дать взаймы, если бы кто-то из вас заболел или возникла другая серьезная необходимость?

– Думаю, что нет, – задумчиво ответила Тереза.

– Но она считала, что у вас всех есть на что жить?

– Да, так она считала. – В ее голосе звучала горечь.

– А вы? Придерживались другого мнения?

Помолчав минуту-другую, Тереза сказала:

– Мой отец оставил каждому из нас по тридцать тысяч фунтов. Проценты от этой суммы, если ее удачно вложить, составляют тысячу двести в год. Разумеется, приходилось платить кое-какие налоги, но оставалась вполне приличная сумма, на которую можно неплохо жить. Но я, – голос ее изменился, стройная фигурка еще более выпрямилась, голова гордо вскинулась, вся та скрытая энергия, которую я чувствовал в ней, вмиг обнаружилась, – но я хочу иметь в этой жизни нечто большее. Я хочу все лучшее! Лучшую еду, лучшие туалеты, и не просто модные, а такие, которые позволят иметь мне свой стиль. Я хочу наслаждаться жизнью – ездить на Средиземное море и лежать под горячим летним солнцем, сидеть за столом в игорном доме, имея при себе большую пачку банкнот, и устраивать приемы – абсурдные, экстравагантные приемы, – я хочу все, что существует в этом проклятом мире, и не когда-нибудь, а сейчас.

От ее равнодушия не осталось и следа. Страсть и азарт звучали в ее голосе.

Пуаро внимательно следил за ней.

– И вы позволили себе все это?

– Да, Эркюль, позволила.

– И сколько же из этих тридцати тысяч осталось?

Она внезапно расхохоталась.

– Двести двадцать один фунт четырнадцать шиллингов и семь пенсов. Таков итог. Так что вам придется подождать оплаты до успешного исхода нашего предприятия. А не будет успешного исхода – не будет и чека.

– В таком случае, – по-деловому произнес Пуаро, – придется похлопотать.

– Вы великий человек, маленький Эркюль Пуаро. Я рада, что мы заодно.

– Есть несколько вопросов, которые мне необходимо прояснить, – по-деловому продолжал Пуаро. – Вы принимаете наркотики?

– Нет, никогда.

– Пьете?

– Порядочно, но не из пристрастия к алкоголю. Пьют мои приятели, и я пью вместе с ними, но могу бросить хоть завтра.

– Очень хорошо.

Она засмеялась.

– Я не проболтаюсь, даже если выпью.

– Романы? – продолжал Пуаро.

– Множество, но в прошлом.

– А сейчас?

– Только Рекс.

– Это доктор Доналдсон?

– Да.

– По-моему, он совершенно далек от той жизни, к которой так стремитесь вы.

– Верно.

– И тем не менее вы его любите. Почему?

– Кто знает? Почему Джульетта влюбилась в Ромео?[42]

– Прежде всего, при всем уважении к Шекспиру, потому, что он оказался первым мужчиной в ее жизни.

– Рекс не был первым моим мужчиной, – медленно произнесла Тереза, – далеко не первым. – И почти неслышно добавила: – Но мне кажется, ему суждено стать последним.

– И он беден, мадемуазель.

Она кивнула.

– Ему тоже нужны деньги?

– Отчаянно. Но совсем для другого. Ему не нужна роскошь, красота, развлечения. Он готов носить один и тот же костюм чуть не до дыр, готов ежедневно есть на обед холодные котлеты и мыться в потрескавшейся жестяной ванне. Будь у него деньги, он до последнего пенса истратил бы их на оборудование лаборатории. Он честолюбив. Работа ему дороже всего на свете, даже дороже меня.

– Он знал, что вы должны получить деньги после кончины мисс Аранделл?

– Я говорила ему. После нашей помолвки. Но он женится на мне не из-за денег, если вы к этому клоните.

– Вы до сих пор помолвлены?

– Конечно.

Пуаро помолчал. Его молчание ее обеспокоило.

– Конечно, – резко повторила она. А потом спросила: – Вы его видели?

– Я видел его вчера – в Маркет-Бейсинге.

– Зачем? Что вы ему сказали?

– Я ничего не сказал. Я только спросил у него адрес вашего брата.